— Да, капитан. Мне нужен нож. Нагрейте его на пламени. Дайте ему в зубы какую-нибудь деревяшку, что б зубы не сломал. Держите его, парни. Крепись, Дэн. Я быстро.
Брайан разрезал кожу, пытался найти пулю. Сразу не получалось. Дэн стонал, с силой сжимал зубами деревяшку. Предательские слезы потекли из глаз, текли по щекам.
— Вот пуля. Я достал. Сейчас зашью рану.
Капитан отошел к переборке, обеими кулаками ударил в стену. Потом со всего маху врезался в стенку лбом.
Данька еще чувствовал, как игла втыкается в тело. Как Брайан сшивает края раны. После спасительная тьма. В этой тьме он видел парус. Белый парус. Не тьма, а алая рубашка, которую подарила ему Жанетта. На груди вышит корабль, его корабль, на котором он уплывет в даль без возврата. Он идет в плаванье на своем корабле. Корабль качается на волнах. И все, для него все.
Часть 26
"Скиталец" разрезал темноту ночи. Стремился в ночь. Свен сидел на стуле возле дивана, на котором лежал Дэн. Каюта плыла в неверном свете свеч. Капитан надеялся, что молодой сильный организм его матроса одолеет смерть и парень вернется к жизни. Данька чувствовал темноту. Ему не хотелось выбираться из этого темного кокона. Было тихо, спокойно. Так уютно в объятьях мрака. Он видит, что идет по палубе своего корабля. Но слышит голос:
— Открой глаза, Даня. Открой.
Перед ним молодой человек. Он грозит ему костылем.
— Не время, еще не время отдыхать, — говорит этот, с костылем.
Данька подчинился, открыл глаза:
— Капитан, — проговорил он, увидев Свена.
— Дэн. Дэн, ты вернулся. Ты вернулся, Дэн. Слава богу, ты вернулся.
— А куда я денусь? Капитан, поди уже списали с корабля. Не выйдет. Я не уйду со "Скитальца" — говорил матрос, — Я здесь навсегда. Капитан, вы устали. Я сейчас встану, вы ляжете. Вам надо отдохнуть. Я на сундук.
Данька пытается подняться.
— Лежи. Лежи, Дэн, — сильная рука капитана не позволяет Даньке приподняться. Он чувствует слабость. В голове еще путаются мысли. — Тебе надо отдыхать. Ты вернулся, и это самое главное.
— Капитан, если б я не вернулся, ничего страшного не случилось. Вы снова выходили бы в море. У вас появился бы другой юнга. Вы сделаете из него матроса. У вас это хорошо получатся.
— Нет, Дэн. Мне не нужен другой юнга. Мне нужен ты.
— Спасибо, капитан. Мы что, нарушим традицию, не станем после боя фехтовать?
— Лежи, Дэн. Сегодня фехтовать не будем. Не твоя вина, твой капитан устал. Боится, проиграть. Спи, я буду рядом.
В матросских кубриках не спали. Говорили о Дэне. Сайрус спрашивал Брайана:
— Ты думаешь, Дэн выживет?
— Не сомневаюсь. Куда он без нас, а мы без него. Мы — единство. Так парни?
Все соглашались.
— Здорово, — говорил Сайрус, — вы придумали с этими огнями. Если б не они, болтаться нам на рее.
— Это не мы, — признался Сол, — это Дэн придумал. Поначалу мы с Брайаном думали, пустая затея. Баловство. Вышло совсем по-другому. Мы победили благодаря этих огней. Дэн все придумал. Капитан то же молодец. В бой бросился. Но туго бы нам пришлось. Может, и выкрутились, но скольких из нас не вернусь домой.
Мария Петровна не находила себе места. Две ночи и два дня Дани не было. Он не возвращался. Она заглядывала в комнату, смотрела на пустую постель. Где он, где ее сыночек? Аркадий Аркадьевич не отходил от нее. Она не могла обрести покой.
— Аркадий, де же он? Где он? — повторяла она — Когда он появится? Ведь он вернется, правда? Он не может не вернуться. Аркадий, он вернется. — То ли спрашивала, то ли утверждала вопреки всему.
— Вернется. Вот увидишь, Маша, вернется. Он задержался. Молодой парень, они порой задерживаются. — Говорил Аркадий, словно Данька ушел на дискотеку, пошел провожать девчонку и задержался. — Подождем. Задержался. Он обязательно вернется.
— Вернется! — нервно говорила Мария, качала головой. Голос прерывался, но она упрямо повторяла, — Вернется. Ты же знаешь, что вернется.
На третий день ближе к полудню Аркадий Аркадьевич сказал, что съездит в музей.
— Маша, ты как, если я съезжу в музей. Я быстро обернусь. Ты ничего?
