Я по-прежнему старался не глядеть в сторону Рогожина: и так из того угла, где стоял его стул, сочилась ненависть, которую я уже мог ощущать едва ли не физически. Если бы не присутствие в комнате генерал-полковника Сухарева, я бы, наверное, просто был испепелен. Безжалостно и дотла.
– Недавно одна умненькая девочка, – проговорил я и словно бы ненароком бросил взгляд на часы, – напомнила мне сказку про Урфина Джюса и его деревянных солдат. И про то, как легко удавалось в этой сказке плохих солдат превращать в хороших: всего только вырезать веселые улыбки на месте злобных гримас… Для Григория Евпатьевича – да и для вас, пожалуй, Анатолий Васильевич, – люди вокруг всегда были материалом. Точно такими деревянными фигурками, которых для пользы дела можно было подстругивать ножом или выкидывать в случае поломки. То есть не совсем выкидывать – убирать с глаз долой куда подальше. С некоторых пор, господин генерал-полковник, меня вдруг стало занимать, отчего же происходит вокруг столько странных вещей, о которых не успевает то и дело сообщать утреннее радио. То на окраинах Москвы начинаются непонятные потасовки людей в камуфляже, то военный самолет разбивается без видимых причин, то на отдаленной заставе какой-нибудь лейтенантишка вдруг берет в руки автомат и начинает строчить направо и налево. Про Северный Кавказ я и не говорю: там все хотят мира и по-прежнему каждую ночь стреляют. Министра Убатиева чуть вообще не изничтожили… Интересно, а сколько всего бывших сотрудников Службы ПБ после того, как отлежат в клинике у Дуремара, отправляются укреплять военно-воздушные силы, погранвойска, столичную милицию или тульский спецназ? Майор Чаплин уверял меня, будто счет идет на…
Григорий Евпатьевич Рогожин, «не выдержав, вскочил со своего места.
– Анатолий Васильевич! Господин генерал-полковник! – воскликнул он. – Ну, почему мы обязаны слушать эту…
– Си-деть! – вновь раздельно, внятно и по слогам произнес Сухарев. И вновь Дуремар послушался.
Он вернулся на свое место, однако с места все-таки злобно выпалил:
– Уму непостижимо! Какой-то сопляк в кабинете самого начальника Службы… в присутствии аж двух генералов…
По-моему, он уже вознамерился поведать нам сказку Щедрина «Как Яков Штерн двух генералов оскорбил». Явно не к месту и не ко времени.
– Кстати, – сказал я, перебивая дуремаровские излияния, но по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом. – В настоящий момент я уже не уверен в ваших званиях и должностях… Наш Президент, конечно, ценит старую дружбу. Но, надеюсь, не настолько, дорогой Анатолий Васильевич, чтобы и дальше терпеть рядом с собой человека, который так долго подвергал лично его смертельной опасности. Ведь любой из охранников в любой момент мог…
Тут взвился, наконец, сам Анатолий Васильевич Сухарев. Произнеся короткую непечатную фразу, он бросился ко мне с явным намерением стереть-таки в порошок. На мое счастье, между мной и генерал-полковником оказался белый телефонный аппарат с орлом вместо наборного диска. Поэтому в последнюю секунду Сухарев все же передумал и для начала поднял трубку. Не то чтобы он мне поверил, но…
– Алло! – сказал он в трубку. – Алло!… – Он с раздражением застучал по микрофону, даже подул в него. Судя по всему, телефон прямой связи молчал.
Про себя я облегченно вздохнул. Удалось! Президента трудно раскачать, но уж если он на кого разозлится…
Генерал-полковник (а может, уже просто полковник или вообще рядовой) схватил трубку другого аппарата.
– Алло! – крикнул он. – Это Сухарев. Срочно проверьте исправность прямого… Что?! – Я увидел, как сухаревское лицо мгновенно помертвело. – Не желает со мной разговаривать?… Что значит – «занят»? А кто у него сейчас? Что-о-о?!! Батыров? Этот драный кактусовод?!
На всякий случай я стал медленно отодвигаться назад вместе с креслом, пока не уперся в стену. Наступала самая напряженная минута. Сейчас Анатолий Васильевич положит бесполезную трубку и постарается найти виновника своего падения в пропасть. Хорошо бы, чтобы этим виновником оказался не я. В противном случае жизнь моя будет стоить еще меньше задатка, который я обычно беру со своих клиентов, – меньше рубля. Или даже вообще ничего. Ноль рублей и ноль копеек.
– Обратите внимание, Анатолий Васильевич, – кротко заметил я, – свой препарат «АЗ» ваш заместитель почему-то испытывал только на ваших охранниках… А сотрудники его собственного медцентра такому тестированию не подвергались!
