'Слава Богу! Я холост!'- пронеслась в его голове совершенно неуместная мысль…
'Аааа-иии…'- донеслось из-за окна. Там, среди укутанных на зиму соломой стволов японской вишни- было видно, как садовник Морского собрания отмахивается сверкающим на солнце клинком от толпы окруживших его китайцев совершенно разбойничьего вида… вот сверкнула лопата, и голова садовника, курясь на морозце обнажившимся мозгом, развалилась напополам…
Николаю Карловичу стало дурно…
…Слово 'джонка' происходит от южноминьского, chыn, что значит всего-навсего 'судно'. Просто судно… высоко маневренное, добавлю я! Если вы хоть раз увидели её бамбуковые реи и паруса в виде циновок, которые сворачиваются наподобие жалюзи… вы никогда и ни с чем джонку уже не спутаете.
Предназначенные для плавания среди береговых рифов и речных отмелей, джонки были способны совершать дальние походы. Например, знаменитая 'Кхейин' в 1846 году дошла из Гонконга до Лондона (через Мыс Доброй Надежды и Нью-Йорк), причём пересекла штормовую Атлантику быстрее, чем иные английские пакетботы… На Темзе джонку посетила королева Виктория…и еще семь тысяч любопытных…впрочем, Диккенсу судно не понравилось. По его словам: 'Кхэйин'- нелепое уродство, вылитая плавучая игрушечная лавка'…
Тиковый борт джонки 'Циин-хао ', которая сейчас огибала остров Русский, был окрашен в кроваво-красный цвет…
На носу была нарисована пара глаз, на корме - огромный петух. Джонка имела три мачты из железного дерева. Грот- мачта была 27 метров высотой и три метра в обхвате на уровне палубы. Каждая мачта несла только один прямоугольный парус. Паруса были из циновок, усиленных поперечными бамбуковыми ребрами; благодаря такой конструкции, главный парус весил 9 тонн, и для того, чтобы его поднять, требовалось два часа. Руль был решетчатый, из железного дерева и стали, и весил семь тонн. Крепился к корпусу на двух канатах и мог играть роль киля.
На рыбачье судно 'Циин-хао' походила очень мало…
Впрочем, одно рыбачье судно у Русского Острова уже было… шхуна 'Накадзима-Мару номер пять', постройки верфи Кавасаки, законопослушно несла на бизани корейский флаг…единственное, чего на шхуне не хватало- это транспаранта:'The Japanese spy'
…Заскрипели брасы, паруса джонки развернулись, и корабль стал сближаться с японским 'рыбаком'.
Член Антирусской лиги 'Таиро-Дашиквай' адвокат Сумо Хироси поправил надетый поверх европейского платья соломенный плащ мино, который носят в непогоду японские крестьяне… широкополую шляпу он держал в руках. Выглядел Хироси на палубе шхуны так же просто и естественно, как черносотенец Пуришкевич в своём золотом пенсне, армяке, онучах и липовых лаптях, посреди хоральной синагоги.
Впрочем, Хироси был действительно обут в деревянные сандалии- гэта, выглядывающих из-под брюк, построенных из бристольского чисто- шерстяного сукна.
…'Э-э-э- задумчиво произнёс шкипер- не нравиться мне это. Очень, очень не нравится!'
'Ерунда!- гордо произнёс Хироси - мерзкие киташки до смерти боятся Императорского гнева!'
Однако, это были не совсем китайцы- и гнева императора страны Ниппон они вовсе не боялись!
Взвизгнув- над палубой взвились стальные кошки на крепчайших сизалевых канатах… и тут же на палубу японской шхуны обрушился град стрел, выпущенных из многозарядных станковых арбалетов. Подобно великому Ли Гуану, капитан красно- бортного корабля сам наводил изощрённую смертельно-опасную конструкцию.
Впрочем. во время последней войны японцы уже имели сомнительное удовольствие ознакомиться с действием этого старинного оружия.
Кроме многоствольных, закрепленных на вертлюге- на красном корабле были лёгкие, магазинные арбалеты.
Сейчас сотня воинов, вооруженных этими арбалетами многократного действия, могла за четверть минуты выпустить тысячу стрел в ряды противника - и, можно поклясться, они их выпустили все до единой.
Японские матросы, которые оказались в этот недобрый час на палубе- стали походить на ежиков…
А потом, со скрежетом соприкоснулись борта, и на японскую шхуну с воем посыпались пираты…когда всё было кончено (и очень быстро) - капитан 'Циин-хао' снял шлем в виде оскаленной тигриной морды - и сморшив хорошенький носик, обмакнула тонкий пальчик в кровь японского адвоката, специалиста по разводам…
На рубке 'Накадзимы-Мару номер пять' появилось уже знакомое изображение смешного, пузатого водяного дракончика…
… Паша Шкуркин, пребывая в некотором недоумении, рассматривал рекламные щиты, выставленные в витрине 'Апотека дядюшки Чэнь, старый очень старый Даос'.
