Отыскав старого еврея – хозяина корчмы, он по-немецки спросил у него, где можно помыться с горячей водой. Тот его отлично понял и отвечал на вполне сносном немецком. Он отвёл гостя в маленькую баньку на заднем дворе, зажёг масляную лампадку, предложил раздеваться, а воду, сказал, ему сейчас принесут. На вопрос Эла о плате за удовольствие еврей замахал руками, затряс бородой и уверил постояльца, что плата будет такой крошечной, что он, постоялец, будет вспоминать и отель и хозяина отеля всю жизнь с неизменной благодарностью и изумлением. К тому же служанка постирает бельё и одежду.
Эл снял камзол и панталоны и выбросил их за дверь, на грязный двор. Вскоре действительно полусонная девка явилась с куском щёлочи и ведром горячей воды. Знаками предложила раздеваться, что Эл и сделал. При тусклом свете лампадки ему было не рассмотреть, хороша ли собой или дурна девка; однако же когда её руки коснулись его тела, вспыхнувшее в нём пламя страсти отвергло здравые доводы рассудка, да и девка не сопротивлялась.
Хозяин со скорбным видом дожидался его на пороге корчмы.
– С ясновельможного пана будет один серебряный талер за баню, – объявил он, – и десять серебряных талеров за Марысю.
– Сколько? – открыл рот Эл.
– Хорошо, делаю вам скидку, – поспешил сказать корчмарь. – За всё про всё десять серебряных талеров.
– Да за эти деньги можно всю вашу корчму купить! – завопил Эл. – И ещё две деревни в придачу!
– Вечно вы, немцы, торгуетесь! – Хозяин взял назидательный тон. – А что вы испортили лучшую девушку в округе, вас не волнует? Что у неё, может быть, теперь никогда не будет жениха? А женихи в наших краях, между прочим, на земле не валяются, всех поубивало на войне, сударь, как вы могли заметить!
– Что, мусью, проклятый жид тоже требует с тебя за девку золотой запас государства? – спросил, улыбаясь, вышедший из темноты тот самый предводитель казаков.
Он говорил по-русски, и Эл, благодаря урокам полковника Хакета, понял всё, что тот сказал.
– Хочетт… – выдавил он из себя труднопроизносимые русские слова. – Дьесьятт талер. Их бин испортьитт его дьевка…
– Десять талеров? – ахнул казак так громко, что бедный корчмарь скукожился и затрясся. – Девку тебе испортили? Да её тут по десять раз на дню портят кому не лень, жидовская твоя морда! Даже я, грешным делом, давеча сподобился…
Тут казак перешёл на какой-то другой язык, похожий на русский, но совершенно Элу непонятный. Слова в нём перемежались с неуловимой быстротой, а экспрессионная составляющая была сведена к нулю. Должно быть, приграничный диалект, подумал оксфордец. Полковник Хакет, наверное, понял бы, а я – увы…
– Ладно, заплати ему три талера, – сказал казак, окончив свою беседу с корчмарём. – У них здесь действительно высокие цены. Война, разруха…
Эл скрепя сердце достал из кошелька три серебряных монеты и протянул корчмарю. Тот посмотрел на них с тоской, потом две сунул куда-то в складки одежды, а третью отдал казаку. Тот весело осклабился, попробовал монету на зуб, затем снял красную шапку, сунул туда денежку и шапку надел.
– Емеля Иванов, – сказал он и протянул Элу руку, нисколько не смущаясь. – Прозвищем Пугач.
– Элистер Макк, – пробормотал Эл, отвечая на рукопожатие. – Бергмастер.
– Ну, бывай, немчура, – бодро сказал казак. – Смотри на жизнь веселей.
Наутро их отряд разделился. Царственная особа, обоз, казаки и большинство свиты остались в Мозыре, а Эл, Марсель, ещё двое офицеров и трое казаков верхами поехали в Россию. Каждому из них была отсыпана мера денег – не тех, что были в бочках, а настоящих.
– Марсель, вы объясните мне наконец, что всё это значит? – спросил он друга. – Кто на самом деле тот человек, зачем нас встречали казаки и что это за авантюра, в которую мы ввязались?
– Всё очень просто, – отвечал тот. – Мы сопровождали российского императора Петра Третьего, незаконно свергнутого десять лет назад своей бессовестной супругой. Ему пришлось скрываться, pauvre majestе.[94] – Тут Марсель чуть ли не всхлипнул. – И вот справедливость торжествует! При поддержке своего венценосного брата Людовика он возвращается управлять своим государством!
Эл аж присвистнул:
– А что по этому поводу думает само государство в лице его просвещённой супруги?
