Глава двадцать четвертая
О двенадцати вечно молодых старцах
На свете есть два Триполи.
Впервые мы в этом убедились на собственном опыте несколько лет назад, когда, сидя в северо-африканском Триполи, ждали вестей с родины. Через три недели мы получили письмо, на конверте которого чьей-то рукой было резко перечеркнуто написанное под словом «ТРИПОЛИ» название страны — Ливан, и вместо него поставлено «ЛИВИЯ».
Кроме того, что берега обоих Триполи омывают воды одного и того же Средиземного моря, их роднит и сходство родословных, в основе которых по три города.
Триполи в Северной Африке обязано своим именем созвездию трех прославленных римских городов, которые назывались Лептис Магна, Оэя и Сабрата.
С ливанским Триполи дело обстоит несколько сложнее, В этой маленькой стране на восточном побережье Средиземного моря есть много людей, которые убеждены, что народ тем больше достоин уважения, чем старее его родословное древо. Сторонники этой «исторической» школы утверждают, что древние финикийцы основали на месте нынешнего Триполи некий арбитражный город, где решали торговые и прочие споры три финикийских города — Тир, Арвад и Сидон. И что, следовательно, Триполи — город древний и славный, ибо он основан финикийцами.
Но есть в Ливане и реалисты, считающие, что народу не помогут и пять тысяч лет культуры, если он забыл о ней и до сих пор не умеет как следует читать и писать. И вообще, что Финикия угасла, когда Египет поделился ею с Ассирией, и что был город Траболос, который французские крестоносцы стали называть Трипль, что значит «тройной», возникший много времени спустя после Александра Македонского.
Впрочем, как бы там ни было, три города здесь есть, хотя финикийского в них нет ничего. Турецкое наследие в Триполи стареет и дряхлеет, арабская современность под напором западноевропейского вкуса и безвкусицы отодвигается на базары и в самые глухие уголки города. Хромированные пасти роскошных американских автомобилей сожрали на главных улицах все, что ранее напоминало Восток, а то, что осталось, подмели плавниками задних крыльев. Теперь на центральных магистралях Триполи наполовину Европа, наполовину Америка — западная смесь, в которую вкраплены арабские надписи на рекламах, арабское неоновое письмо на фасадах и арабские правила уличного движения, в которых царит принцип — «Кто тяжеловеснее, тот первый».
Был конец октября…
Мы приехали в Триполи, когда финиковые пальмы напоминали девушек у парикмахера: с волосами, уложенными в сетку, они терпеливо ждут, когда у них высохнет прическа, отливающая медью.
Был конец октября, и приморский ветерок играл пальмовыми ветвями, под которыми сверкали огромные, медного цвета гроздья плодов, отяжелевших от времени, влаги и солнца. Чтобы с них не упал ни один финик, зреющие гроздья опутали рыболовными сетями, концы которых привязали к ветвям. А вскоре по улицам стали ходить люди с тележками на двух колесах; они звонили в колокольчики, предлагая прохожим купить свежие финики. Это несколько терпкие на вкус оранжево-красные, словно лакированные плоды. Такими их никогда не видит глаз европейца-потребителя…
По самой середине город разрезан глубокой бороздой, которую здесь проложила речка Нахр-Абу-Али. На крутом стометровом склоне по правому ее берегу разбросаны один над другим белые домики. Из замка на противоположном склоне их плоские крыши выглядят как ступени гигантской разрушенной лестницы, ведущей на самый гребень склона, в квартал Коббе.
