Вавилон и «Метро-Голдвин-Майер»
Мы пришли к единому мнению, что самыми нудными в школе были те уроки истории, на которых проходили крестовые походы. Одно слово — сплошная отрава. Это был не поддающийся запоминанию перечень королей, князей, герцогов и императоров самых различных национальностей, которых время от времени охватывала страсть к путешествиям, и они отправлялись во главе своих войск в теплые страны, где цвели лимоны и росли пальмы и где жили злые магометане. Ну как тут упомнить, кто, когда, с кем, куда отправился, в какой битве участвовал, какой город основал, где погиб от чумы или же где утонул? В то время из-за всей этой хронологической каши нам было неведомо, что в эти походы отправлялось не только благочестивое духовенство, жаждавшее освободить гроб господень в Иерусалиме от неверующих, и что это были не только постоянные попытки укрепить власть папы и объединить западную часть Римской империи с впавшей в ересь восточной частью, но что в походах участвовали также и крестьяне, стремившиеся освободиться из-под ига феодалов и социального гнета; что среди участников походов были также и торговцы, старавшиеся захватить рынки и прибрать к рукам средиземноморские порты; что в войсках были и те, кто приходил основывать в захваченных странах мануфактуры, чтобы на религиозных чувствах зарабатывать солидные деньги.
Вскоре после того, как герцог тулонский Раймон де Сан Жиль во имя господне захватил Триполи, в городе появилось четыре тысячи шелкоткацких станков. Можно сказать, что нынешние английские шерстяные ткани берут свое начало от триполийских тканей той поры, когда арабы стали их делать из верблюжьей шерсти.
Воздвигнутый крестоносцами замок, благодаря которому они продержались тут ровно сто восемьдесят лет, — сооружение весьма основательное. В Европе найдется немного замков, сохранившихся так, как этот, воздвигнутый в честь святого Ильи. Тут есть вместительные гладоморни. Окованные железом кедровые ворота усажены огромными гвоздями. Ворота заинтересовали нас больше всего. Простояв бог знает сколько лет, они, пожалуй, еще и сегодня оказались бы твердым орешком для пулеметной роты.
Говорят, что из Цитадели к самому берегу Средиземного моря вел подземный ход длиной без малого три километра. Он заканчивался в другой крепости — в Замке львов. В этом нас убеждал и Афиф Руади, юноша в красном свитере, выехавший потренироваться на гоночном велосипеде на шоссе, связывающее Триполи с портом Эль-Мина. Он присоединился к нам из любопытства, когда мы стали расспрашивать, как нам забраться на крышу Замка львов. Оттуда открывался прекрасный вид на город, домики которого, словно куски сахара, были разбросаны по склонам гор; на гребни Ливанского хребта, как раз сегодня утром покрывшиеся первым снегом; на гору Тербул, прилепившуюся в левой части панорамы Триполи, и, наконец, на бескрайние лимонные и апельсиновые рощи, сплошным кольцом окружающие город.
— Может быть, вы устали и проголодались? — неожиданно спросил нас юноша, после того как помог нам втащить по крутой лестнице замка футляр с кинокамерой и оседлал свой гоночный велосипед. — Пойдемте к нам ужинать, у моего брата в Эль-Мине свой ресторан, он приготовит для вас такую жареную рыбу, какой вы еще в Ливане не ели.
Трактирчик был истинно арабский, хотя сам Афиф Руади, и его брат, и вся многочисленная родня их были ортодоксальными сторонниками греческого вероисповедания и аллаха-то как раз и не любили. Покуривая кальян и попивая кофе, за столиками сидели бородатые арабы, люди, у которых на базаре могут засверкать глаза и сжаться кулаки при виде иностранца с фотоаппаратом. Если ты охотишься за сенсационными снимками, где будут запечатлены наши болячки, лучше уноси ноги, пока мы не разбили аппарат, а заодно и твой нос! Ты пришел посидеть с нами как с равными, попробовать нашу пищу? Ахлан ва сахлан! Приветствуем тебя, ты наш!
Афиф подвел нас к холодильному шкафу, открыл дверцы и похвастался утренним уловом. Потом потащил нас на кухню, чтобы мы своими глазами поглядели, как на трех обыкновенных примусах готовят рыбу, лучше которой нет во всем Ливане.
Художественное оформление трактира было фантастичным. Над нами висела древняя гравюра, изготовленная, по-видимому, в начале прошлого века в Нью-Йорке. На ней была изображена миловидная девица, перед которой склонились бородачи в тюрбанах. Из франко-испанского текста явствовало, что это еврейская принцесса Эсфирь, запечатленная в тот момент, когда она решила выйти замуж за персидского царя Ксеркса, чтобы спасти своих единоверцев от гибели. Через стол напротив находилась другая Эсфирь, Эсфирь Вильямс, если так можно сказать, которая, сидя верхом на доске для прыжков в воду, свешивала свои очаровательные ножки прямо клиентам в тарелки. Не менее очаровательные ноги были у Элизабет Тэйлор и у Ив Гарднер, таких же представительниц империи «Метро-Голдвин-Майер», как и Эсфирь Вильямс. Рядом висело несколько дешевых картинок, изображавших баварские замки и бирманские пагоды.
Что же касается жареной рыбы, то братья Руади тут не преувеличивали. Увидев, с каким аппетитом мы ее поглощаем, брат-велосипедист помчался на кухню, чтобы заказать для нас по второй порции.
Наконец он принес и поставил на стол рюмки с ароматнейшим кофе и гордо сообщил, что это настоящий арабский кофе.
Кофе с зернышком кардамона, семенем с привкусом имбиря, который арабы называют hèl или же hal, мы пробовали впервые. Говорят, что такой кофе пьют во всех арабских странах.
Прощай, Триполи!
Триполи — город настолько яркий и своеобразный, что было бы грешно не воспользоваться кинокамерой. Решив так, мы тем самым выбрали себе твердый орешек! Снимать арабов за их повседневными занятиями отнюдь не мед. Они страдают, особенно в городах, с одной стороны, манией величия, с другой — чувством неполноценности, комплексом, на первый взгляд непостижимым. Это наследие колониального и полуколониального прошлого. Они стыдятся унижения и нищеты, в которых неповинны. И в то же время в них чаще проявляется комплекс силы, подогреваемый речами ведущих государственных деятелей.
— Вы говорите, что киносъемки будут для вас твердым орешком? Это будет пустая трата времени, вот увидите!
— Вы их зря не пугайте, тут ведь люди тоже разумные, они поймут, что вы приехали не смеяться над их нищетой, а хотите им добра.
— Я их знаю, стоит только вытащить аппарат — и ничего хорошего из этого не выйдет!
— Я еще раз повторяю, все зависит от того, кто и как будет снимать.
Даже коренные жители, с которыми мы познакомились еще в Бейруте, не могли прийти к единому мнению на сей счет. Арабский свет, мол, бурлит. Вы послушайте радио…
