– Это я беру на себя. Агнесса уедет, и вы сможете получить сан архиепископа за заслуги перед святейшей католической церковью. Всё будет зависеть от вас!
– Вы отказываетесь от женщины, которая вас любит и которую, вероятно, любите вы, избегаете разговора о материальной компенсации. Что же вы приобретаете?
– Больше, нежели вы, падре. Значительно больше… В такие вечера мне всё мерещится истинный рыцарь и неутомимый поборник справедливости – Дон-Кихот Ламанчский. И сегодня мне показалось, что я коснулся краешка его плаща. На вашей прекрасной земле я становлюсь романтиком. Вас устраивает такое объяснение?
– Вы живёте в Каталонии, а каталонцы не лишены ни здравого смысла, ни юмора. Здесь, как гласит наша поговорка, даже камни умеют обращать в хлеб.
– Итак, вы согласны на моё предложение?
– Надо подумать, взвесить все за и против… Возможно, и мне придётся надолго покинуть Испанию.
– Это только приблизит вас к Ватикану, к папе, а стало быть и к намеченной цели.
– В принципе я согласен!
– Тогда я приложу все усилия, чтобы отвлечь внимание Нунке от вопроса о доверенности. Как бы всё ни сложилось, я советую поторопиться с визами, чтобы они были наготове.
– Может быть, получить визу и для вас?
– Я должен остаться, как это ни печально. А вдруг ещё какой-нибудь камень превращу в хлеб.
– Жаль, что я его не попробую…
– Вам мало того куска, который вы вырвете из-под носа у Нунке?
– Человек ненасытен, сын мой…
«А ты особенно», – подумал Фред, прощаясь с падре. Но, пожимая ему руку, только многозначительно сказал:
– Все дороги ведут в Рим. Помните это, падре!
За семью ветрами
А пока дороги вели не дальше Фигераса.
Оставив Шульца на окраине города, у домика, спрятавшегося в глубине сада, Нунке и Агнесса направились к центральной улице, где размещались магазины и немногочисленные городские учреждения.
Молодая женщина, такая оживлённая несколько минут назад, сидела теперь неподвижно, уставясь в ветровое стекло машины, и на замечания и вопросы Нунке отвечала коротко, иной раз даже невпопад, полностью сосредоточившись на том, чтобы не оглянуться назад, на таинственный дом, возле которого, ничего не объяснив, чуть ли не на ходу выскочил из машины Фред. Кто живёт в этом доме? Почему Фред никогда не говорил, что у него в городе есть друзья? Может быть, спросить у Нунке? Нет, нет! Ни в коем случае! Он не из тех, кому можно разрешить читать в своём сердце. Ещё станет смеяться, подумает, что она…
Слово «ревнует» Агнесса не решилась произнести даже мысленно, пряча от самой себя чувство, разрывавшее ей сердце, туманившее мозг. А ведь ей сейчас надо быть особенно спокойной, рассудительной, чтобы выполнить все приказания падре. Как же избавиться от начальника школы хоть на минутку?
Агнесса искоса взглянула на холёные, но сильные руки Нунке, уверенно лежавшие на руле. Из таких рук не вырваться, они крепко держат то, что в них попало. Будь рядом Фред, он бы помог… а теперь? Агнесса даже не сможет подняться по лестнице в контору, так отяжелели ноги, а руки холодны, как две ледышки кажется, вся кровь отхлынула к сердцу и мозгу. Нет, сегодня она не способна на это. А может быть, и вовсе не решится на такой шаг!.. Верно, так уж суждено ей и бедняжке Иренэ…
И вдруг перед глазами матери возникает лицо девочки. Оно как бы вырисовывается на ветровом стекле: возбуждённое, с сияющими глазами. Каждая чёрточка дорогого, милого личика излучает радость… Надо было молчать, молчать и ничего не говорить, ничего не обещать. Это падре обмолвился неосторожным словом о поездке в Рим. Ох, зачем же ты лукавишь сама с собой! Ведь и ты тогда не выдержала! Словно бурный горный поток, ринулись из твоего сердца и смех, и слезы вперемежку со словами…
Лишить Иренэ этой радости, этой надежды? Никогда! Ни за что! Это значит убить тебя, моя крошечка, собственными руками отнять у тебя жизнь! Ведь невозможно жить без надежды!..
Отчаянное желание спасти своё дитя придаёт Агнессе сил. Снова глаза её блестят, на губах играет улыбка.
– Герр Нунке, – она поворачивает улыбающееся лицо к своему спутнику, – может, мы хоть на полчасика отложим наши скучные дела. Что, если нам немного посидеть в кафе? Я совсем одичала в своём углу! Так хочется побыть среди людей.
Нунке удивлённо глядит на Агнессу, но взор её так ясен, на губах такая милая смущённая улыбка, что ни малейшего подозрения не закрадывается в его сердце. К тому же женщина элегантно одета, хороша собой. С такой не стыдно показаться в городском обществе.
– К вашим услугам, милая патронесса! – говорит Нунке после минутного колебания. – Приказывайте, где остановить машину.
– Вот тебе и на! Спрашивать у меня, затворницы! Я ведь здесь ничего не знаю, только несколько магазинов и контору банка. Распоряжайтесь сами! Конечно, чтобы место было приличное.
– Что же, пировать так пировать, – улыбнулся начальник школы. – Остановим свой выбор на «Эльдорадо», это в нескольких кварталах отсюда. – Нунке самому начинает нравиться эта, как он мысленно называет её, авантюра, и он чуть сбавляет скорость они уже в центре города.
На что надеется Агнесса? Просто хочет оттянуть время? Отдалить ту неприятную минуту, когда они вдвоём с начальником школы войдут в мрачную контору мадридского филиала банка, чтобы урегулировать некоторые финансовые дела?
Нет, действиями молодой женщины руководит сейчас расчёт, хоть и не точный, а всё же расчёт. Она знает: в двенадцать часов весь бомонд города, все модницы высыпают на главную улицу, чтобы пройтись, показать себя, поглядеть на других, встретить знакомых, выпить чашечку кофе с пирожными дона Альвареса, короля местных кондитеров. Верно, Изабелла, пассия Нунке, о которой рассказывал Воронов, тоже не усидит дома этим весенним солнечным днём… Встретиться бы с ней, только бы встретиться!.. Изабелла не из тех, кто позволит своему возлюбленному появиться с другой женщиной.
В кафе и впрямь собралось большое общество. Проходя между столиками, Агнесса невольно оперлась на руку своего спутника. Перед глазами у неё всё кружилось, лица расплывались в каком-то призрачном тумане. Сказывалось то, что она действительно давно не бывала среди множества незнакомых людей. Чтобы скрыть смущение, женщина опустила ресницы. Теперь она видела только проход между столиками, показавшийся ей неимоверно узким и длинным, да носки своих туфель, и потому не заметила, с каким интересом осматривают её присутствующие: мужчины явно любуясь, женщины с враждебной, едва скрываемой завистью.