По своему строю кинетическая речь — аморфно-синтетическая: части речи недостаточно отдифференцированы, формы словоизменения и словообразования отсутствуют. Решающее значение имеют контекст, конкретная ситуация разговора.
<…> Анализ кинетической речи приводит к понятиям: а) кинесинтагмы (кинетическое предложение); б) кинелексемы (кинемическое слово) и в) кинемы (простейший элемент кинетической речи), а также и к необходимости выработать систему графической записи (кинеграфемы), приложимой к любой форме кинетического языка. Учение о кинесинтагме составляет синтограмматику; учение о кинелексеме входит в лексикологию, учение о кинеме составляет кинетику (антропокинетику)» (Там же, с. 108–109). Еще раз отметим, что лингвистическая модель Бёрдвистла и антропокинетика во многом сходны, например названия исходных элементов алфавита движений «кин» и «кинема». Вместе с тем Соболевский распространяет свою схему на искусственно созданную кинетическую речь, в которой человек жестом заменяет слово, в то время как Бёрдвистл следует положению об исходно лингвистическом характере семиотической системы языка тела.
В русле интеракционистского подхода к коммуникации весьма популярны модель «социальных навыков» М. Аргайла и Л. Кендона (Argyle, Kendon, 1967) и модель «программ» А. Шефлена (Scheflen, 1968). В модели «социальных навыков» Аргайла коммуникация рассматривается как иерархическая последовательность возникших в процессе научения «шагов». По Шефлену, «программы» разного уровня сложности интернализуются участниками коммуникации и дают возможность организовать поведенческий материал в осмысленные интеракции.
Теория коммуникативной относительности, по существу, объявляет коммуникацию основным пространством жизни людей и опирается на общую теорию систем (Birdwhistell, 1952). Эта концепция находится пока на начальной стадии разработки.
При рассмотрении вопроса о связи различных концепций коммуникации с прикладными исследованиями «языка тела» складывается впечатление, что в этих исследованиях, например в популярных руководствах но невербальной коммуникации Дж. Фаста «Язык тела» (Fast, 1978) и Г. Вейнрайта «Язык тела» (Wainwright, 1987), при описании невербальных знаковых систем преобладает феноменографический подход. Так, при изложении классификаций жестов (а жест — наиболее выразительное средство невербальной коммуникации, используемое в общении более широко, чем контакт глазами, выражение лица, поза и движение головы) как рядоположные даются описания функций жестов М. Аргайла и П. Экмана. По Аргайлу, могут быть выделены пять функций жестов: иллюстрированные и другие связанные с речью знаки; ковенциальные жесты; движения, выражающие эмоции; движения, выражающие личность; жесты, используемые в различных ритуалах (Argyle, Kendon, 1967). П. Экман и В. Фрисен в свою очередь также предложили выделить пять, групп жестов, но по иным основаниям; «жесты-иллюстраторы», т. е. движения, поясняющие речь; «жесты-регуляторы», т. е. движения, сигнализирующие об изменениях активности субъекта в процессе коммуникации; «жесты-адапторы» различные движения вроде потирания рук, почесывания затылка, отражающие эмоциональные состояния субъекта в ситуации общения; жесты, непосредственно выражающие аффект (Еkтап, Friesen, 1975).
Классификация жестов Аргайла, как и классификация Экмана и Фрисена, не имеет прямой связи с концепциями коммуникации, развиваемыми этими исследователями. В некоторых случаях при характеристике тех или иных проявлений невербальной коммуникации усматривается слабое влияние психоаналитических концепций, особенно при интерпретации языка и репертуара поз, по-разному выражающих характер личности.
Различные позы и их вариации, будь то позы «стоя», «сидя» или «лежа», как и жесты, во многом зависят от культурного контекста. В позах человека проступают психогенные травмы и аффективные комплексы, отражающие перенесенные в прошлом жизненные кризисы. Например, человек, оправившийся после тяжелой депрессии, несет ее след в своей позе, продолжая сутулиться или вяло двигаться. Поза может выступить знаком уверенной или, напротив, настороженной установки личности в общении между людьми. Следует сказать, что в представлениях о «языке тела» мы сталкиваемся лишь с отголосками идей психоанализа или упомянутых выше теорий коммуникации. Несколько иным по сравнению с кинесикой является созданное антропологом Э. Холлом и развиваемое Р. Соммером направление, называемое «пространственной психологией», или «проксемикой» (термин Холла). В своих исследованиях Холл подверг доскональному анализу закономерности пространственной организации общения, влияние расстояния между людьми, их ориентации в пространстве на характер межличностных отношений. Если для кинесики исходным стало исследование Бёрдвистла «Введение в кинесику» (Birdwhistell, 1952), то отправной точкой появления проксемики считаются труды Холла «Молчаливый язык» (Hall, 1959) и «Скрытое измерение» (Hall, 1966), а также исследование Соммера «Личностное пространство» (Sommer, 1969).
