Майбах царил в угловой комнате, с полукруглой стенкой эркера. Сейчас он расхаживал по кабинету в расстегнутой чуть ли ни до пупа сорочке, полосатых брюках и носках. Штиблеты, пиджак с галстуком – все это, небрежно брошенное, покоилось на диванчике. Секретарша, Мерседес Арби-Муа, куталась в ангорскую кофту, приколотую на острые плечи. В Париже, по местным понятиям, стояли холода: ведь было всего восемнадцать градусов тепла.
Майбах диктовал очередной приказ по издательству:
– …В связи с фактом предъявления необоснованных претензий права собственности на коллекцию манускриптов, личной переписки Вольтера и Екатерины второй, являющейся неотъемлемой и законной частью экспозиции издательского концерна «OMNIES» на Международном книжном салоне… прошедшем… со стороны швейцарской фирмы «NOGA», настоящим приказом предписываю… Вот суки, а еще Швейцария! А еще Ламарк, шоколад «Tobleron»… Хренопуталы!
– Простите, патрон? – Мадемуазель Арби-Муа подняла красивую, наголо стриженную головку, с татуировкой в форме мистического узла восьми буддийских символов доброго предзнаменования – на левом височке.
– Э-э… это, нет, это я про себя! Итак, предписываю. Первое. Всем штатным сотрудникам издательского концерна производить каждое рабочее утро следующий ритуал: вставать с левой ноги, при этом пяткой правой ноги три раза ударять в пол, произнося слово «Т-А-К!» Повторите: «Tak!» Звук «k» на конце.
– Да. Tak-tak. Простите, патрон, а что это значит?
– Древнеславянское заклинание, – обронил Майбах, рассматривая свои синие носки. – Итак, второе. Ах, нет, дополнение: офис-менеджеру издательства выделить ровно тридцать минут в течение первой половины рабочего дня, на оплачиваемой основе, для проведения указанного комплекса упражнений с опоздавшими, либо находившимися в разъездах сотрудниками. Об исполнении докладывать ежедневно! Второе: при посещении издательства всем штатным сотрудникам предписано совершать нижеуказанные действия. Абзац. Резким движением сбрасывать с левой ноги любую обувь в сторону определенного места, а правую ногу, заблаговременно лишенную обуви, омывать в специально подготовленной «мертвой воде». Это переводится? Отлично. Дополнение: ответственному по хозяйственной части издательства установить в холле мешки для отбрасываемой обуви, а также ванночки с водой подземного происхождения и сменные полотенца. Та-ак, что же третье? Третье! Провести в издательстве культурный вечер, посвященный жизни и творчеству русского барда… нет, напишите: поэта Александра Городницкого, с обязательным исполнением песни «Жена французского посла». Заказать за счет фонда представительских расходов издательства сувенирную продукцию в количестве девятьсот девяносто девяти штук ровно, с логотипом издательства и фразой… сейчас…
И Майбах, притопывая, пропел:Как высока грудь ее нагая,Как нага высокая нога!Крокодилы, пальмы, баобабыИ жена французского посла!
Мадемуазель Мерседес, слушая туманный перевод стиха, резво перепечатала приказ на русском и французском языках, переводя на ходу. Майбах зашел за ее прямую, худую спину и посмотрел на монитор, чтобы убедиться, все ли верно. Прочел, успокоился, почесал лоб:
– Да, и пусть это четверостишие, с подстрочником, разместят на табличках по две штуки на этаж. Лев Николаевич наш неугомонный пусть проследит! М-м, что ж еще?
Секретарша посмотрела на шефа из-под мощных надбровных дуг. Как большинство типичных француженок, она слегка напоминала маленькую обезьянку.
– Прошу прощения, патрон. А что означают все эти… упражнения?
– Ну, мадемуазель Мерседес, это же совсем просто. Фирма «NOGA» настаивает, что она права и должна забрать манускрипты. А вот и нет. Мы каждое утро будем утверждать: наше дело правое, а ее «нога» – левая! Левая она в этом деле! Merde, как это сказать? А, лишняя она! Заклинаем «ТАКом», потом приходим в издательство и отбрасываем эту левую «NOGA», черт бы ее драл, в сторону. А правоту правой ноги купаем в «мертвой воде», на кармическом уровне, как известно, уничтожающей любые поползновения. Вы поняли меня?
– Смутно, патрон. А стихи зачем?
– Стихи? Ну, это так, – Майбах смутился, – для усиления эффекта. Вдруг после этого, например, компания «NOGA» попадет в какую-нибудь скандальную историю… с крокодилами, пальмами, баобабами или женой французского посла! Обнажит публично каким-нибудь образом всю мерзость своих намерений, – закончил он.
Секретарша кивнула, хотя все-таки мало что восприняла. В этот момент в приемной зазвучало что-то бессмертное, моцартовское, и второй секретарь, широкоплечий и не очень стриженый мсье Уашад внес маленький телефон, держа его в руках боязливо, словно змею.
