Вражина внезапно подскочила и вихрем полетела на Лену. Толпа снова взревела. Елена не стала ждать и, как заправский самурай из голливудского фильма, начала размахивать ногами перед носом озверевшей девочки. Наносила удар за ударом, и та не успевала уворачиваться, терпя унизительное поражение.
Лена в последний раз размахнулась и вдарила однокласснице со всей силы. Та рухнула на линолеум в коридоре и отключилась. На прекрасном детском личике зиял бледно-фиолетового цвета синяк.
– А ну-ка расступитесь! Что у вас здесь происходит?! – в коридоре появились всполошенные дракой учительницы.
– Драка, Елена Васильевна, – хладнокровно ответила Лена.
– Что произошло?!
– Меня оскорбили. Я отстояла свою честь.
– Ты избила новенькую! – гневно выпалила учительница и поспешила к очнувшейся девочке. – Дашенька, солнышко, – она взяла ее за локоток и помогла ей встать. – Такая здоровая кобыла, а на маленькую девочку нападаешь!..
– Так она же чернобыльская! – вмиг захохотала топла.
– Ваша маленькая Даша глупая и безмозглая стервозина, – довольно беззлобно произнесла Лена. – Ее родителям стоило бы вдолбить ей правила приличия…
– Бегунова! – гневно крикнула преподавательница.
– Ваша Даша не та, за кого себя выдает. Она – монстр, из-за которого произошла авария!
Гогочущая толпа вмиг замолчала.
Лицо все еще молодой учительницы стало багрово-красным, а в глазах от ярости сверкали молнии.
– К директору! – под конец гаркнула женщина.
…– Ты чего учудила, а? – стоило Лене переступить порог теткиного дома, как та накинулась на нее, метая гром и молнии. – Мне только что звонила директор! Зачем ты полезла в драку с новенькой?
– Ой, еще одна!.. – недовольно выдохнула девушка. – Я твоему директору все прекрасно объяснила – меня оскорбили, я отстояла свою честь. Или мне следовало, как самой послушной девочке, стоять и смотреть, как меня обливают грязью?
– Ну конечно нет! – с отчаянием в голосе ответила тетушка. – Леночка, золотце мое! – она обняла племянницу. – Ты очень сильно изменилась, когда твоего отца не стало…
– Сама жизнь изменилась. Я вот точно знаю, что жизнь отца того не стоила. – Елена села на пуфик и принялась снимать туфли.
Тетушка недоуменно посмотрела на нее.
– О чем ты?..
– Не нужно было их спасать. Они свиньи неблагодарные.
– Это уже не тебе решать! Люди всякие бывают, не все такие плохие! Знаешь, я тут подумала и решила: мы летом поедем в Белорусскую Зону Отчуждения…
– Говори яснее: ты возвращаешь меня в Чернобыль.
– Хотелось бы!.. – тётушка развела руками.
Сергей Мирный и опус об возвращении из Чернобыля
– О боже, сына, я так за тебя волновалась!.. – стоило ему появиться в дверях дома, как матушка, распахнув свои объятия, чуть собственноручно не задушила его. – Мало ли что в этом Чернобыле происходит…
– Да нормально все, ма, – недовольно проворчал Сергей. – Ты лучше скажи, как там Соня? С ней все нормально?
– Лучше всех! Сонечка сейчас в детском саду…
– А мама ее так и не появлялась?
Матушка тяжело вздохнула и, от отчаяния всплеснув руками, села на пуфик в прихожей.
– Приходила. Как узнала, что тебя командировали в Чернобыль, просто на говно изошла. Орала так, что соседи едва полицию не вызвали! Я ее кое-как успокоила и отправила восвояси.
– А чего хотела-то? – Сергей снял куртку и повесил ее на вешалку.
– Забрать твою дочь, вот что она хотела!..
– Так-так. За эти пять лет дочь ей не нужна была, а тут резко понадобилась. Неужели так работает знаменитый материнский инстинкт? – мужчина присел рядом с матерью на краешек пуфика и закинул ногу на ногу. – Или это просто великая женская месть за свою невостребованность?
– Терпеть не могу, когда ты шутишь!
