— Боюсь, что он необратимо пострадал еще во время левитации…
— И крестьяне после этого пытались вас порешить?
— Это странная местность, доложу я вам, господин Теннонт.
На время Теннонт примолк, наверное, пытаясь втиснуть эту историю в крайне неподходящие для нее рамки собственного мировоззрения.
— Что было дальше? — наконец произнес он, смирившись.
Тут я скрестила пальцы и забормотала: "Соври-соври-соври!", прекрасно понимая, что сейчас, вполне возможно, решается не только судьба Констана. Лгущий своему господину секретарь становился для меня последней соломинкой, потенциальным слабым звеном в непонятном пока что заговоре, где моя гибель была даже не целью, а всего лишь необходимым условием. "Ну же, не заставляй меня сожалеть, что я спасла тебя от джеров!" — умоляла я его мысленно, хотя, по чести сказать, основные сожаления по этому поводу улетучились еще ночью, когда секретарь сообщил, что у него за пазухой имеется сворованная курица — я никогда не была особо требовательна.
— А дальше мы бежали и заблудились в болоте, потеряв коня. До глубокой ночи мы шли наугад, пока не очутились у реки. К счастью, слуга нашел лодку, и остаток пути мы проделали по воде…
Я, вне себя от восторга, воздела руки к небу, а потом просто повалилась на пол, мало что соображая. Знаете, общие приключения — еще не залог дружбы, пусть даже они очень неприятны и опасны. Более того — даже лицезрение друг друга в исподнем посреди болота еще не означает взаимной симпатии, как бы того не хотелось господам сочинителям. А вот общая ложь… Общая тайна! О, да, теперь, когда секретарь выполнил мою просьбу промолчать, он вряд ли сумеет отказаться, когда я попрошу его немного разговориться.
А затем со двора донеслись певучие басовитые курлыканья с явными призывными интонациями, и я поняла, что болотницкие дамы с удвоенными силами приступили к штурму вожделенной цели, посчитав восход солнца сигналом к действию. Выглянув в окно, я убедилась в верности своих предположений — через сад, залитый искристыми утренними лучами света, шествовала нескончаемая процессия дам, наряженных в свои лучшие платья. Они торжественно несли к дому поместного чародея жертвы и дары, которые и не снились какому-нибудь богу плодородия и достатка. Я видела, как плывут к нашему крыльцу печеные гуси, поросята, горы марципанов, засахаренные фрукты и фигурные пряники, заботливо уложенные в корзины или же возлежавшие на лучших блюдах, безжалостно отлученных от парадных сервизов. Визит вежливости, который подразумевался под этой гастрономической вакханалией, грозил выйти за рамки разумного, но разве это когда-нибудь останавливало людей, которые считали, что находятся на полпути к исполнению своего самого заветного желания?.. Я была уверена, что пробудь господин Теннонт в Эсворде еще неделю, и без пары-тройки жестоких убийств особо искусных поварих дело не обойдется.
Не знаю, понимал ли полностью лжечиновник причины, по которым милейшие женщины ни свет, ни заря прибыли пожелать ему доброго утра и случайно захватили с собой "кое-какую ерунду со стола", или искренне считал, что гостеприимство в данной местности не имеет пределов, но воспользоваться ситуацией он был явно не против. Я не удивлялась этому, ибо знала, что тщеславие чародеев не имело пределов, и даже обожание непритязательных провинциалок, которых Теннонт, несомненно, в душе презирал, проливалось бальзамом на его душу, так что устоять перед искушением он не смог. До меня донеслись велеречивые благодарности, которыми он осыпал своих наивных и простосердечных поклонниц, следующие несколько минут его хором убеждали в ответ, что подобные добрососедские обычаи — сущий пустяк, который не стоит внимания, и подобным образом испокон веков здесь встречали любых гостей, даже не имевших чести состоять на королевской службе.
Поняв, что ближайшую пару часов господину Теннонту будет не до меня, как бы он не тщился, я с чистой совестью отправилась в свою комнату. Там я взяла чистую одежду (еще более истрепанную, чем та, что была безвозвратно погублена во время скитаний по болоту), полотенце, и спустилась в сад через окно, благо это было не таким уж сложным делом.
С кухни за моими передвижениями наблюдал Виро, являя собой образец бдительности и подозрительности после полученной головомойки. Но я и не надеялась, что его отношение ко мне изменится столь быстро — надо было дать ему время осознать, что убивать меня будет слегка несправедливо. И, наверное, исхитриться еще раз как-нибудь его спасти. Например, посоветовать воспользоваться баней, чтоб не слечь с жесточайшей простудой после постоянных ныряний то в болото, то в реку.
Я помахала ему полотенцем и ткнула пальцем в сторону бани, которая виднелась сквозь ветви деревьев и огородные заросли. Секретарь вдруг засуетился, потупился и спрятался за занавеску. Я сообразила, как он мог истолковать мои жесты, и мысленно себя выругала, потому что с необходимостью его спасать в обозримом будущем я, может, и смирилась, но вот совращать не намеревалась ни в коем случае. "Черт возьми, какая сложная же это штука — дружба с демоном!" — с сожалением подумала я, но потом подумала, что и с обычными мужчинами все не так просто, а, значит, жаловаться не стоило.
К вечеру стало ясно, что даже баня ситуацию не исправила, как ни надеялась я на то, что духовитый пар изничтожит зарождающуюся хворь, замешанную на болотной гнили и студеной речной водице. Все равно и я, и ученик с секретарем основательно расклеились. Теперь мы являли собой триединое божество простудных заболеваний: у меня непрерывно текло из носу, Констан кашлял и чихал, да так мощно, что я старалась держаться исключительно за его спиной, а Виро напрочь потерял голос. Так как обозленный на нас господин Теннонт демонстративно оккупировал гостиную, где нежился в лучах любви и обожания, в перерывах между светскими разговорами позволяя дамам себя кормить и поить, нам пришлось удовольствоваться кухней, где мы и сидели, укутавшись в лоскутные одеяла по самые уши.
Известно, что в магии есть много парадоксов, официальных и неофициальных. Так, например самый известный гласил: "Чем талантливее маг, тем реже он пользуется магией", самый популярный при выборе темы для бесполезно-показательной диссертации — "Чем чаще используется энергия артефакта, тем больше становятся ее запасы", что до сих пор никем не было объяснено, и, следовательно, открывало широчайшие просторы для всяческого славословия. Ну а к нам в данный момент имел отношение один из самых безыскусных: "Магия может помочь при любой хвори, кроме простуды и приступов икоты". Именно поэтому я сейчас не готовила какую-нибудь вонючую микстуру из тритоньих лапок и не чертила пентаграмму, а, завернувшись в одеяло, пила чай с медом и парила ноги в бадейке с горячей водой, в полном соответствии заветам бабушки Бланки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
