— А я была в отчаянии, — сказала Дженни. — Восприняла это как очередную сокрушительную неудачу.
Камилла улыбнулась.
— Неудачная попытка понять Бога — признак трезвомыслия.
Дженни засмеялась. Некоторое время они сидели молча. Такси с дребезжанием мчалось вперед. Из динамиков радио неслась навязчивая монотонная музыка. Одноообразные звуки вызывали в воображении двух дерущихся крышками мусорных баков парней, для храбрости воинственно орущих во все горло.
— Глубоко внутри, — пробормотала Дженни, — мы все остаемся маленькими напуганными девочками.
Они посмотрели друг на друга и улыбнулись, как две заговорщицы.
«Вот ведь глупая гусыня, — с холодным удовлетворением думала Камилла, продолжая мило улыбаться. — Форменная идиотка. Спасибо душке Декстеру за этот бесценный подарок! Ведь это он подобрал ее, точно старую затертую монету, и заново заставил сиять. А для чего? Для того, чтобы она стала игрушкой в моих руках и помогла мне окончательно уничтожить его! Твой сын умрет, Декстер… Подумать только, ведь некоторые, в том числе Энтони, искренне верили, что Декстер обладает даром предвидения, что он может предугадывать будущее…»
Камилла улыбнулась еще шире. С ее губ сорвался тихий смешок.
— Что смешного? — спросила Дженни.
— Я подумала о том, что мы все-таки не всегда покорны. Мы бываем и плохими девчонками. Когда мы хотим добиться своего, мы этого добиваемся, зная, что достойны лучшего…
— Верно, Камилла. Так оно и есть…
Камилла замолчала, докуривая сигарету. На ветровом стекле такси не было дворников, начавшийся дождь заливал его косыми потоками воды, но водителю, с беспечным видом развалившемуся на сиденье, похоже, было все равно. Камилла мельком вспомнила о Деймоне Корнадоро, приземлившемся в Трапезунде вместе с ними. Весь перелет он просидел в кресле последнего ряда за их спинами. Дженни, разумеется, заметила его по дороге в туалет. Вернувшись, она сказала Камилле, что чувствует себя гораздо спокойнее в его присутствии. Знала бы она, каким образом Корнадоро вырвал у бедного отца Дамаскиноса необходимую им информацию!
Для Камиллы Трапезунд был незнакомой территорией. Здесь у рыцарей не было своих людей и такого влияния, как в Европе. Узнав, куда направляется Браво, она позвонила Джордану.
— Все в порядке, — уверил ее сын. — Кардинал Канези и его приспешники сделают все, что в их силах. Все священники в городе и окрестностях будут нашими глазами и ушами. Я перешлю тебе списки их имен и номера телефонов, как только получу эти данные из Рима.
Нечаянно процарапав острым каблуком обивку пола, она повернулась к Дженни.
— У тебя наверняка есть свои секреты, — как у нас всех. Alors, твой опыт и, возможно, контакты должны помочь нам разыскать Браво и присмотреть за ним. В Европе я могла использовать все ресурсы «Лузиньон и K°», но здесь, в Трапезунде, я как слепой котенок.
Она взяла Дженни за руки.
— Положение тяжелое, и мы с тобой можем рассчитывать исключительно друг на друга, доверять друг другу, иначе мы потеряем Браво. Этого нельзя допустить, n’est-ce pas?
Дженни перегнулась через спинку сиденья, давая указания водителю. Она говорила так тихо, что Камилла ничего не расслышала. В следующую секунду такси резко свернуло налево, проехав мимо остова разбитого автомобиля. Набирая скорость, машина понеслась в новом направлении.
Браво и Калиф пробирались по узким, извивающимся улочкам Avrupali Pazari — «Европейского рынка», наводненного выходцами из бывших советских республик. Турецкий здесь можно было услышать реже, чем русский или грузинский. Свешивающиеся с длинных проводов лампочки освещали пестрые груды красочных товаров. Стандартные сувенирные футболки и бейсбольные кепки, типичные для наводненных туристами европейских и крупных азиатских городов, вроде Стамбула, здесь не продавались. На прилавках лежали в основном изделия ручной работы: ковры из разных уголков Турции, из Афганистана и даже Тебриза, медная утварь, русские матрешки. Бойко шла спекулятивная торговля водкой, старинными вещицами и гашишем.
— Как человек, много занимавшийся Средневековьем, ты наверняка разочарован тем, во что превратился прославленный Трапезунд, а? — с сарказмом проговорил Калиф. — Море торгашей из бывшего Советского Союза, и все кругом заняты погоней за легкими деньгами. Отчасти занятно.
