подумав.
— Это не может быть только твоё жалованье, сумма огромна! — воскликнула Анна. — Откуда остальные деньги?
— За дополнительные занятия с учениками… Да какая разница — откуда?! Откуда бы ни были! Здесь всё серьёзней. Но я разберусь, — он резко поднял голову, в серых глазах блеснуло злое упрямство, — даю тебе слово!
— Не разберёшься, Шентэл, — едва слышно прошептала Анна, — не успеешь… Он сократил срок до начала зимы…
— Чёрт!!! — не сдержавшись, офицер пнул стоящее на крыльце плетёное кресло, и то перевернулось кверху ножками. — Чёрт! — прошёлся, скрипя деревянными досками под ногами туда-сюда, что-то обдумывая. — Я успею, — немного остыв, заключил он.
— Нет, Шентэл! — взмолилась Анна, — не знаю, где ты взял эти деньги, но они уже сильно навредили нам, а те люди, которые тебе их дали, наверняка очень опасны! Ты сделаешь только хуже! Есть другой вариант.
— Какой?
— Кредитор — друг Уэлча. Бывал у нас в доме. Смотрел на меня, как нищий на жареного гуся в яблоках…
Нехорошее предчувствие защекотало Винтерсблада: он начал догадываться, к чему ведёт Анна. Но ошибся. Нет, она не задумала расплатиться своим телом. Всё было ещё хуже: кредитор готов был простить ей долг, если она станет его женой.
— Ты с ума сошла! — севшим голосом выкрикнул Блад.
— Он стар, Шентэл… А пока он жив, мы будем видеться, как и сейчас — по выходным… у него за спиной, как было при Уэлче.
— Ты серьёзно?! — задохнулся офицер. — Серьёзно?! Анна! Неужели, просидев в клетке Уэлча столько лет, ты готова так просто отказаться от неба из-за… из-за надуманных страхов?! Доверься мне, я всё исправлю, чего бы мне это ни стоило!
— Вот это меня и пугает, — тихо произнесла Анна, — я не прощу себе, если из-за меня с тобой что-то случится… И я не хочу вслед за тобой утонуть в глубине неба.
— А я не хочу делить тебя с каким-то стариком!
— Шентэл! — умоляюще воскликнула Анна, положив ладони ему на плечи. — Мы справимся! Это лучше, чем рисковать жизнью, связываясь с бандитами!
— И думать забудь! — рявкнул Блад, резким движением стряхнув её руки. — К зиме я соберу необходимую сумму. Настоящими деньгами, не фальшивыми!
— И сделаешь для этого что-то незаконное, да? — вскипела она. — Что-то, за что потом придётся расплачиваться ещё больше!
— Я сделаю всё, что нужно! Что должен сделать, чтобы защитить свою женщину!
— Я сама могу защитить себя, — запальчиво крикнула Анна, — не нарушая при этом закон! Не рискуя ничьей жизнью! Не заставляя дорогих мне людей жить в страхе за собственную шкуру! Почему ты, защищая меня, не желаешь знать, что для меня лучше? Почему ты такой упрямый дурак и не хочешь уступить, выбрав план проще и безопаснее?!
— Ах, да, — сбавил тон Винтерсблад, разочарованно уронив руки, — я совсем забыл, что проституция в Траолии — простое и легальное ремесло. Даже уважаемое!
Анна хлестнула его по щеке, и её пощёчина была не по-женски тяжёлой.
— Я соберу нужную сумму в срок. Сиди дома и не делай глупостей, — твёрдо повторил он, и, не желая продолжать разговор, пошёл прочь, по пути ещё раз пнув плетёное кресло.
Железо и мокрые камни
Весь ночной перелёт обратно в Клеук Винтерсблад не спал, пытаясь расплести спутанный клубок собственных мыслей. Перед его внутренним взором мелькали вечные школьные ремонты по надуманным поводам, благотворительные закупки как нужного для училища, так и совсем бесполезного; ящики из-под траольской рыбы, еженедельно отправляющиеся в обратный путь, и фальшивые деньги, полученные им из разных рук: в бухгалтерии — жалованьем и через Маккормика — от родителей кадетов. Чутьё подсказывало Бладу, что между всем этим есть какая-то связь, но найти её он пока не мог.
Под утро офицера осенило: эта поразительно щедрая благотворительность была похожа на вливание фальшивых денег в экономику Распада. Все закупки для училища производились только в Распаде. Все, кроме рыбы с её загадочными ящиками.
А что, если… Если рыбу из Траолии везут для того, чтобы переправить фальшивые купюры, спрятанные в её таре? Потом эти «средства» проводятся как пожертвование школе от неизвестного благотворителя, и так они попадают в финансовый поток страны, когда этот «благотворитель» расплачивается ими за всё, чем обеспечивает школу. Может быть, даже родительский комитет со своими взятками тут не при делах! Может быть, отцы липовых отличников даже не подозревают, что они платят школе ещё что-то, кроме ежегодных взносов за учёбу, и все эти взятки — лишь ещё один способ распространения фальшивок? Никому из учителей и в голову не придёт нести их в банк, чтобы проверить подлинность купюр.
Что же касается жалованья — здесь есть одно общее звено: Маккормик. Он, от лица таинственного безымянного полковника, приглашал Винтерсблада на работу. Он же предлагал ему взятки, но уже от лица родителей. Нет, подпол — просто пешка, слишком уж он смешон, чтобы быть в таких делах «у руля». А вот этот самый полковник, который курировал училище, — но Блад его так ни разу не видел и даже не знал его фамилии, — вот он может быть верхушкой этой пирамиды! И тем самым «тайным благотворителем».
Схема с фальшивыми деньгами объясняла и резкий рост цен в Распаде за последние месяцы, и кризис экономики. Те, кто стояли за производством подделок, разоряли Распад изнутри. Выгоднее всего это было Бресии… И тут Винтерсблад вспомнил имперские оговорки своего бухгалтера, изредка называвшего директора «ваше благородие». Картинка в голове подполковника сложилась.
Прямо с вокзала он бросился в училище, в котором в воскресный день был лишь сторож. Директору нужен был Монгайт, но Блад не знал, где секретарь живёт. Перерыв все личные дела работников училища в поисках его адреса, он ничего не нашёл: папка с личным делом бухгалтера отсутствовала! Пришлось ждать до понедельника. Но и на следующий день Монгайта на работе не было: кто-то передал, что он сказался больным и взял выходной. Где он живёт, никто из педсостава не знал.
Винтерсблад не находил себе места, он готов был пешком обойти весь Клеук, заглядывая за каждую дверь в поисках паршивого секретаря, но пришлось ждать, из последних сил изображая спокойствие. Он плохо представлял, что будет делать, если получит