Среди наиболее интересных слоганов наблюдались следующие:
' Хочу поправиться! Хочу кушать. Но нет аппетита. ПеИте и будет!'
'Грибок гниль нога - самое надёжное средство!'
'Нога- корень здоровья!'
'Не хочу. Курить тоже'
'Мазь доктор Вей удаляет бородавки из бутылочки. Если где чешется- мазать из белой баночки через пять дней пройдёт'
'Чай пить хочу понос!'
'Средство для поправки '(нарисовано ужасного вида чудище)
'Попе плохо геморой'
'Самое лучшее невроз. Одна капля перед сном хочу спать! Муж не хочу!'
'Вот гад, а, скажи, Владимир Иванович? Капли от мужиков продаёт… ну, я ему сейчас…'
'Ну почему же только ОТ мужиков? Вот смотрите:'Капля. Выпил через десять минут, любить хочу. Для женщин!'- я думаю, весьма полезная штука…'
'Да Вы что, Владимир Иванович? Вы представляете, что будет- купят, к примеру, подлюги-гимназистки, да своей же классной даме на перемене в чай и подольют… какая уж тут контрольная…'
'Павел, да на что нам этот китаёза, пойдёмте уже…'
'Нет, дорогой мой…я за потребительский рынок отвечаю! На этого обормота уже жаловались. Купила тут купеческая вдова Семибрюхова у него средство для похудания- и три дня потом из ретирадного места не вылезала…отравил, подлец! Ну, сейчас я протокольчик-то составлю… и деньги у меня кончаются…'
Но не судьба была помощнику полицмейстера поправить финансовое положение…Витрина старого, очень старого даоса разлетелась вдребезги, и под ноги Семёнову грянулся трепещущий кусок окровавленного мяса…
'Печень- констатировал Шкуркин - с признаками алкогольного цирроза- видите, ожирение?'
Семёнов в очередной раз пожалел, что сегодня утром плотно позавтракал…
Однако Владимир, проявив явно начинающий формироваться профессионализм, всё же подавил так хорошо за последние дни знакомый ему позыв, и сглотнув слюну, несколько охрипшим голосом произнёс:'Интересно, чья это печень?!'
Шкуркин, меланхолически, отвечал:'Да думаю, вряд ли дядюшки Чэня… он зелёным вином не балуется, в основном ганджубас покуривает…'
'Чего- чего он курит?'
'Cannabis Indica '…
'А-а- вот как! каннабис, значит!'- Семёнов всё равно ничего не понял. В гимназиях он не обучался, по слабости здоровья, был на домашнем. А в Морском Корпусе латынь была не в чести. Да и сам Семёнов с латынью, как весьма многие русские школяры, не дружил…
Вдохнув, Шкуркин достал из кармана форменного пальто аккуратно смятый лист газеты 'Дальнiй Востокъ', приготовленный было для собственных естественных нужд (бумага тонкая, мягкая, и совсем не пачкается типографской краской), и, нагнувшись, осторожно, чтобы не обкапаться, прихватил шматок человеческого мяса:'Вещдок такого рода оставлять на мостовой не годиться! Вмиг бродячие собаки утащат…'
Потом Шкуркин на секунду задумался и добавил:'Или коты.'
Затем, держа в левой руке быстро намокающий красным свёрток чуть наотлёт, вытащил сзади, из-за пояса брюк верный 'бульдог ':'Ну, пройдёмте, надо же посмотреть, кто это такую ценную вещь потерял…'
Колокольчик в дверях аптеки приветственно звякнул…
Сразу при входе, встречая гостей, висели традиционные красные вымпелы- слева с золотыми иероглифами 'Кан-ти', а справа, разумеется, с серебряными 'Тань-ши'…
Аптека была пуста… только тихо потрескивали ароматные палочки, курясь таинственными запахами…
Оглядевшись по сторонам, Шкуркин продекламировал:'
Наконец, я зашёл в аптеку,
которую посещал, должно быть,
ещё сам Конфуций, -
чтобы попросить себе Зуб Водяного Дракона,
который, как я слышал от друзей из полиции,
иногда сулит утешение
и никогда не приносит вреда.
Китаец, куривший трубку, спросил,
что меня беспокоит,
и я, как всегда, не сразу нашёлся с ответом.
'Стихи, эти проклятые стихи- ответил я,
Там, где другие видят красоту переживаний,
я кричу от боли!
И ещё: потом
меня тошнит кровью и темнеет в глазах,
знаете ли, ужасно больно… '
Аптекарь взял фарфоровую чашку
и показал где-то на её дне
воспалённую поверхность моей души. '
'Павел, Вы чего?'- с опаской спросил Семёнов.
Будто пробудившись, Шкуркин встряхнул головой и, положив печень на бронзовую чашку звякнувших весов ('Три фунта ровно'- машинально отметил про себя Семёнов) отвечал:'Так, ничего-с…навеяло…но где же дядюшка Чэнь?'