— Теперь я понимаю, почему вы легко нашли общий язык с отцом, — сказал Браво. — Он всегда был неравнодушен к людям философского склада ума.
Калиф хохотнул.
— О, я разве что уличный философ!
— Любопытно, что отец никогда не просил вас отслеживать действия рыцарей святого Клемента.
— Этого я не говорил, но вот что существенно: Декстер обладал интуицией и умением замечать важные, хотя и неочевидные моменты. Он понимал, что затоптать путника может не только стадо слонов.
— В каком смысле?
— Орден — любопытная организация, и, безусловно, на его счету множество похвальных дел. Однако мне, человеку со стороны, порой казалось, что члены ордена чересчур уж озабочены своей борьбой с рыцарями. Но не таков был Декстер. Он всегда смотрел шире. Мир неуклонно меняется, это касается всего — политики, экономики, религии. Вот что интересовало Декстера. Он был куда более открыт для перемен, чем прочие.
Дождь снова начал усиливаться, их окружили сверкающие серебром линии, точки, тире, — набранный азбукой Морзе божественный код… Они петляли по лабиринтам базара, бесконечно поворачивая. Браво пытался найти в их перемещениях хоть какую-то логику, но скоро безнадежно запутался.
— Декстер снабжал меня колоссальными количествами разнообразных устройств, — продолжал Калиф. — Камеры, датчики… Электронные глаза и уши — сложнейшие, высокочувствительные приборы. Я записывал все зашифрованные сигналы, идущие в эфире, круглые сутки, и днем, и ночью.
— Все?
Калиф кивнул.
— Да. Колоссальные объемы данных, ты и представить себе не можешь… Но Декстер сортировал информацию и щелкал шифры, как орехи. Он знал, что ищет, я уверен.
— Это не было поручением ордена?
— Ни в коей мере. Исключительно личная инициатива. — Калиф поднял указательный палец. — Мы собираемся навестить официального представителя ордена в Трапезунде, так что пока больше ни слова. Если ты должен узнать еще что-то перед тем, как двигаться дальше, он наверняка сообщит тебе.
Они подошли к магазину, где продавались ковры. За открытым прилавком перед магазином стояла молоденькая грузинка лет семнадцати, не старше, стройная и темноглазая. Тонкие волосы были стянуты сзади в хвост.
— Ирема!
Девушка расцеловала Калифа в обе щеки. Он представил их с Браво друг другу.
— Отец у себя, — сказала она по-турецки.
— Занят? — спросил Калиф.
— Он всегда занят, — ответила она, пожимая плечами.
Они прошли в узкую дверь. В полутемном помещении пахло пылью. Гремела арабская танцевальная музыка. Ковры закрывали стены, лежали аккуратными стопками прямо на полу, так что посетители вынуждены были петлять между ними, чтобы добраться до прилавка.
Калиф усмехнулся, обнажив сверкающие золотом зубы.
— Михаил Картли. Своеобразный человек. Он тебе понравится… со временем. — Адем предупреждающе коснулся руки Браво. — Независимо от того, как он себя поведет, знай — он заслуживает уважения. Картли до сих пор сражается с произволом Азербайджана и с чеченскими террористами. У него на родине переименованы целые области… географические названия и даже фамилии пытаются перевести с грузинского на азербайджанский. Что до террористов, они не оставляют попыток укрепиться на территории Грузии. Картли провел шесть лет, обезвреживая бомбы. Сам увидишь…
Добраться до Картли было не так-то просто. Прижимающего к уху мобильный телефон хозяина магазина окружили отчаянно жестикулирующие торговцы, что-то негромко, но оживленно обсуждая. Оглушительная музыка служила прекрасным прикрытием для их деловых разговоров. Говорили не только по-грузински. Подойдя ближе, Браво услышал турецкую, русскую, арабскую, итальянскую речь, и сразу же понял, что это вовсе не торговцы коврами. Нефть, газ, валютные рынки, драгоценные металлы, алмазы, урановая руда, оружие и боевая техника…
В воздухе стоял тяжелый запах больших денег, — запах пролитой крови и горького пота, жадности, жажды власти и лжи… Здесь пульсировало сердце современного Трапезунда. Вопреки внешнему впечатлению, город по-прежнему оставался связующим звеном между Востоком и Западом. Деньги и товары стекались в Трапезунд, а отсюда по налаженным путям струились, как струится кровь по сосудам, во все части света. Капиталы предприимчивых дельцов преумножались с немыслимой скоростью, независимо от их национальности, религиозной принадлежности и политических убеждений.