– Надо полагать, что государство в лице его просвещённой супруги будет сопротивляться до последнего, – небрежно сказал Марсель. – Кто же добровольно откажется от власти над половиной земной поверхности?
– Для этого и завербованы эти казаки?
– Oui, мой сообразительный друг! Они на своих пиках приведут его под венец.
– Но мне… не показалось, что он русский, этот низвергнутый император…
– А он и не русский вовсе. Он хоть и внук их Петра Великого, родился и вырос в Голштинии. Потом… э-ээ… долгие странствия по чужбине… отчаяние и глубокая скорбь… сделали его похожим на француза… – Марсель покосился на друга: доходит ли до того его лёгкий французский юмор? – Размышления о неблагодарности человеческой…
– Какой ещё неблагодарности? – перебил его Эл, которому было не смешно.
– Да ведь она тоже немка, эта русская императрица! Супруг вывез её из какой-то дыры вроде той, где я с вами имел счастье познакомиться, привёз в Санкт-Петербург, осыпал милостями, а она… Пригрел змею на груди…
– Ага, – сказал Эл. – Французские деньги и казачьи сабли, стало быть, помогут немцам разобраться, кто из них достойнее, чтобы править Россией?
– Это будет записано в анналах истории как самая крупная победа французской дипломатии!
Англичанин совсем был сбит с толку. Он изучал в своё время историю разных европейских держав, однако же ни о каком французе, вернувшем себе российский престол после несправедливого с ним обхождения, не слышал.
– А куда мы теперь направляемся? – спросил он.
– На вольные берега Танаиса. В край русских религиозных диссидентов и несчастных магометан, угнетаемых несправедливой властью. Там мы дождёмся приезда законного императора и во главе казачьих и крестьянских войск пойдём на Москву – древнюю столицу русского царства, и Петербург – столицу новую!
По территории России передвигались тихо, стараясь не привлекать к себе внимания. По счастью, сельская местность была пустынна: шла война с Турцией, и всё, что было в этих местах военного, ушло на южные рубежи; большие же станицы они объезжали стороной. Элу, конечно, вся эта авантюра совершенно не нравилась, но деваться было некуда. Границу они перешли нелегально, стало быть, поблажки от властей в случае поимки ждать не приходилось. Оставалась надежда на полковника Анжели: по словам Марселя, он был большой шишкой в русской армии и, соответственно, много чего мог.
Сопровождавшие их казаки дорогу знали хорошо, и в нужное им место они прибыли ещё до вскрытия рек. Это было небольшое военное поселение, дворов на полста. Эла и Марселя определили на постой к одноногому инвалиду, жившему одиноко с рябой дочерью-вдовой. Детишек её третий год как угнали в плен крымчаки, мужа убили на войне ещё ранее.
Две недели молодые люди отдыхали после долгой дороги, отъедались, мылись, приводили в порядок коней и оружие. Марсель был полон оптимизма, Эл же, напротив, изо всех сил сдерживал мрачный настрой. Он-то знал, в отличие от своего товарища, что победа им в этой авантюре нипочём не грозит.
Наконец приехали остальные: казаки и пятеро французов из свиты «русского императора». Самой царственной особы среди приехавших не наблюдалось. Не заметил Эл и оружия на французах. Осанкой, громким голосом и уверенной повадкой среди всех выделялся тот самый чернобородый казачий вождь – Пугач, который так ловко заработал серебряный талер на посредничестве между Элом и корчмарём. На боку его висела сабля в богато изукрашенных ножнах, за кушак с серебряными разводами были засунуты два пистолета. Увидев Эла, он ухмыльнулся и кивнул ему, но подходить не стал.
Марсель поздоровался с прибывшими соотечественниками, имевшими, надо сказать, довольно мрачный вид, и подошёл к ним, чтобы пошептаться. А когда вернулся к Элу, вид у него самого был не менее мрачный.
– Что случилось? – спросил его Эл. – Где законный государь?
– Видишь ли, – озадаченно произнёс Марсель, – его убили. Во второй раз!
– Кто? – напрягся Эл. – Пограничная стража?
– Хуже, – вздохнул француз. – Вон тот нарядный казак с чёрной бородой, по кличке Пугач. Застрелил императора, а пока его товарищи держали под прицелом наших офицеров, объявил, что на самом деле это он русский император, несправедливо лишённый престола…
Тут Эл Маккензи не сдержался и громко хрюкнул. Чтобы новоявленный император не рассердился и не застрелил и его за неуважительный смех, он тут же изобразил чудовищный приступ кашля, даже согнулся от усердия. Марсель, казалось, даже не заметил такой странной реакции своего друга на сказанное. Он подождал, когда тот откашляется, и продолжал:
