Фрейд, конечно, осознавал наличие у себя невроза и несколько раз в переписке использовал это слово для описания своего состояния. У него, по-видимому, не наблюдалось каких-либо «конверсионных» физических симптомов, и позднее он, несомненно, классифицировал бы свой случай как истерию страха. Она в основном заключалась в крайних сменах настроения, и единственными пунктами, в которых локализовался этот страх, были его случающиеся время от времени приступы боязни смерти (Todesangst) и тревоги перед дальней дорогой (Reisefieber). В более поздней жизни он сохранил остатки этой второй тревожности и проявлял очень сильное беспокойство, как бы не опоздать на поезд, поэтому приезжал на вокзал задолго до отправления поезда[93].
Изменения настроения наблюдались между периодами приподнятого настроения, возбуждения и уверенности в себе, с одной стороны, и периодами тяжелой депрессии, сомнений и внутренних запретов — с другой. Во время своих депрессивных состояний духа он не мог ни писать, ни сконцентрироваться на своих мыслях (за исключением того времени, когда он выполнял свою профессиональную работу). Тогда он проводил часы досуга, ощущая чрезмерную скуку, переходя от одного занятия к другому, разрезая книжные листы, глядя на карты Древней Помпеи, раскладывая пасьянс или играя в шахматы, — но не мог сосредоточиться на чем-либо длительное время — состояние беспокойного паралича. Иногда имели место приступы, когда сознание значительно суживалось: состояния, которые трудно описать, с такой пеленой, которая вызывала почти сумеречное состояние рассудка.
Он часто жаловался Флиссу на свои расстраивающие смены настроения. Очень удивительно это узнать, так как это было столь чуждо Фрейду. Позднее ему пришлось многое испытать: несчастье, печаль и тяжелое физическое страдание. Но он стойко перенес все. Как часто я видел его в состоянии агонии, причиной которой являлся рак, поедавший его жизнь, и лишь один-единственный раз с его губ сорвалось слово жалобы. Если быть точным, то два слова: «Hbchst uberftussig»(явный перебор).
Неоправданное высказывание жалоб какому-либо лицу часто означает, что бессознательно — разумно или нет — испытывающий страдание приписывает свои затруднения действию этого второго лица и в действительности умоляет это лицо прекратить такое воздействие. Столь чрезмерные и в некоторых отношениях невротические дружеские отношения, которые существовали между Флиссом и Фрейдом, редко, если вообще когда-либо, обходятся без скрытого внутри потока латентной враждебности, и не будет неестественным предположить, что порожденный ею бессознательный конфликт, несомненно, играл важную роль во временных приступах невроза у Фрейда. Здесь определенно уместно упомянуть, что как его страдание, так и его зависимость достигли своей высшей точки в период между 1897 и 1900 годами, как раз в то время, когда его настойчивые усилия исследовать собственные глубинные области разума посредством самоанализа были наиболее активными. И действительно, в письме от 7 июля 1897 года (месяц, когда он начал самоанализ) есть сильнейший намек на предположенную здесь связь: это письмо написано после приступа полнейшего внутреннего запрета к писанию, поэтому Фрейд начинает его с извинения за перерыв в переписке. «Я до сих пор не знаю, что происходило у меня внутри. Нечто из глубочайших глубин моего невроза затрудняло какой-либо прогресс в понимании неврозов, и неким образом ты также был во всем этом замешан. Ибо мой паралич к писанию кажется мне предназначенным для затруднения хода нашей переписки. Относительно этого у меня нет каких-либо гарантий; это вопрос чувства — чрезвычайно неясной природы». Однако было уже слишком поздно кричать absit omen!
Если задаться вопросом о том, с чем еще совпал хронологически этот невроз в жизни Фрейда, то здесь у нас имеется вполне определенный ответ. В то время лишь две вещи имели для Фрейда огромное значение: его продвигающееся исследование бессознательного и его необыкновенная зависимость от Флисса. Обе эти вещи должны были быть связаны друг с другом. Очевидно, в том, что Фрейд оставил безопасную, хотя и довольно скучную область неврологии ради неисследованной области психологии, было нечто такое, что обладало неким высшим внутренним смыслом для него. Это определенно означало удовлетворение глубочайшего желания в его натуре, желания, которое постоянно влекло его вперед. Но оно также должно было сопровождаться некоторым глубинным чувством запретности, которое порождало тревожность и другие расстраивающие и делающие неработоспособным настроения. Это похоже на то, как если бы он все время предчувствовал, что тропа, по которой он идет, раньше или позже приведет его к страшным секретам, обнаружения которых он страшился, но к которым тем не менее он стремился столь же решительно, как сам Эдип.
В конечном счете, как нам известно, эта тропа закончилась неожиданным открытием его глубоко скрытой враждебности к своему отцу. А что могло в большей степени обещать защиту против такого темного ужаса, чем нахождение заместителя отца, по отношению к которому можно было показывать свою чрезмерную любовь, восхищение и даже раболепство, несомненное повторение его раннего отношения к собственному отцу! Только, к сожалению, такие ложные лекарства не могут успешно применяться долгое время. Скрытая враждебность также всегда переносится на данного заместителя, и такое отношение заканчивается, как и в нашем случае, разногласием и отчуждением.
В эти наполненные событиями годы к беспокойствам Фрейда добавилось также его плохое физическое состояние. Природой ему была отпущена очень здоровая конституция, и те болезни, от которых он страдал в последующие годы, возникали скорее от перенесенных им страданий, нежели обусловливались врожденными факторами. Правда, на протяжении всей своей жизни он мучился от мигрени, хотя в более поздние годы эти приступы стали менее частыми. Довольно любопытно, что Флисс также страдал от мигрени. Двое этих мужчин создавали различные теории, ни одна из которых не оказалась пригодной для объяснения этого огорчительного расстройства. Фрейд сильно мучился в те годы от назальной инфекции. В действительности они оба от нее страдали и проявляли с обеих сторон чрезмерный интерес к состоянию носов друг друга — к тому органу, который, в конце концов, впервые возбудил интерес Флисса к сексуальным процессам. Флисс дважды делал Фрейду носовые операции (вторая операция была проведена летом 1895 года). Также регулярно прописывался кокаин, в благотворное действие которого Флисс глубоко верил. Однако в течение длительного времени Фрейд мучился от рецидивов скопления гноя в полостях носа, сначала в одной, затем в другой. Естественно, предпринимались отчаянные попытки объяснить эти различные приступы и обострения с точки зрения действия периодических законов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