Между левым берегом Абу-Али и зеленой зоной, за которой прячется Эль-Мина, лежит большая часть Триполи — Абу-Самра, этакая пестрая мешанина, где собрано всего понемножку. Современный парк с фонтаном и старое арабское кладбище. Большая мечеть, построенная крестоносцами, как храм Девы Марии, восемьсот лет назад, и новая христианская церковь — вся из белого камня, особняки в стиле модерн и глинобитные лачуги, очаровательные турецкие балконы и геометрически правильные бетонные террасы, старомодные фиакры и восьмицилиндровые красавцы обтекаемой формы, роскошные витрины из хрома и стекла и лавчонки, набитые овощами, фруктами, бараниной, коврами, чеканными подносами, пряностями, чаем и сладостями, ароматом и смрадом, — настоящий арабский базар. На одной улочке звенят жестянщики, из другой тянет запахом мыла и воска, из третьей валят клубы синего дыма. От развешанных туш — овечьих, бараньих и верблюжьих — мясники отрезают куски мяса и бросают их прямо на решетки, под которыми стоят железные ящички с раскаленным древесным углем. Здесь всюду страшная толчея, тучи мух и тучи дыма. Люди толпятся у лавок или просто ротозейничают, жуют и ругаются, сидят на корточках и ходят, задевая других ношами, ящиками. Сквозь людскую толпу с трудом прокладывают себе путь ослы.
Со своими фотоаппаратами мы чувствуем себя здесь ужасно неловко. Людям на базаре слишком хорошо известно, что тут много рвани, много грязи, мух и нищеты. Тревожно и недружелюбно поглядывают они на давно закрытые аппараты, как бы спрашивая нас с немым упреком: «И это ты хочешь выдать за Ливан?»
Нет, мы совсем не хотим этого, потому что это не Ливан. Это лишь старый уголок Триполи, место, битком набитое бедняками из города и пустыни. Кочевник никогда не войдет в сверкающие магазины на Бульваре Триполи и на Плас дю Таль, да его, пожалуй, туда и не пустят. Что ему там покупать? Туфельки на каблучках-гвоздиках? Галстук? Холодильник? Телевизор? А что ему делать с этими вещами в пустыне, даже если бы он и мог их приобрести? Кочевник разобьет палатку неподалеку от города, продаст сыр или верблюжью шерсть, купит самое необходимое, а то и подарок жене — и прощай, Триполи.
Базар — это особый мир. В последнее время он разросся в Триполи до предместья Таббане. Здесь расположились табором сирийские кочевники с огромными стадами коз.
В Сирии запретили разводить коз — для того, мол, чтобы сохранить молодые насаждения. Миллион двести тысяч коз кормил в Сирии двести тысяч человек. Правда, кое-где козы пообглодали молодые деревца. Одним росчерком пера с козами было покончено. Но как быть с людьми, которые благодаря им жили?
По горным тропам массовой контрабандой сирийцы переправляют стада коз в Ливан и в триполийском предместье Тепени распродают их за полцены. Что будет дальше, этого пока никто не знает.
Вавилон и «Метро-Голдвин-Майер»
Мы пришли к единому мнению, что самыми нудными в школе были те уроки истории, на которых проходили крестовые походы. Одно слово — сплошная отрава. Это был не поддающийся запоминанию перечень королей, князей, герцогов и императоров самых различных национальностей, которых время от времени охватывала страсть к путешествиям, и они отправлялись во главе своих войск в теплые страны, где цвели лимоны и росли пальмы и где жили злые магометане. Ну как тут упомнить, кто, когда, с кем, куда отправился, в какой битве участвовал, какой город основал, где погиб от чумы или же где утонул? В то время из-за всей этой хронологической каши нам было неведомо, что в эти походы отправлялось не только благочестивое духовенство, жаждавшее освободить гроб господень в Иерусалиме от неверующих, и что это были не только постоянные попытки укрепить власть папы и объединить западную часть Римской империи с впавшей в ересь восточной частью, но что в походах участвовали также и крестьяне, стремившиеся освободиться из-под ига феодалов и социального гнета; что среди участников походов были также и торговцы, старавшиеся захватить рынки и прибрать к рукам средиземноморские порты; что в войсках были и те, кто приходил основывать в захваченных странах мануфактуры, чтобы на религиозных чувствах зарабатывать солидные деньги.
