– Согласен, закусив губу, – бросил префект.
– Хорошо. Теперь третье: эта история послужит нам всем хорошим уроком. Двенадцать лет назад Максен напал на караван вождя – в то время, когда главой племени был отец этого паренька, некий Сасурай; мы вырезали тогда почти все правящее семейство. По правде сказать, долгое время считалось, что в живых не осталось ни одного прямого родственника вождя – Максен намеренно проводил такую политику, чтобы по смерти Сасурая вызвать междоусобную войну за трон, – но, очевидно, наш мальчик уцелел, поскольку называет себя сыном покойного вождя, у него есть личные причины ненавидеть нас. – Лордан задумчиво пощелкал языком. – Насколько я понял, он не шутил: если парнишка действительно сын Сасурая, мы, получается, уничтожили всю его родню за исключением отца. У него просто нет другого выбора: он делает то, что делал бы каждый на его месте, и племя знает об этом, что означает, что они не уберутся прочь, если им не удастся взять город с первой попытки. – Командующий удрученно покачал головой. – Я предполагал, что все это как-то связано с Максеном, но мне и в голову не приходило, что ситуация так серьезна.
– Что-нибудь еще? – поинтересовался префект.
– Да, на нашего мальчика не действуют угрозы, и он никогда не теряет самообладания. Об этом необходимо помнить. Насколько я могу судить, с Темраем явились все высокопоставленные лица клана, и ни один из них, заметьте, не осмелился возразить ему. Из этого следует, что они беспрекословно подчиняются его распоряжениям. Мы, конечно, могли бы попробовать разработать план, как восстановить людей против вождя, но, по правде сказать, на успех я не рассчитываю.
Как только ворота города за посольством захлопнулись, Лордан вызвал Гарантеса и приказал разрушить плотину напротив моста. Вскоре четыре катапульты, установленные на восточном бастионе, выпустили свои смертоносные снаряды, и в считанные секунды плотина превратилась в груду искореженных бревен и строительных обломков. Зрелище впечатляло, и Лордан надеялся, что Темрай наблюдает за происходящим. С другой стороны, от мысли, что разрушение города началось согласно его приказу, командующему становилось не по себе. В глубине души Бардас боялся, что это прямое указание на то, что неизбежно должно произойти.
– Это самое бессмысленное, самое малодушное решение, которое можно было принять! – бушевал префект. Сломав плотину, мы потеряли возможность проводить военные вылазки на равнину, вынуждены сидеть за проклятыми стенами и бессильно наблюдать, как враг монтирует свои орудия! Это преступление!
– Ну, сидя за стенами, мы не можем видеть этого, – невозмутимо заметила его дочь, так что оставшиеся члены семьи едва сдержали смех.
– Не дерзи, – ответил отец, – ты отлично знаешь, что я имел в виду. – Он отломил горбушку хлеба, выковырял из нее мякиш, скатал в комок и отправил в рот. – Не удивлюсь, если кто-то на этом сделал деньги, – добавил он голосом провинциального трагика.
– Но я думала…
Оборвав себя на полуслове, жена вернулась к вышиванию.
– Что?
– Да ничего особенного, я, вероятно, что-то не поняла.
– Говори, позволь мне судить об этом.
– Видишь ли, – сказала она, вдевая нитку в иглу, – мне казалось, что ты первый настаивал на этом решении, считая его весьма благоразумным. Насколько я поняла, после того, как наши – не помню точное слово – исследовательские и разведывательные войска потерпели столь позорное поражение, мы больше не предполагали совершать вылазок на равнину, а сидеть за стенами и ждать, когда варвары сами придут сюда. Так, кажется, ты говорил. Лехан, дорогой, ты не помнишь, что говорил папочка? – Добавила женщина, обращаясь к сыну.
Лехан, которому едва исполнилось семь лет, важно кивнул.
– Да, это звучало примерно так.
– Я говорил совсем о другом, – нахмурился генерал – Одно дело устроить очередное кровопролитие и совсем другое – совершать короткие набеги, когда они устанавливают свои проклятые машины. Глупо лишать себя такого шанса!
– Но ты же говорил, что их техника все равно не будет работать, – возразил Лехан. – Ты говорил, что племя невежественных варваров не…
– Не в этом дело! Мы могли бы напасть на них, пока они заняты разгрузкой плотов и не имеют возможности обороняться. А этот идиот!..
– Но должны же они что-то предпринимать, – говорил Архидьякон, выходя из трапезной Академии. – Вы близки с Патриархом, Геннадий, вы должны настоять на решительных действиях. Пришло время, чтобы к мнению Ордена прислушались.
– Вы так считаете? – удивленно приподнял бровь Архимандрит. – Но почему? Орден объединяет философов и ученых, посвятивших свою жизнь изучению глубоких метафизических процессов. Почему вы думаете, что у нас должно быть особое мнение насчет ведения войны?
– Должен заметить, – высокомерно начал Ставрасий, – что вы, как фактический глава Ордена, пока Алексий занят своими новыми обязанностями, весьма мало заботитесь о нашем положении в обществе, точнее, об исполнении нашего долга. В такие времена на нас лежит ответственность охранять город и давать мудрые советы правителям. Мы должны действовать активнее…
– Возможно, – прервал его Геннадий и многозначительно улыбнулся. – Вы предлагаете использовать магию против врага? Простите, мне кажется, это не метод.
– Вы отлично знаете, что магия здесь совершенно ни при чем! – воскликнул Архидьякон.
– Но вы же сами предлагали: наложить на них проклятие, сжечь молниями, превратить в лягушек и наслать стаю голодных цапель. Непременно известите меня, когда узнаете как это делается.
– Вы начинаете говорить, как Алексий, – неодобрительно отметил Ставрасий. – При всем моем уважении к Патриарху я всегда находил, что в его мыслях присутствует некоторое легкомыслие, что плохо соотносится с должностью, которую он занимает.
– Вы имеете в виду, что у него есть чувство юмора? Наверно, вы правы, но, как мне кажется, это неизбежно: когда на вас ложится ответственность за Орден, нельзя ко всему относиться серьезно, иначе можно сойти с ума. Пройдет время, и ваши взгляды изменятся: я и сам когда-то думал точно так же.
Слова достигли цели: Ставрасий обиженно удалился, и Геннадий получил возможность вернуться к повседневным делам. Перед ним открывалась радужная перспектива провести грядущую ночь в административной работе и, кроме того, закончить очередной научный труд. Архимандрит живо припомнил, как жаловался Алексий на эту нудную работу и свою собственную неприязнь к нему, человеку, который занимает высокую должность и сетует по поводу обязанностей, которые она налагает. С тех пор, казалось, прошла целая вечность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