Издатель выхватил из синеватой ладони индийца аппарат и прижал к уху. Мерседес вынула из принтера отпечатанный листок.
– Hallo, madame Marica, je suis emu, que vous ne m’oubliez-pas![35] – прокричал он, другой рукой делая широкий росчерк на приказе.
– Майбах, из вас бы вышел дерьмовый француз и несносный еврей! – зарычала трубка голосом Марики Мерди. – Оставайтесь лучше русским медведем!
– О! – обрадовался Майбах, зная, что Мерди прекрасно говорит по-русски, только иногда путает традиционные ругательства. – Мадам Марика, тогда нет проблем. Значит так, с вашей требухой полный порядок. Лежит, голенькая, у меня на столе, отходит от оргастического совокупления с отделом корректуры. С моей стороны была только одна правка: я везде поправил только одну букву в вашем излюбленном термине. Поверьте мне, гОвно – это звучит более по-русски, чем…
– К черту! – снова рявкнул телефон. – Меня это сейчас не интересует. Нам необходимо немедленно встретиться!
– Очень срочно?
– Сию секунду!
– Что ж, тогда… – Майбах посмотрел на свои серебряные часы от Breguet, сделанные по спецзаказу (золото не любил), – тогда я могу отдать вам, как хорошему врагу, мой ранний ужин.
– Где?
– Метро «Одеон», – быстро сообразил Майбах, – кафе «Прокоп», рю д’Ансьен-Комеди, тринадцать. Знаете?
– В задницу! – лаконично подтвердила женщина.
– Оля-ля, если в такую хорошенькую, как у вас, то…
– Бросьте, Майбах. Я все-таки пражанка, и в год, когда вы родились, моих родителей утюжили ваши танки. Я знаю, что чем страшнее женщина, тем пышнее ваши комплименты. О’кей, там, через полчаса. До встречи.
Когда голос неистовой Мерди смолк, Майбах еще с четверть минуты с сомнением смотрел на телефонную трубку. Из задумчивости его вывел только голос секретарши:
– Вы хотели составить еще какой-то приказ относительно дополнительной охраны нашей экспозиции на выставке, патрон.
Майбах возмущенно фыркнул:
– Мы платим недурные деньги охранному агентству «Gimaret & Golies»! Еще не хватало симоронить на сохранность рукописей! Нет. Все, размножайте приказ.
Майбаху не хотелось бы опоздать: гнев Марики мог бы быть сокрушителным. Поэтому его водитель, пожилая Варвара Никитишна, попавшая в Париж пятнадцатилетней девочкой вместе с пленными бендеровцами, гнала их огромную, фиолетового оттенка, коллекционную Iso Rivolta с мощным двигателем Chevrolet в сторону Латинского квартала – сначала по авеню Сюффрен, а потом по улице Вожирар, такой же просторной. И, только свернув на улицу Турнон, они попали в пробку перед пересечением проулков – на месте выхода из метро «Театр Одеон». Кафе «Прокоп» славилось не только своими рыбными блюдами, но и тем, что являлось самой старой пивной Парижа с тысяча шестьсот восемьдесят шестого года. Сюда захаживали когда-то Лафонтен, Вольтер, Бомарше, Гюго и Верден. Во время Революции Дантон и Марат обсуждали здесь свои речи, а молодой лейтенант Бонапарт за пиво оставил свою шляпу в залог. Фирменным блюдом кафе считалось заячье фрикасе с сидром, знаменитый мерлан или лосось в грибном соусе. Его Майбах и планировал заказать для Марики.
Он, конечно, опоздал. Однако опоздала и сама Мерди. Через минуту после того, как его огромная «изо» причалила к тротуару, на другой стороне улицы остановилось сотканное из острых углов Renault Megane Coupe. Эти острые углы делали вполне приемлемыми гигантские объемы мадам Мерди. Она выбиралась из машины, как в голливудском фильме неземное существо из летающей тарелки. Выпрастывала из «рено» сначала руку, потом ногу… Наконец, туша в ярко-розовом сарафане с рюшечками, пурпурном шейном платке, в невообразимо больших солнечных очках оказалась на тротуаре, притопнула босой ногой (нагота грязных пяток не дружившей с обувью Марики компенсировалась жемчужным блеском многочисленных браслетов) и раскатилась возмущенным:
– Раса «вечно занятых мужчин» когда-нибудь проспит свой Армагеддон! Вы должны были уже лежать у порога этого заведения, как верный пес, вы, жалкая и подлая издательская тварь!
Столь грозная увертюра ничуть не смутила Майбаха: Марику Мерди он знал достаточно хорошо, чтобы перевести ее «тварь», как ласковое bel ami[36], поэтому он церемонно подхватил толстуху под руку и повел к тяжелым, коричневым с золотом, ресторанным дверям.