— Но отец Краббе вскоре должен уехать. Что с ним может стрястись в столь краткий срок?
— Всякое, — уронил Юрий и поднял глаза.
— Ладно. — Василий кивнул. — Случайностей много. Однако, — прибавил он, помолчав, — всем ведь известно, что этот католик дружится с венгром. Удар по первому могут счесть нападением на второго — разве не так?
— Нет, — сказал Юрий, позволив себе улыбнуться. — Если окажется, что у второго был повод ударить.
Ошеломленный Василий привстал в своем кресле и подался вперед.
— Как это так? — спросил он изумленно. — Они ведь стоят друг за друга.
Юрий внутренне возликовал, ибо беседа входила в нужное ему русло.
— Люди сходятся и расходятся, — изрек он, пожимая плечами. — И если пойдет слух, что отец Краббе переменил свое мнение относительно Ракоци, то все, что с ним стрясется, припишут тому, с кем он прежде был дружен.
Василий вновь сел и прищурил глаза. Чело его бороздили морщины раздумья.
— Но как же позорное деяние венгра может послужить к моей пользе? — после паузы спросил он.
Лоб Юрия покрылся испариной, а самого его бросило в жар, ибо он чувствовал, что ступает на скользкую почву.
— Если обстоятельства сложатся правильно, — произнес он с расстановкой, — то от них может прийти в замешательство сам Борис Федорович Годунов.
В комнате воцарилась звенящая тишина. Затем Василий спросил:
— И с какой такой радости?
Лицо его приобрело будничное, скучающее выражение, но глаза были напряжены.
Первое препятствие было пройдено. Юрий облегченно вздохнул.
— Мне кажется, я набрел на удачную мысль, — заявил он с притворной беспечностью. — Если пустить слух, что отец Краббе знает о Ракоци нечто порочащее того, то у людей останется впечатление, что его заставили замолчать с позволения и не без помощи Годунова.
— Но беднягу действительно придется заставить умолкнуть… чтобы все гладко прошло, — пробормотал хрипло Василий. В груди его защемило от открывающейся перспективы. Появлялась возможность опорочить татарина много раньше, чем он себе мыслил. Подумать только, лучшую службу ему собирается сослужить вовсе не кто-то из Шуйских, а какой-то ничтожный слуга!
— Весьма справедливо, — Юрий нервно сглотнул слюну.
— Ты говоришь об убийстве священника, — напомнил Василий.
— Всего лишь католика, княже, — возразил Юрий, презрительно дернув плечом.
Василий усмехнулся, глаза его обрели жесткость стали.
— Всего лишь католика. Да.
* * *
Письмо отца Ильи к его духовной дочери Ксении, врученное ей в отсутствие мужа.
«Господь да благословит тебя, Ксенюшка! Худо, что мне приходится обращаться к тебе не напрямую, а столь окольным путем, но я не могу преступить через повеление Анастасия Сергеевича без крайней надобности не видаться с тобой. Такой надобности, возможно, и нет, однако до меня дошли слухи, что дела твоего супруга в польском посольстве не очень-то хороши и что его в скором времени потянут к ответу за весьма большие провинности как перед королем Стефаном, так и перед нашим царем. Сыскалось немало людей, собирающихся свидетельствовать против него, а посему ради спасения твоей чистой души я решился нарушить запрет твоего дядюшки. Беда надвигается, и она не минет тебя, если ты и долее будешь жить в доме своего мужа. Послушай меня, уезжай поскорее из Москвы — хотя бы к кому-нибудь из материнской родни. Наступил май, твой отъезд никому не покажется странным.
Я же буду молить Господа и Пречистую Деву оберечь тебя от всевозможных напастей, хотя и напоминаю, что страдания нам посылаются свыше, дабы мы не забывали о муках Христовых и не погрязли в гордыне своей. Ревностно чти память родителя своего и неустанно стремись прозреть Божий промысел в испытаниях, выпавших на твою долю, памятуя о том, что много большее потребовалось от Спасителя нашего.
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа твой духовный наставник и преданный раб Божий Илья, в праздник Святого Григория Назианзина[10]».
ГЛАВА 5
Они отошли от Красной площади всего на двадцать шагов, но, казалось, попали в другой мир, ибо узкая улочка была глуха, темна и пустынна.
— Поспешим, — сказал отец Краббе. Он подгонял своего спутника уже с четверть часа. — Иначе нас ждет нагоняй и за опоздание, а не только за сломанную карету.
— Именно потому мы и выбрали этот путь, а не кружной, — терпеливо откликнулся Юрий, нащупывая в кармане кольцо, украденное им в доме Ракоци, пока тот беседовал с гостем. — Я хорошо знаю эту часть города. Мы скоро выйдем к посольству.
— Боюсь, теперь это не важно, — отозвался с вымученным смешком отец Краббе. — Отец Погнер ждет меня уже около часа. — Он старался придерживаться середины улочки, куда проливала свой свет — удивительно скудный для летней июньской ночи — молодая луна.
— Отец Погнер сочтет уважительной причину задержки, — сказал рассудительно Юрий. — Ведь кареты у нас ломались и раньше. Он знает, каковы московские улицы. Он поймет, что не опоздать мы никак не могли. Особенно когда я опишу ему, что стряслось с колесом и с осью.
Но отец Краббе в том не был уверен. Все убыстряя шаг, он пожаловался:
— Не могу взять в толк, отчего сломалось злосчастное колесо. На неровностях мостовой спицы так запросто не вылетают. Эта карета знавала дороги и хуже, а тут…
— Вы сами знаете, как это бывает. — Юрий чуть не бегом поспешал за иезуитом. — Карета может выдерживать одно трудное путешествие за другим и вроде бы не становиться от этого хуже, а в один прекрасный момент разваливается на части от малейшего сотрясения. Так случилось и с нами. — Он умолк, учащенно дыша и лихорадочно соображая, чем бы еще унять подозрения иезуита.
— Мне было велено… нам всем было велено передвигаться по городу только в каретах. Особенно по вечерам. Надо было принять предложение Ракоци и воспользоваться его экипажем, но пришлось бы перепрягать лошадей, а это заняло бы не менее получаса. — Отец Краббе отмахнулся от комаров, назойливо жужжавших вокруг. — Я предпочитаю не сердить отца Погнера, когда это возможно.
Юрий прекрасно понял подоплеку его слов, но тем не менее счел необходимым заметить:
— Должно быть, вас беспокоит то обстоятельство, что именно ваш визит к Ракоци вызовет недовольство отца Погнера. И гораздо большее, чем поломка кареты. Ведь придется признаться, где мы ее оставили, а это ему понравится вряд ли.
Сказав это, Юрий невольно поежился. То, что карета осталась у Ракоци, мало нравилось и ему самому. Дурацкое колесо развалилось прямо по выезде со двора дома венгра, и его чересчур ретивые слуги вызвались привести все в порядок к утру. Ракоци же со своей стороны обещал лично за тем проследить. Ну как он заметит подпилы на полудюжине спиц?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
