— Да, сэр, — ответил я тогда ему. — И они расскажут, — пояснил я Джен, начиная есть суп, поданный на стол. — Я об этом позабочусь.
— Ты солгал, — сказала она. — Ты солгал Хэлу.
Вот такие они все жены. Всегда ищут дырочки, проеденные молью, в лучшем костюме и, как правило, находят.
— Давай посмотрим с другой стороны. Я не сказал ему ничего такого, с чем мы оба не смогли бы жить дальше. Хэл, я думаю, чист. Его там даже не было, в конце концов. Он сидел дома и ухаживал за женой, пока Кэртис не позвонил ему.
— Он не сообщил, как Мелинда?
— Было не до этого, но мы потом поговорили еще, когда уезжали с Брутом. Мелли многого не помнит, но чувствует себя хорошо. Ходит. Говорит о клумбах, о цветнике, который разобьет на следующий год.
Какое-то время моя жена сидела и наблюдала, как я ем. Потом спросила:
— А Хэл знает, что это чудо? Он понимает?
— Да, мы все понимаем, все, кто там находился.
— Отчасти я жалею, что не была там, — сказала она, — но в глубине души все-таки рада этому. Если бы я увидела, как с глаз Савла отпадают корки по дороге в Дамаск, то, наверное, умерла бы от разрыва сердца.
— Не-е. — Я наклонил тарелку, чтобы зачерпнуть последнюю ложку, — может быть, сварила ему супчик. Вот такой, очень вкусный.
— Хорошо. — Но она думала совсем не о супе и не о превращениях Савла по дороге в Дамаск. Она смотрела на горы за окном, опершись подбородком на руки, а глаза ее подернулись дымкой, как горы летним утром перед знойным днем. Таким летним утром, как тогда, когда нашли девочек Деттерик, подумал я безо всякой причины. Интересно, почему они не кричали? Убийца ударил их, кровь была и на веранде, и на ступеньках. Так почему же они не кричали?
— Ты считаешь, это Джон Коффи на самом деле убил Уортона? — спросила Дженис, отвернувшись наконец от окна. — Это не несчастный случай, не совпадение, ты думаешь, он использовал Перси Уэтмора как оружие против Уортона.
— Да.
— Почему?
— Я не знаю.
— Расскажи мне, пожалуйста, еще раз, что произошло, когда ты вел Коффи по Миле. Только это.
И я рассказал. Я повторил, что худая рука, просунувшаяся между прутьев решетки и схватившая Джона за бицепс, была похожа на змею — водяную мокасиновую змею, мы их так боялись в детстве, когда плавали в реке, — и как Коффи сказал, что Уортон плохой человек. Почти прошептал.
— А Уортон ответил?.. — Опять моя жена глядела в окно, но все равно слушала.
— Уортон сказал: «Правда, ниггер, хуже не бывает».
— И это все?
— Да. У меня тогда появилось чувство: что-то должно случиться, но ничего не произошло. Брут отодрал руку Уортона от Джона и посоветовал ложиться, что Уортон и сделал. Но сначала болтал что-то о том, что для негров должен быть свой электрический стул, и это все. Мы пошли по своим делам.
— Джон Коффи назвал его плохим человеком.
— Да. Однажды он сказал то же самое и про Перси. А может, и не однажды. Я точно не помню, но знаю, что такое было.
— Но ведь Уортон лично Джону Коффи ничего не сделал, верно? Как он сделал, скажем, Перси.
— Да. Их камеры расположены так: Уортона — около стола дежурного с одной стороны, а Джона — гораздо дальше и по другой стороне. Они и видеть-то толком друг друга не могли.
— Расскажи мне еще раз, как выглядел Коффи, когда Уортон схватил его.
— Дженис, это не приведет нас ни к чему.
— Может, и нет, а может, и приведет. Расскажи еще раз, как он выглядел.
Я вздохнул.
— Думаю, можно сказать, что он был потрясен. Он ахнул. Как ты ахаешь, когда сидишь на пляже, а я подкрадусь и брызну тебе на спину холодной водой. Или как будто ему дали пощечину.