Сергей встал, прихватил сумку с вещами и направился в свою комнату. Спорить с мамой он не любил, особенно тогда, когда у нее не было для этого настроения. Она лишь поджимала губы, качала головой и ничего не говорила.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Видный ты у меня парень, вот и вешаются на тебя всякие, – после продолжительной паузы заявила матушка, появляясь на пороге его комнаты.
– Зачем на меня вешаться? Я же не вешалка какая-то.
– Я же в переносном смысле!..
– В каком-каком?
– Сережа!.. – тут уже сама женщина не выдержала и рассмеялась.
Зимние дни обычно похожи на ночи – короткие, холодные, иногда с пробивающимися через дымную завесу солнечными лучами, но больше всего полумрачные, серые и безнадежные. То чувство, когда время ускоряется, солнце прячется за размытую линию горизонта, на часах всего лишь середина дня, а небо уже накрыто темным покрывалом с рассыпанными, напоминающими блестящие драгоценные камни, звездами.
Сергей дернул за шнур, включая стоявший возле дивана торшер, и пододвинулся ближе к матери, предоставляя привезенные из командировки фотографии.
– Ой, сынок, а это не опасно?
Он рассмеялся.
– Фотографа мы уже выбросили.
– Ой, опять твои шуточки!..
– Да нет, конечно. Доза излучения небольшая, как на флюорографии, так что жить будешь.
– Ой, ну слава богу!
Сергей принялся перебирать снимки.
– Вот она, станция, – на черно-белой пленке было изображено покореженное взрывом белоснежное, на вид безупречно чистое, здание с возвышающейся над ним трубой, – мы когда приехали туда, огня уже не было, нам поручили измерять радиацию вокруг нее и на близлежащих территориях. Там уже не так опасно, как в конце апреля, жить можно. Только вот желающие навряд ли появятся.
– Да вроде передавали, что люди туда потихоньку возвращаются.
– Ага, передавали, как же! Население эвакуировали в соседние села, большинство, конечно, оставалось, но я сам лично видел, как их за шкварник из домов вытаскивали и милиции потом отдавали! И жить там можно будет максимум через сто лет, не меньше! Я понимаю, что столько не живут, хотя… как посмотреть…
– Ты там, надеюсь, не ел крыжовника, меда и смородины, как я тебя просила?
– Ма, люди в Чернобыле питаются только водкой. Все то, что ты сейчас перечислила, едят только самые смелые, бессмертные и, походу, самые отбитые… Уж я-то к последним не имею никакого отношения. Или ты думаешь иначе?
– Да кто тебя знает…
– Если бы я на протяжении тридцати пяти дней ел все вышеперечисленное, то благополучно склеил бы ласты. А я, дорогая моя мамуля, еще хочу пожить, света белого повидать… хотя бы по телевизору.
– Ой, ладно, показывай, что там у тебя еще!..
– Снимки. – Сергей вытащил очередную черно-белую фотографию, на которой были изображены молодые мужчины, одетые в тулупы и респираторы. – Это мы с ребятами в Припяти. Я имел честь с ними познакомиться, когда мы проезжали мимо, ну-у, как проезжали, удирали мимо от дозиметристов, которых я на дух терпеть не мог. Не буду рассказывать, что, как и почему, ты не поймешь и только расстроишься, так что, можешь просто гордиться, какой у тебя самый смелый и отважный сын.
– И самый бестолковый.
– Не без этого. Хотя я слышал совсем другое в свой адрес. – Тут Сергей отложил снимки и, закинув ногу на ногу, облокотился о колено. – Ты не представляешь, мама, какую девушку я там встретил… единственный ее минус… она замужем!.. – он театрально закатил глаза и охнул, схватившись за сердце. – Она поразила меня своей красотой в самое сердце, и я до сих пор ночами не сплю, представляю ее в своей фантазии, аж сердце трепещется…
– Не сердце у тебя трепещется, а нечто совсем другое.
– Мозг?
– Что за девушка-то?
– Она из наших. Служившая.
Матушка удивленно приподняла бровь:
– Серьезно? Девушка-солдат?
– У нее еще двое детей.
Женщина в возрасте покачала головой:
– Вот же женщины до чего дошли…
– Мама, я уже предчувствую, куда ты клонишь, поэтому заранее говорю – не начинай!