— Да, да. Аркадий, езжай. — Мария Петровна вряд ли понимала, что говорят ей и что она отвечает. Аркадий уехал, он просто не мог больше смотреть на страдание этой женщины. Он вернулся через пару часов. Взглядом спросил: вернулся? Мария отрицательно покачала головой. Так они сидели до конца дня. Мария соскакивал, брела к комнате сына. Останавливалась на пороге. Замарала, не смея заглянуть в комнату. Открывала дверь, возвращалась к дивану, не видя ничего вокруг. Падала на диван, снова вставала и бесцельно ходила о комнате. Диван, обеденный стол, кресла. Телевизор вспоминали своего Даню. Стояли в молчаливом унынии. На тумбочке в комнате Даньки плюшевый мишка моргал глазами, пряча слезы. Глаза смотрели на пустую постель, где дожжен лежать его хозяин, его маленький мальчик, его друг. Пришла долгая ночь, и с ней пришла тьма. Она вспоминала о свете ночника, который больше не мешал ей. Она впивалась острой тоской в душу Марии Петровны. С наслаждением терзала ее, упивалась болью.
— Маша, ты бы прилегла здесь на диване. Немножко. Тебе надо отдохнуть. Я подежурю. Как он появится, я разбужу тебя.
— Нет. Я не могу. Он вернется? Он обязательно вернется. Правда?
— Правда. Ты выпей валерианы.
— Не нужна мне твоя валерьяна! — Вскрикнула она и потухла. — Неси свою валерьянку.
Аркадий принес капли, дал ей. Она выпила, поставила стакан на стол.
— Сколько, сколько можно? Когда он придет? Когда, Аркадий?
— Скоро, Маша, скоро. Ты приляг.
Ему удалось уговорить Марию Петровну лечь. Она лежала с закрытыми глазами, вслушивалась в тишину ночи. Аркадий сидел рядом на стуле. Первые лучи солнца на небе. Аркадий решился заглянуть в комнату Даньки. Он боялся увидеть пустую постель или тело, Мертвое тело. То и другое страшило. Он боялся. Заглянул, увидел. Данька здесь лежит. Живой? Мертвый? Мертвое тело. Аркадий подошел, посмотрел. Бледное лицо, мертвенно бледное.
— Аркадий, — шепчут губы.
— Даня! — Вырвалось у Аркадия. Этот возглас услышала Мария Петровна. Вскочила и бросилась в комнату сына.
— Даня! Даня! — Кричала с порога, подбежала к сыну. Присела.
— Мама, я вернулся. Не плачь.
— Данечка, — мать прижала голову сына к своей груди. Тот немного дернулся. Она отстранилась. Дрожащей рукой сдвинула одеяло. Окровавленные тряпки обнимают тело ее сына.
— Даня, ты опять ранен, — говорила она срывающимся гласом.
— Мама, пустяки. Пуля. Случайно. Маленькое недоразумение. Шальная пуля.
— Господи, Даня. Куда ты опять подставился? Что случилась?
— Я не специально, мама. Так получилось. Я говорю, случайная пуля. Испанцы не хотели. Так вышло.
— Даня, так вышло? Аркадий, может скорую вызвать, врача?
— Маша, какая скорая? Пулевое ранение. Я сейчас Павлу позвоню. Он хирург, ты знаешь. Он поможет.
Он набрал номер друга.
— Павел, это я, Аркадий.
— Здравствуй, давно не звонил. У тебя все в порядке?
— Павел, у нас беда.
— Что стряслось?
— Даню, Даню ранили.
— Как? Когда? Характер ранения?
— Пулевое ранение.
— Я сейчас возьму скорую и приеду.
— Погоди. Ты не понимаешь, пулевое ранение. Никто не должен знать. Ты где сейчас, Паша?
— В больнице, на дежурстве.
— Мы преем к тебе сейчас. Можно?
— Какие вопросы? Приезжай. А доедите?
— Постараемся. — Повернулся к Даньке — Даня, ты сможешь? Поедем?
— Если надо, поедем, — Данька с трудом сел на кровать.
— Даня, сейчас что-нибудь накинем. Рубашку, брюки. Давай, осторожно.
Даня попытался встать, но плюхнулся обратно на постель.
— У вас палуба качается. Штормит. — Пытался смеяться. — Или ваш матросик нынче рома перебрал?
— Даня, хватит шутить.
— Аркадий Аркадьевич, я же пират. Я такой, как есть. Я живой. Поэтому могу шутить.
Мария Петровна и Аркадий помогли ему подняться на ноги, спуститься по лестнице. Усадили его в машину, которая стояла у подъезда. Старенькая машина Аркадия. Аркадий рванул с места. Что бы быстрее добраться больницы.
— Дядя Аркадий, не спеши. Остановят. Не спеши паровоз, не стучите колеса, кондуктор нажми на тормоза.
— Тебе вредно разговаривать, Даня.
Они доехали до больницы. Приемный покой. Их ждал Павел два санитара. Каталка. Они помогли Дане выбраться из машины, положили на каталку и повезли в смотровую. Там Павел отправил санитаров.
— Ну, что? — Говорил врач — Что случилось, молодой человек?
— Ничего, дядя Паша. Пуля.
— Где тебя ранили?
— Там, на Тортуге.
— Какая Тортуга? Ты бредишь? — Павел потрогал лоб, — Жара нет.
— Испанские военные корабли чуть не захватили нас. Нас, пиратов. Но мы ушли от них. Мы подожгли их корабли.
