К несчастью, Кинг уже успел повернуться к нему, и в тот же миг в упор разрядил оба пистолета.
Раздался ужасный грохот. В подвале разнеслось гулкое эхо, с потолка посыпалась сажа, а Коннора слегка отбросило назад. Джемма закричала, но он оторвал от себя ее руки и ринулся на Кинга.
Он подумал, что Кинг совершил ошибку, выстрелив сразу из двух пистолетов. Однако его старый приятель продолжал оставаться опасным бойцом — теперь он использовал пистолеты как дубинки, молотя их рукоятками по лицу и бокам Коннора.
Из раны Коннора хлестала кровь, но он был настолько ослеплен яростью, что не чувствовал боли, а Кинг слишком старался отбиться от него, чтобы обращать внимание на то, куда попали его выстрелы.
Однако Коннор быстро слабел: из последних сил он вцепился в горло Кингу и опрокинул его на пол. Кинг сумел извернуться и нанести предательский кривой удар как раз в то место у Коннора на подбородке, которое только что едва не проломил рукояткой пистолета. Коннор на мгновение невольно ослабил хватку, но этого оказалось достаточно, чтобы Кинг высвободился и навалился на него всей своей массой.
В тот же миг он обернулся назад, но так и не успел избежать удара: Джемма изо всех сил треснула его тяжелым вальком для стирки, который вытащила из ближайшего корыта. Кинг снова рухнул на пол. В следующую минуту на лестнице раздался топот множества ног, и Коннор увидел слепящую голубую вспышку пороха и услышал грохот выстрела. Кинг резко дернулся и медленно соскользнул вниз, туда, где в луже крови лежал Коннор.
Эпилог
В спальне, в хижине старого Ферпоса Додсона, Коннор опустил Джемму на кровать и заглушил ее смех долгим, волнующим поцелуем.
Окно в спальне было распахнуто, и теплый весенний воздух ласкал их обнаженные тела. Его рука коснулась ее груди, и она со вздохом обхватила его шею и возвратила поцелуй.
Казалось, два человека просто не могут знать друг друга еще ближе, однако для них по-прежнему каждый поцелуи, каждая ласка, каждое слияние казались чудом.
Еще долгие недели после происшествия в прачечной Джемма терзалась от страха при мысли, что может навсегда потерять Коннора — да и сейчас еще не в полной мере избавилась от своих опасений. Этот страх охватывал ее всякий раз, как только она вспоминала о той ужасающей сцене. Глубокий шрам на груди Коннора от поразившего его тогда выстрела останется до конца жизни.
Прошли долгие месяцы, пока срослись разорванные мышцы, однако это время исцеления стало для Джеммы и Коннора временем чудесных превращений, неожиданных для обоих. У лих наконец-то появилась возможность как следует узнать друг друга, и Джемма целыми днями просиживала возле кровати Коннора, держа его за руку, а он гладил ее по волосам. Они беседовали по душам, сидя возле уютно трещавшего камина, отрезанные от всего остального мира зимними вьюгами, снегом и холодом, и у них не было ни повода, ни желания покидать скромное и тихое жилище…
Учитывая те обстоятельства, что Коннор не мог подняться с постели из-за ран, а смерть его старого приятеля последовала от выстрела Джейми, Джечерн великодушно взял на себя хлопоты, связанные с расследованием обстоятельств гибели Реджинальда Спенсера: ведь поначалу Джейми взяли под стражу и заключили в городскую тюрьму в Инвернессе. Сестра Джечерна объединила свои усилия с тетей Мод, чтобы заменить Джемму на поприще забот о гленаррисских крестьянах, особенно пострадавших в ту необычно суровую зиму. Делами в замке с присущими ей решительностью и расторопностью управляла миссис Сатклифф.
Их помощь предоставила Джемме возможность целиком посвятить себя заботам о Конноре, который чудом не погиб от потери крови и лихорадки, вызванной воспалением ран. Джемма ухаживала за ним с той же беззаветной самоотверженностью, с какой он заботился о ней в те далекие дни, когда она боролась за жизнь в гостинице миссис Кеннерли.
Отныне их жизнь и их единение были наполнены удивительной нежностью.
К Джемме вместе с весной и верой в выздоровление мужа постепенно возвращались ее обычные живость и веселье. Коннор стал мягче, уступчивее и отзывчивее, от того неуживчивого и вспыльчивого гордеца, каким он был прежде, остались только воспоминания. Минка была совершенно права, предсказав, что Джемма своей любовью превратит отвратительного лягушонка в прекрасного принца: ведь это превращение закончилось только тогда, когда следом за внешностью изменился и его внутренний мир.
И вот теперь они наконец отправились в свое настоящее свадебное путешествие. Они не сказали ни одной живой душе, куда собираются уехать, — только загадочно улыбались и перемигивались, отчего у окружающих возникали мысли о каких-то дальних экзотических странах. В их тайну был посвящен один Джейми, который поклялся хранить ее даже под угрозой виселицы.
Старая лачуга перенесла зимние бури, потерпев на удивление незначительные разрушения. Коннору и Джемме хватило нескольких часов упорной работы, чтобы снова сделать хижину обжитой и уютной.
— Я хотел оказаться с тобой именно здесь, а не в каком-то другом месте, — признался Коннор, отрываясь от губ Джеммы и с улыбкой всматриваясь в ее глаза.
Она потянулась, как довольная сытая кошка, и запустила пальцы в его темные волосы:
— А я хотела бы провести здесь с тобою все лето.
— Ну а почему бы и нет?
— Не искушай меня, — предупредила она, но было уже слишком поздно. Он зажмурился и потянулся к ее обнаженной груди. Она продолжала перебирать его волосы, тогда как его губы коснулись сосков и мягко начали теребить их.
Ее глаза тоже закрылись. Руки обхватили его затылок, прижимая еще теснее, побуждая на новые и новые ласки, от которых по ее телу всякий раз пробегал жидкий огонь.
Услышав ее низкий стон, он приподнялся и вошел в то сокровенное место, что уже готово было принять его.
Его дыхание участилось, тогда как Джемма, казалось, вот-вот задохнется от страсти. Этот всплеск возбуждения у них всегда предшествовал мгновенному затишью перед тем, как они сливались в одно целое.
— Я люблю тебя, — говорил ей взгляд Коннора.
— Я люблю тебя, — отвечала она.
В миг соития они каждый раз в удивлении застывали, не сводя друг с друга восторженных глаз. И этот взгляд заменял им все слова: они слишком долго пробыли вместе, чтобы нуждаться в них.
А потом Джемма, все еще не в силах перевести дыхание, прижимала его к себе и, обхватив ногами, заставляла его все глубже и глубже погружаться в нее, а он приникал к ее губам жгучим поцелуем. И вот их губы встречались, а языки сплетались, усиливая остроту наслаждения. Они двигались удивительно согласованно, и это единение воспринималось ими как чудесное открытие. А под конец он опустил лицо на ее грудь, отдавая ей все, что должен был отдать, а она сжимала его в объятиях, выкрикивая имя любимого…
