быть подготовлены!
Ага! Не рискнул скомандовать: «Отставить пререкания, кругом, шагом марш выполнять!» Значит, в глубине души готов уступить.
— Товарищ старший майор, я готов немедленно приступить к опросу сотрудников лаборатории, чтобы уложиться в указанный срок, — сказал Николай упрямо.
Настенные часы показывали десять вечера, и готовность Бродова работать всю ночь произвела благоприятное впечатление. Начальник отдела заявил более мирным тоном:
— Мы не имеем права выступить перед высшим руководством с недостаточно обоснованными предложениями.
Сдался!
«Высшим руководством»! Однако…
— Небось, хочешь говорить с Барченко? Или тебе подавай самого Бокия?
С Глебом Бокием Николай, между прочим, был шапочно знаком: по совместным с армией делам тот заглядывал некогда в Штаб РККА, причём как раз аналитика ему требовалась. Из недолгого общения Бродов вынес впечатление, что старые большевики — те самые ленинцы дореволюционного призыва, с опытом подпольной борьбы — народ весьма своеобразный. Повстречаться с таким — всё равно что погладить мамонта. Между прочим, знакомство с Константином Платоновичем подкрепило это впечатление.
— Хорошо бы побеседовать с кем-то из начальства лаборатории.
— С врагами народа?
— Да, — ответил Николай твёрдо.
Почему он так осмелел? Ну, во-первых, чувствовал слабину собеседника. Догадался: тому очень важно, чтобы рекомендации Бродова понравились «высшему руководству». А во-вторых, он, когда сосредотачивался на деле, обо всём, что помимо этого дела, как-то забывал. Так бывает, когда целишься: видишь только прорезь, мушку и объект, сфокусированные в одной точке. Остальное расплывается… Точнее, остального просто нет.
— Невозможно, — веско уронил старший майор государственной безопасности.
Предельно выразительно! Тошно сделалось. Невозможно — не потому, что запрещено какими-то правилами и противоречит каким-то инструкциям, а потому, что не с кем беседовать. Николай с усилием заставил себя произнести как ни в чём не бывало:
— Подойдут и рядовые сотрудники.
— Пять человек из лаборатории не находятся под следствием. Временно отстранены от работы. Вызовем их. Направим к вам. Ждите.
К началу следующего рабочего дня Бродов успел побеседовать с троими и составить достаточно объёмное представление о деятельности «нейроэнергетов», чтобы набросать предложения по реорганизации лаборатории. Ровно к часу дня его на служебной машине доставили в Кремль. Именно так. Николай, собственно, не удивился.
Далее всё происходило так, как будто он смотрел кино, уже не единожды виденное. Иной раз и замрёшь, сопереживая экранному действу, и дух захватит. Но всё-таки ты знаешь наперёд каждую реплику героев и каждый поворот событий. Впрочем, никакого провидческого дара не требовалось, чтобы предугадать события: кино, в котором теперь оказался Николай, достаточно часто прокручивалось в последние годы с ближними и дальними в главных ролях.
Сценарий приблизительно один, только исполнители менялись, и финал не известен…
Бродов был назначен сначала руководителем лаборатории нейроэнергетики, а спустя совсем недолгое время — начальником Особой группы по изучению и практическому применению нейроэнергетики и внесознательных взаимодействий[3]. Группа включала три лаборатории. Они полностью выводились из подчинения руководству Отдела лабораторий. Подразделение Бродова отныне будет и к самому Наркомату внутренних дел относиться чисто формально, а подчиняться — лично товарищу Сталину.
Известие об этом решении высшего руководства не удивило и начальника Отдела лабораторий. Товарищ старший майор тоже как будто ожидал развития событий именно по такому сценарию. Поздравил Николая, крепко пожал руку. В лице и жестах читалось непритворное облегчение: баба с возу — кобыле легче! Какое счастье, что от него забрали хоть эту головную боль — непонятную и непредсказуемую лабораторию нейроэнергетики, к которой не представлял, как подступиться!
Словом, распрощались по-товарищески, договорились в дальнейшем сотрудничать, ведь тематика их лабораторий отчасти будет пересекаться. Например, что касается всякой биохимии… Жаль, в конце тридцать восьмого, уже при Берии, мужика турнули — и с должности, и из органов. Впрочем, хорошо, что не посадили, не расстреляли…
Николай и выходные, и поздние вечера проводил на новой службе — входил в курс дела. От одной лишь тематики голова шла кругом, а сколько приходилось знакомиться с литературой, с людьми, с личными делами! Срочно комплектовал обширный штат подразделения.
Полномочия очень широкие. К услугам товарища Бродова — картотеки районных отделений милиции и дореволюционных полицейских участков, царской охранки и Управления государственной безопасности. Нужны и серьёзные учёные, и эзотерики всех мастей, гипнотизёры, гадалки, целители, мастера медитации и восточной борьбы, знатоки йоги и восточной философии, древних и новейших — вроде антропософии — мистических культов. Главное — никоим образом не шарлатаны, а только настоящие знатоки и мастера.
В будни Бродов проводил много совещаний с сотрудниками, наблюдал их работу, беседовал с кандидатами в сотрудники, не подозревавшими, куда, к кому и зачем на самом деле они приглашены. Нужно было предварительно разработать легенду собеседования и во время общения постоянно держать её в голове. Словом, в будни хватало работы с людьми, бумаги накапливались. Поэтому по воскресеньям Николай, как правило, приходил на службу хотя бы на полдня — поработать с документами. В выходные дни тишина, покой, никто не отвлекает.
Между прочим, что в выходные, что в будни Бродов ходил теперь на службу, по большей части, в гражданской одежде. Не по своей инициативе. Такое распоряжение он получил сверху: не «светить» свою Группу, расположенную на отшибе от Лубянки, в особняке у Пречистенских ворот. Пускай технари приходят в форме: персонал, что обслуживает материальную базу, а основным сотрудникам, кто и при погонах, включая руководство и Отдела лабораторий, — изображать простых совслужащих. Бродов был этому послаблению несказанно рад: миновала его участь щеголять среди москвичей синими галифе! Ну, почти миновала: на официальные мероприятия и доклады всё же требовалось являться в форме.
Новая деятельность с её необычным содержанием, нестандартными задачами очень увлекла Николая, работать по семь дней в неделю было не в тягость. Он почти не чувствовал усталости.
Бродов вовсю осваивался со своими новыми задачами и полномочиями, и это было лишь полдела. Всю картину мира, которая сложилась у него за целую жизнь, пришлось пересмотреть и существенно перекроить. На пятом десятке, казалось бы, совсем не простая задача, но Николай не слишком сопротивлялся новизне, скорее наоборот. Он обнаружил, что многие загадочные явления находят простое объяснение, если только допустить существование тонкого плана бытия наряду с физической реальностью.
Тем не менее в начале своей деятельности на новом посту он частенько думал, не сошёл ли с ума. Возможно, вся эта бурная деятельность по изучению сверхчувственных взаимодействий ему только чудится, возможно, он живёт теперь не в реальности, а в придуманном его собственным воображением причудливом мире? Возможно, в действительности его окружают белые больничные стены, он не отдаёт распоряжений, не выслушивает докладов, не читает днями и ночами толстых и тонких папок с личными