— Конечно, — согласилась она. — Схватить так неожиданно, это способно напугать.
— Да, — сказал я. А потом: — Нет.
— Так что, да или нет?
— Нет. Не то чтобы потрясение… Так было, когда он хотел, чтобы я вошел в его камеру и он смог бы вылечить мою инфекцию. Или когда желал, чтобы я передал ему мышь. Он удивился, но не потому, что до него дотронулись… не совсем так… о Боже, Джен, я не знаю.
— Ладно, оставим это, — согласилась она. — Я просто не могу представить, почему он это сделал. Он ведь по натуре совсем не агрессивен. Отсюда следует другой вопрос, Пол: как ты сможешь его казнить, если прав насчет девочек? Как ты сможешь посадить его на электрический стул, если кто-то другой…
Я дернулся на стуле. Ударил локтем по тарелке и сбросил ее на пол, она разбилась. Мне вдруг пришла в голову мысль. В тот момент во мне заговорила скорее интуиция, чем логика.
— Пол? — встревоженно спросила Дженис. — Что с тобой?
— Я не знаю, — ответил я. — Я ничего точно не знаю, но я хочу попытаться узнать.
4
За стрельбой последовало цирковое представление на трех аренах: на первой — губернатор, тюрьма — на второй и бедный, больной на голову Перси — на третьей. А ведущий представления? Этим занимались по очереди различные джентльмены от прессы. Тогда они были еще не такие зануды, как сейчас, но даже тогда, во времена до Джералда и Майка Уолласа и всех остальных, они могли скакать очень резво, если в зубах был зажат кусок. Так и на этот раз, и пока шло шоу, все оставалось нормально.
Но даже самый лучший цирк, с самыми устрашающими уродами, самыми смешными клоунами и самыми дикими зверями однажды покидает город. Наш цирк уехал после заседания Совета по расследованию — звучит очень значительно и пугающе, а на самом деле все выглядело прозаически. При иных обстоятельствах губернатор обязательно потребовал бы на блюде чью-нибудь голову, но на сей раз было не так. Его племянник со стороны жены — кровный родственник его жены — сошел с ума и убил человека. Убил преступника, да, и слава Богу — но все равно Перси убил человека, мирно спящего в своей камере. А если добавить еще тот факт, что означенный молодой человек остается безумным, как мартовский заяц, то можно понять, почему губернатору так хотелось замять дело, и как можно скорее.
Наше путешествие к дому начальника Мурса на грузовике Харри Тервиллиджера так и не выплыло наружу. О том, что на Перси надели смирительную рубашку и заперли в смирительной комнате, тоже никто не узнал. Как и о том, что Вильям Уортон был напичкан наркотиками, когда Перси его застрелил. Да и не могли узнать. Зачем? У властей не было оснований подозревать в организме Уортона что-то, кроме полудюжины пуль. Следователь их удалил, гробовщик положил тело в сосновый ящик; вот таков был конец человека с татуировкой «Крошка Билли» на левом предплечье. Как говорится, туда ему и дорога.
И все равно слухи гудели еще почти две недели. За это время я молчал как рыба, и, конечно, не мог взять выходной, чтобы проверить мысль, осенившую меня за кухонным столом наутро после происшествия. Я точно знал, что цирк уже уехал, когда пришел на работу в середине ноября, по-моему, двенадцатого, но я не очень уверен. В этот день я нашел на своем столе листок бумаги, которого так боялся: приказ о дне казни Джона Коффи. Вместо Хэла Мурса его подписал Кэртис Андерсон, но в любом случае приказ имел юридическую силу и, конечно же, побывал у Хэла, прежде чем попал ко мне. Я представил себе Хэла, сидящего за столом в административном корпусе, с этим листком бумаги в руке. Наверное, он думал о своей жене, которая для врачей больницы в Индианоле стала воплощением чуда, сотворенного за девять дней. У нее был свой приказ о казни, врученный врачами, но Джон Коффи его порвал. А теперь вот пришла очередь самого Джона Коффи пройти Зеленую Милю, и кто из нас мог бы помешать? Кто из нас остановил бы это?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