Мина сработала. Сухарев одним ударом выбил меня из-за своего стола, сунул руку в боковой ящик. В руке у него возник «магнум» сорок пятого калибра. Убойная штука.
– Толя! – крикнул лысый Рогожин, вскакивая и пятясь к противоположной стене. – Опомнись! Ты с ума сошел! Это же я, твой верный Григорий!…
Говоря это, верный Дуремар так и шарил глазами по комнате, пытаясь нащупать и поймать взгляд своего шефа. Руками он, словно обороняясь, уже делал нечто вроде пассов.
– Вот оно что-о-о, – тяжко бормотал, не слушая, Сухарев. Лицо его стало уже совершенно мертвенно-бледным. – Подста-а-а-вить меня захотел, Гришенька… С Генкой, значит, Батыровом заодно… – Он стал выцеливать фигуру в плаще, но делал это почему-то медленно, с усилием, как будто пистолет в руке весил килограммов пятьдесят.
– Толя! – кричал тем временем Рогожин, руками быстро сплетая между собой и пистолетным дулом сложную паутину пассов. – Опомнись!
Генерал-полковник и генерал-майор были уже настолько заняты друг другом, что маленький Яков Семенович Штерн как-то выпал из поля зрения обоих. Пользуясь случаем, я на четвереньках выполз из-за Сухаревского стола и быстрым ползком добрался до двери кабинета. Покидать таким образом поле боя было немного унизительно, однако, в конце концов, это ведь не являлось отступлением. Я лишь воплощал в жизнь народную мудрость «Двое дерутся, третий не мешай».
– Чего они там? – шепотом поинтересовался у меня Сухаревский секретарь Ваня, когда я заполз в приемную. – Ссорятся?
– Разговаривают по душам, – объяснил я, вставая с четверенек. Не очень-то я и запылился. – Просили, чтобы никто не беспокоил…
Глухие крики «Толя!» из-за двери, по-моему, усилились. Потом приглушенно бабахнуло. Раз. Еще раз. Оба раза секретарь Ваня нервно вздрагивал.
– Чтобы никто не беспокоил! – твердо повторил я и выскочил из приемной. Надеюсь, что Ваня опомнится не сразу и что звукоизоляция на этаже хорошая. Хотя, если разобраться, чего особенного случилось? Разве в особняке, под завязку набитом стрелковым оружием, кто-нибудь не может, ради развлечения, стрельнуть в потолок из «магнума»? И даже, предположим, не в потолок…
Пробегая по коридору второго этажа, я успел подумать о пропуске, который мне сейчас очень бы не помешал. Однако обрывки пропуска остались лежать в кабинете Сухарева и ничем уже помочь не могли. Оставалась единственная надежда на прорыв. Будем считать, что покойный Иннокентий Пеструхин и ныне здравствующий Чаплин ничего не напутали.
Впрочем, выбирать мне все равно было не из чего.
Я в хорошем темпе приблизился к посту возле лифта на первый этаж и с радостью обнаружил здесь своего старого знакомца. Того самого, который дал мне по зубам, когда я всего только попросил вызвать кабину. Теперь, решил я, будем действовать иначе.
– Пропуск! – сказал драчливый леопард в камуфляжную крапинку.
– Друг! – с чувством попросил я. – Дай мне по морде! Умоляю! Дай! Очень прошу! Ну!
Приступ нервного тика исказил лицо охранника. Как я и предполагал, он уже находился в той критической стадии, что и майор Чаплин. Только сейчас Чаплин, ценный свидетель Батырова, уже отдыхал в каком-нибудь бункере после исторической встречи с Президентом. А этот бедняга маялся тут на посту с химией в башке.
– Стукни меня! – вновь попросил я. – Стукни! Приказываю!
Химия препарата «АЗ» оказалась сильнее и устава, и здравого смысла. Охранник размахнулся и что есть силы ударил кулаком в пластмассовую дверь лифта. На его лице отразился ужас.
– ПРИКАЗЫВАЮ! Ударь МЕНЯ! – воскликнул я. Трах! Кулак охранника пробил несколько слоев пластмассы и капитально застрял в двери.
– И бей меня дальше, – посоветовал я несчастному охраннику, уже спускаясь вниз по лестнице. За спиной моей раздались испуганные вопли, звуки новых ударов и треск ломающейся пластмассы.
«Это была только присказка, Яков Семенович, – произнес я про себя, неуклонно приближаясь к постам охранников-леопардов на первом этаже. – Вот сейчас тебе будет сказка. Здесь их человек пять, не меньше, и все – при автоматах. У кого „кедр“, у кого „кипарис“. Полная оранжерея! А у меня даже завалящего кактуса под рукой нет. А-а, будь что будет! Если верить Чаплину, этих тоже ТЕСТИРОВАЛИ практически одновременно с ним. А значит, хотя бы двое из пятерки уже созрели для второй парадигмы.
