— Что с моим дядей?
Санитары не обратили на нее внимания, но другой полицейский офицер спросил:
— Вы родственница? — Да!
— Там в парикмахерской мастер, некто Антони Кавальери. Вы знаете его?
— Конечно, знаю, это Тони! Он работает у моего дяди!
— Если вы родственница, можете пройти и расспросить его. Ева побежала обратно к двери, но полицейский снова загородил ей дорогу.
— Келли! — крикнули ему от машины. — Пропусти ее, это родственница! Пусть она поговорит с тем, с мастером.
Тони сидел на одном из парикмахерских кресел, опустив голову и сильно сжав ладони.
— Тони, в чем дело? — закричала Ева.
Тони поднял голову и посмотрел на нее невидящими глазами.
— Нет его больше… Ах, Ева, деточка… — Нет!
У Евы перехватило дыхание.
— Тони, я не могу поверить, расскажи мне, что случилось, Тони, умоляю, расскажи мне, что случилось, я же ничего не понимаю, Тони!
— Он как раз брил клиента. Упал. Вдруг взял и упал. Деточка, я не знаю, как вышло, только он головой ударился о стальную ручку соседнего кресла.
— Тони, почему же они ничего не сделали?
— Они сказали, что он был мертв, прежде чем упал на кресло! Плечи старика затряслись.
— Как мертв? Тони, я не понимаю, как — мертв? Как он может быть мертвым? Как дядя Наппи мог умереть?
По щекам Евы лились слезы.
— Я все вымыл… Столько было крови… Голова раскололась…
— Как же, ты же сказал, он был мертв, прежде чем упал.
— Я говорил, я ему сто раз говорил, надо пойти и показаться доктору, я говорил, а он все не шел, он все время откладывал и откладывал.
— Он болел?
— Было какое-то внутреннее кровоизлияние, а он все не шел и не шел к доктору.
Тони зажмурился, будто стараясь прогнать дурное воспоминание.
— Я ничего не знаю. Я думаю, он умер от сердца. Взял и упал.
— Дядя Наппи!
Ева, слепая от слез, выскочила на улицу и подбежала к обочине. Дверцы машины были уже закрыты, мотор включен.
— Примите соболезнования, мисс, — сказал полицейский. Еву колотило от рыданий. Ей нужен был дядя Наппи — сию минуту, рядом, приветствующий ее своим добродушным смехом! Ева хотела снова услышать, как он напевает итальянские песенки, когда стрижет и бреет клиентов, хотела увидеть обращенную к ней улыбку, хотела услышать его слова: «Деточка, все будет прекрасно!» — хотела узнать, что она прощена… Если бы можно было сказать дяде Наппи, что она совершенно не собиралась игнорировать его все эти долгие месяцы, что она совершенно не желала, чтобы он думал, будто она его стыдится. Ну, как теперь быть — как сказать, что Ева всегда любила его и будет всегда любить его, будет гордиться им, своим дядей. Взять бы его старую руку в свои и наполнить его опять молодой жизнью — поздно!
Слишком поздно.
Машина отъехала от обочины.
Глава X
Рекс улучил минутку среди рабочего дня, чтобы позвонить своему очередному возлюбленному Рэлу Талледею и условиться с ним о тайной любовной встрече. Очень тайной, по-настоящему тайной — не дай Бог, пронюхает о ней Харви Уиллингхэм Бабкок. С Харви Рексу предстояло встретиться за обедом, по сути дела, встретиться впервые, поскольку Мартита только прошлым вечером познакомила их.
Лихая девка, эта Мартита! Действительно, делает дела. Рексу всегда бывало трудновато расставаться с деньгами, но тут он снял со счета пять тысяч и передал ей. Ее план инвестиций так тщательно разработан, что можно не бояться прокола. Рекс верил, что когда акции поступят в свободную продажу, они будут стоить намного дороже, чем он заплатил за них, так что ему останется изрядный навар. Только с помощью Мартиты сумел он приобрести эти акции заранее.
Однако Мартита не оставляла его в покое, она хотела вложить не паршивые пять тысяч, а гораздо больше.
— Когда ты оставишь эту работу, тебе потребуется много денег, мой сладкий, — говорила она. — Конечно, я совсем не хочу, чтобы ты выложил последнее, но можно же попробовать раздобыть деньги! Вопрос в том, где их взять, но у меня есть идея.
Идею звали Харви Уиллингхэм Бабкок. Текстильный промышленник, миллионер за восемьдесят, всю свою жизнь присяжный гомосексуалист, сейчас практически был уже одной ногой в могиле. В Рекса он втрескался с первого взгляда — как Мартита и предсказывала.
— Мой сладкий, ты его типаж, ты именно то, что ему нужно, я знаю, что говорю!
Мартита — просто гений, все сразу же пошло на лад, поскольку, когда Харви прошлым вечером договаривался пообедать с Рексом, он сам сказал, что готов помочь Рексу вложить деньги.
— Ты, главное, не торопись, — еще раз предостерегла Мартита Рекса утром, — тут дело может пахнуть миллионом долларов.
— Не беспокойся, я все понимаю. Но ты уверена, что я нравлюсь ему?
— Он втюрился в тебя, Рекс! Ты можешь действовать наверняка. Пусть для начала выпишет чек на пять тысяч. Вот увидишь, он сегодня же даст деньги. Он хочет тебя, Рекс!
Кристина Сюзанна Гаупт причинила своей матери неимоверные боли, когда появлялась на свет. Она должна была родиться семимесячной в результате форсированных родов, чтобы последние два месяца беременности не испортили живот Долорес. Она не собиралась рисковать фигурой или заполучить уродливые шрамы на животе!
В последнее время Долорес с ума сходила из-за вен, проступивших на груди, и ей делали два гормональных укола в неделю, чтобы избавить от уродства.
«Слава Богу, — думала она после родов, — наконец-то все это позади. Ну, чтоб я еще раз влипла в такое — никогда!» Долорес дала себе клятву. Того не стоит. При первой же возможности она перевяжет себе трубы.
Что касается младенца, то Долорес не могла понять, каким образом она, красавица, породила на свет такого уродца! Однако, подрастая, Тина явно делалась все привлекательней, и Долорес признала ее за дочь. Новизна игры в дочки-матери скоро испарилась. Еще слава Богу, что у Тины сразу появилась няня — представить себе только, что Долорес меняет пеленки, купает, подогревает бутылочки и целыми днями сюсюкает над ребенком! Няня высвободила время, чтобы Долорес могла заняться своей фигурой в атлетическом зале Куновского, привести в порядок лицо в клинике Бенне: после беременности кожа вела себя не так, как раньше. Ну и пора было подумать о возобновлении работы.
— Клаудиа, привет!
Чарлин говорила по телефону, когда в ее кабинетик вошла Долорес.
Чарлин возбужденно замахала, показывая, что сию минуту освободится, и продолжила разговор:
— Семь тридцать в МПО, захвати с собой три-четыре коктейльных туалета, три-четыре шерстяных костюма в мягких тонах… Что? Хорошо, я ее пришлю. Ну, всего, кисуля!
