Словацкая весна
Перевод Г. Плисецкого
Он идет бороздой, зерна в землю бросая упрямо,за веками века перепахивая чересполосье.Он один доиграет последнее действие драмыи раскланяется в конце, как раскланиваются колосья.
Умирали народы, рассыпались империи прахом,низлагались цари, полководцы сдавались позорно.Победитель один — бороздою шагающий пахарь,горсть за горстью бросающий зерна.
Хмурый день
Перевод И. Инова
Льются, льются штыки дождя,будто снова меня жандармыпод конвоем в кутузку ведут…Ну и день!..Безотрадный, бездарный!..Будто, снова остриженный наголо, явытряхаю табак из кармана,а из облака солнце лопушным листомутешает меня обманно…
Прекрасный день
Перевод Ю. Левитанского
Я этот город весь пересчиталпо пальцам старых башен,покуда солнце,кровью обагрившись,к волнам вечерней Влтавы прикоснулосьи спрятались дома в тени дрожащей.
Потом я не спеша спускался в город,счастливый, что постиг нехитрый смыслоткрывшейся мне сцены,блаженный от поэзии, что намприоткрывает имена вещей,и тайны бытия,и сущность мира.
К тому ж еще я был развеселениспуганно дрожащими тенями;как может потрясать нас иногдапустейшее, по сути, представленье!
В конце концов тут дело в нас самих,и призраки, они лишь часть того,что в нас живет, все радости и страхи,весь этот мир земной, который насто радует порой, а то пугает.
Меж тем дубки той рощи, где я шел,уже свои короны золотыеснимали, а внизу, простоволосы,бродили люди, с шапками в руках,и в той корчме, где я присел за стол,чтоб это записать, пивные кружкивраз поскидали белые своишапчонки.
— Добрый день!
Прекрасный день!
Разговор с птицей, отсчитывающей годы
Перевод Ю. Левитанского
Час летит за часом — счет часам потерян.Но часы пробили вешних дней начало.На часах без башни, по циферблату неба,стрелки — птичьи крылья —ходят как попало.
Мудрая кукушка, та, с часов старинных,век в лесу отсчитывает — долог ли, недолог.— Ну-ка, мне, ку-ку, ку-ку, сколько накукуешь?..
Только не напоминай мне теперь о смерти!
Разобраться я хочу в голосах за чащей,Повторяя каждый стих, в зарослях звучащий.
Удивляться без конца лесу или полю,словно узник, что с трудом вырвался на волюи глядит, глядит вокруг, наглядеться хочет…
И кузнечика понять — для чего стрекочет.Разгадать, о чем грустит роза полевая,по утрам свое лицо в росах умывая,и росинки холодок ощутить губами.Или в карты поиграть с соснами, дубамив час, когда нисходит тень, дав им карты в руки.
И кричать, без цели, так — просто чтобы звуки.С силой ветку отводить, отогнув тугую,прыгать с камня на другой, с рифмы — на другую.
Понимать чертополох, вставший на дороге,и цветок, что вдруг поник в страхе и тревоге.Крикнуть в ухо лопуху, — мол, держись, приятель:я и сам боюсь того, кто мне непонятен.
Как фазан, что свои тайны поверяет лесу,я в доверье окунусь, приподняв завесу,чтоб из леса, из его братского сплетеньямиру весть подать о том, что растут растенья.
Лучше уж закройся, не кукуй о смерти,главное не в этом, не такое время:затвори-ка дверки тех часов старинных,спрячься за зеленый занавес из листьев,ах, ку-ку, кукушечка,ах, ку-ку, кукушка.
Запрещенным карандашом
Перевод Г. Семенова
Как ни спешили б волны за волнами,Ваг неподвижным кажется вдали.Так и мгновенья наши: утекли —и вечно остаются с нами.
Как на ладони видим вновь и сновав зеркальной глубине текущих водобломки давнишних забот,событья потускневшего былого.
И вновь и снова с наших губ слетаютсухие паутинки слов,которые во мраке сновдля нас годами память сберегает.
Жизнь из кусочков складывает время,но ничего не происходит с ним…Надежды, словно дым,надежды, словно дымот нашего невечного горенья!
И лишь мгновенья остаются с нами,не улетают от земли,они, как волны вольные вдали,в недвижном Ваге, там вот, под холмами.
Будешь…
Перевод Г. Плисецкого
Будешьцепью бессонниц, бесплодной и длинной,вереницей ослепших монахов.Будешь колосом хлебным, затоптанным в глину,но готовым подняться из праха.
Будешьскрытым вывихом, переломом,будешь раной некровоточащей.Будешь вербой подрубленной перед домом,с одинокою веткой торчащей.
Будешьбывшим набатом в разрушенной башне —иссеченным, разбитым, вчерашним.Головою без тела, скатившейся с плахии валяющейся во прахе.
Будешьженскою грудью с пустыми сосками,где ни капли живительной влаги.Будешь вздутыми детскими животами.Головней, поражающей злаки.
Будешьисточником обмелевшим —не напоишь ни конных, ни пеших.Будешь ветром бродячим, свистящим в окошкенежилой, одинокой сторожки.
И тогда ты воскреснешь. И чудо впервыепохоронная узрит охрана.И расправит лес свои плечи кривые,как от свиста свирели Пана.
И протянет лапы к помятому дому,к человеческой пантомиме.И задушит объятиями своимиэтот суетный мир, этих гномов!
Вдруг
Перевод Юнны Мориц
Реалистический буран:безумный пляс сороконожкии сумасбродная играснежинок диких в мышки-кошки,
в припадке злого озорстваметель сдирает юбки с елоки колпаки, надев едва,сдувает с клочьями иголок,
и разлохмаченный поток,туманность божеского ока,то развернется, как стрелок,бесцельно метящий из лука
пучком друг другу встречных стрел,а то — холстом в горошек белый,и форма катится в пределбесформенности оголтелой,
и вдруг, смотрите: воединовсе — от земли до облаков,словно абстрактная картинас татарским полчищем снегов.
Мудрость
Перевод Б. Слуцкого
Есть такая мудрость:встать на колени перед собором,каяться в блуде, ересях и заблуждениях.
Лучше встать на колени, чем стоять на костре,лучше спрятать правду в глубинах души,словно в ларе,лишь бы снова потом заявить,что все-таки вертится…Как, товарищ Галилей,может быть, в этом — мудрость?
Но мудрей мудреца смелый, веселыймальчик из сказки, кричавший тогда:— Король голый, совершенно голый! —Так громко кричал, что просто беда!
В сумерках
Перевод Юнны Мориц
