А знаешь почему?
— Почему?
— Потому что у меня детей не будет, — сказал ей я (этот обман Мулиной матери сейчас мне был как ни когда на руку), — так что давай, вперёд, Иванова! Иди в профком и пиши заявление, что ты нагуляла ребёнка от меня. И вот тогда мы посмотрим!
Я оглушительно расхохотался.
— Какой же ты скотина, Бубнов! — прошипела Лёля.
— Ну уж какой есть, — сказал я и подытожил наш разговор, — чао, Иванова.
Я развернулся уходить, когда Лёля уцепилась за мой рукав:
— Мулечка, родненький, помоги мне, пожалуйста! Век благодарной буду! — она разрыдалась опять и на этот раз слёзы её явно были не «крокодильи». — Пожалуйста, Мулечка-а-а-а…
Я смотрел на неё, и мне совершенно было её не жаль. Так-то я всегда и всем старался помогать, но вот в данный момент мне помогать ей совершенно не хотелось. Уж слишком наглой и алчной она была. А если учесть, что смерть настоящего Мули лежит и на её совести, то и подавно. А ведь этого дурак любил её по-настоящему. Чем она бессовестно пользовалась. Я вспомнил в первые дни своего попаданчества её предложение поработать вместо неё в колхозе, пока она с Серёжей развлекаться будет, и отвернулся.
— Муля-а-а-а… — продолжала взывать к моей совести Лёля, — ну помоги-и-и-и… ты умеешь выкручиваться, а я теперь не знаю, что будет!
Она горько и безнадёжно заплакала, размазывая слёзы и тушь по щекам, и вскоре стала похожа на сердитую панду.
— Я могу тебе помочь, — чуть помедлив, сказал я.
— Так помоги-и-и-и!
— А что мне за это будет? — спросил я.
От неожиданности Лёля даже изображать несчастную жертву перестала и изумлённо уставилась на меня.
— В каком смысле «что будет»? — ошалело спросила она.
— В самом прямом, — пояснил я. — С какой стати мне тебе помогать?
— Но мне же надо-о-о… — опять заныла Лёля.
— А мне?
Кажется, Лёля так и не поняла, потому что посмотрела на меня, как на придурка.
Поэтому я пришёл ей на помощь:
— Заинтересуй меня, чтобы мне было выгодно тебе помогать.
— Муля! — возмутилась Лёля, — мы же друзья. А друзья помогают друг другу бескорыстно!
— Согласен. Убедила, — сказал я, — друзья именно так и поступают. А теперь скажи мне, Лёля, в чём ты мне хоть раз помогла?
Лёля вспыхнула, а я безжалостно продолжил:
— Наоборот, если мне не изменяет память, ты постоянно старалась использовать и утопить меня. То с Барышниковым пыталась вывести меня на чистую воду, но госконтрактом каким-то угрожала и шантажировала. Друзья разве так поступают?
Лёля насупилась и низко-низко опустила голову.
— Поэтому я и говорю — раз нет дружбы, значит должна быть выгода. Для тебя выгоду я вижу — жить в Югославии, быть хозяйкой поместья и родить наследников всех этих трактиров, магазинов и заводов. А вот в чём выгода для меня? Что мне за это будет?
— Моя благодарность, — пискнула Лёля.
— А в чём измеряется твоя благодарность? — спросил я.
Лёля замялась, а я довольно жёстко сказал:
— Иди, Лёля, и думай. Я могу тебе помочь сделать так, что ты очень даже быстренько уедешь к своему Пете. Но я должен быть заинтересован в этом. Иначе никакой помощи от меня не будет.
Я развернулся и ушёл, оставив за спиной ошеломлённую и полностью деморализованную Лёлю.
Честно говоря, я не знал, что она может мне предложить. Да и, по правде говоря, мне от неё ничего и не надо было (разве только, чтобы она навсегда оставила меня в покое). Но Лёля — очень эгоистичный человек. Она считает, что Земля вертится вокруг её желаний и все должны танцевать только под её дудку по малейшему взмаху руки. А так быть не должно. И сейчас это был некий воспитательный момент. Она должна понять и осознать, что не всегда все бросаются исполнять её хотелки по малейшему зову. Что человек должен быть заинтересован, чтобы помочь ей.
Вот пусть и думает.
Мне даже самому интересно, до чего она в результате додумается.
Изольда Мстиславовна, как обычно, была на высоте: строга, собрана и в курсе всего, что происходит в Комитете, и вообще в искусстве СССР.
— Муля! — обрадовалась она мне, когда я вошёл и выставил перед ней коробку с духами «Чёрный доктор» и два кашпо из кокосовых волокон. — Почему ты только зашёл?! Ты уже давно приехал, а зайти ко мне не удосужился…
Она алчно схватилась за кашпо, скользнув невнимательным взглядом по духам.
— Ох, Муля! Какая прелесть! Где ты это взял?
— Там, в Белграде, был магазинчик для цветов. Вот там и взял, — ответил я, — очень полезная для цветов вещь. Туда можно высаживать растения и корни у них никогда не будут загнивать. А ещё кокосовое волокно хорошо впитывает влагу. Можно один раз полить и уехать в отпуск. А вазон не пропадёт.
— Чудеса, — покачала головой Изольда Мстиславовна и решительно сказала, — высажу туда пуансеттию!
Я не знал (и знать не хотел), что такое пуансеттия, но глубокомысленно покивал.
Изольда Мстиславовна ещё немного полюбовалась кашпо, погладила его, потрогала, а потом прищурилась и тихо сказала:
— Будь осторожен, Муля. Там тебе Завадский сюрприз подготовил.
— Что за сюрприз? — нахмурился я.
Терпеть не могу сюрпризы. Особенно от таких, как Завадский.
— Точно не знаю. Слышала, Ваня с ним по телефону разговаривал и ругался. Так что будь осторожен, Муля. Через два дня большое собрание на базе Центральной студии телевиденья. Будут твой проект обсуждать и поточные мероприятия с югославами. Ты приглашён, но, насколько я знаю, без права голоса.
Я призадумался. Интуиции Изольды Мстиславовны я всецело доверял.
Нужно выяснить, что задумал Завадский. И Капралов-Башинский может это знать. Или знать, кто знает. Но идти к нему было неохота. Сейчас начнёт опять роли клянчить. Лучше сначала спрошу у Раневской. Уж она точно такое не пропустит. Какая-нибудь Любочка ей точно последние слухи передаст.
Когда я подошёл к высотке, Фаина Георгиевна как раз выгуливала Букета на поводке. Точнее на верёвочке. При этом сегодня Букет был своей самой обычной окраски (если не считать кончика хвоста, выкрашенного в зелёный цвет, но это уже мелочи).
— Я смотрю, Фаина Георгиевна, Букет вернулся к натуральному окрасу? — поприветствовал актрису я. — Новая мода?
— Да Ярослав переселился сейчас в общежитие интерната, — ответила Фаина Георгиевна.
— А что, разве занятия уже начались? — удивился я. — Там не с первого сентября разве занятия начинаются?
— Насколько мне объясняла Глаша, он упросил коменданта общежития пустить его, как сироту, прямо сейчас.
— Ничего не понимаю, — нахмурился я. — Зачем ему жить сейчас в общежитии?
— Да что-то они с Машенькой там не поделили, — вздохнула Фаина Георгиевна и тут же наябедничала. —