Проксемика, как и кинесика, в своих истоках восходит к сравнительным исследованиям поведения животных и человека, прежде всего к фундаментальному груду Дарвина «Выражение эмоций у животных и человека» (Дарвин, 1953). Однако если для мимики, поз и жестов зоной поиска аналогий стали именно телесные выражения эмоций животных (см. об этом, например, Изард, 1980), то проксемика опиралась на этологические исследования территориального поведения животных (Hind, 1982). По мнению Р. Хайнда, в 1950 годах цикл работ по невербальной коммуникации был возрожден социальными психологами независимо от этологов. Этот факт важно выделить, так как потеря связи исследований невербальной коммуникации с психологией эмоций, разведение кинесики, проксемики и психологии эмоций по разным ведомствам привело в итоге к изоляции исследований невербальной коммуникации от историко-эволюционного подхода, которому они обязаны своим рождением в поведенческих и социальных науках.
Последствия игнорирования принципа развития и лингвоцентризм при изучении невербальных семиотических систем проявились в смешении филогенетических, социогенетических и онтогенетических аспектов невербальной коммуникации, а также в том, что вопрос о генетических корнях вербальной и невербальной коммуникаций практически замалчивается в современной психологии. Более того, если «язык тела» строится по образу и подобию языка речи, то вопрос об их генезисе и перекрестах в истории природы, общества и человеческой личности в принципе не может быть поставлен. Выготский в 1934 г. писал: чтобы понять соотношение мышления и речи, необходимо не отождествлять их друг с другом в стиле Дж. Уотсона, а выделить их отличия и проследить траектории развития. Аналогичная задача встает и при изучении генетических и функциональных связей разных лингвистических и нелингвистических семиотических систем. Если эта задача будет оставлена без внимания, то исследования невербальной коммуникации могут пойти по пути поверхностных аналогий. Так, например, некоторые последователи К. Лоренца отстаивают положение: такие экспрессивные движения, как улыбка и плач, сходны во всех человеческих культурах и не зависят от культурных различий между людьми (см. об этом Hind, 1982).
Следующий шаг на этом пути — утверждение филогенетической древности и тем самым сходной природной детерминации мимической экспрессии у приматов и человека (Изард, 1980). В другую крайность впадает Бёрдвистл, утверждающий, что анализ поведения животных ничего не может внести в понимание человеческого общения. «Прогресс в этой запутанной области связан с кросскультурными исследованиями Экмана и Фриссена (см., например, Ekman, Friesen, 1975), которые тщательно классифицировали различные типы невербальных знаков и описали степень, в которой каждый из этих знаков является панкультурным, а также природу культурных различий там, где они имеют место. Тс знаки, которые имеют панкультурную основу, являются преимущественно выражением аффекта. Другие категории знаковых движений, такие как "символы", замещающие слова, и знаки, иллюстрирующие и регулирующие вербальное общение, обычно специфичны для культуры и нуждаются в индивидуальном обучении» (Hind, 1982, с.217).
Проблема соотношения филогенетических, социогенетических и онтогенетических аспектов невербальной коммуникации, их связи с речью имеют значение как для общей психологии, так и для нейропсихологии и психотерапии. Встает вопрос о том, как связана филогенетическая древность тех пли иных форм невербальной коммуникации у человека с организацией функциональных психофизиологических систем, обеспечивающих реализацию этих форм» невербальной коммуникации в процессе межличностных отношений. Между тем немногочисленные клинические исследования невербальной коммуникации А. Шефлена (Scheflen, 1964, 1968), П. Вотчела (Watchel, 1967), описание попыток использования невербального поведения в психотерапии (Юнова, 1975) не ставят задачу изучения эволюционно-исторических аспектов нелингвистическнх семиотических систем.
