Сентябрь 1963-го — июнь 1964-го
1
У каждой любовной истории свой пролог. Наша началась, как немой фильм. Несколько минут мы смотрели друг на друга, пытаясь понять, что случилось. Вокруг, на уровне тротуара, гудел мир. Выходящие из «Синематеки» зрители перешагивали через нас. Испуг постепенно проходил, хотя сердца все еще бились слишком сильно. Было больно, но нам хотелось смеяться. В иной ситуации можно было воскликнуть: «Ну ты и болван!» — разнервничаться, начать ругаться, упрекать: «Смотрите, куда идете!» — совсем как в метро миллион раз на дню. Рядом остановились люди. Мы переглядывались, слышали обрывки фраз — они обсуждали роль музыки как конструктивного элемента в драматургии индийского кино. Одни авторитетно заявляли, что музыка должна служить фоном для изобразительного ряда, другие называли ее неотъемлемой частью любой картины. Мы расхохотались. Смех заменил визитные карточки.
— Что читаешь?
Я показал ей обложку.
— Интересная книга?
— Ничего.
— А мой отец называет ее образцом слащавой глупости.
— Смотрела «Набережную туманов» Карне?
— По телевизору.
— Там есть сцена, когда Габен приходит в портовый кабак и встречает там ясновидящего художника, его играет Ле Виган.[167] «Я помимо своей воли пишу тайную суть вещей. Для меня любой пловец — утопленник». Помнишь?
— Честно говоря, нет.
— Саган работает так же. Она вроде бы описывает мелкие события, светские пустячки. Если не вдумываться, этот роман покажется дамской штучкой. Все дело в том, что она тоже описывает скрытую от глаз сущность человеческих отношений. Все ее книги — настоящие любовные истории. Вообще-то, это не мой жанр, меня навела библиотекарша. Я всегда начинаю с первого романа писателя и читаю все по порядку.
— Забавно, я тоже. Кого ты уже прочел?
— У меня только-только закончился «греческий» период. Читал Казандзакиса. Все, что есть на французском… Потрясающий автор, но сложный. Вот и захотелось отвлечься чем-нибудь полегче. А ты что читаешь?
— В основном американских писателей.
Она улыбнулась. Я никогда не видел такой потрясающей улыбки. Книги американских писателей в библиотеке Кристианы стояли на стеллажах, куда я еще не заглядывал. Ничего, успеется, сначала нужно дочитать Саган.
Спор над нашими головами разгорался все жарче. Один из киноманов высказался в том смысле, что в настоящем фильме музыка вовсе не нужна, ведь в жизни никакой музыки нет. Они стали удаляться, продолжая обсуждать роль фонограммы в восприятии фильма.
— О чем только люди не разговаривают! — произнесла она.
— Посетители «Синематеки» тратят больше времени на обсуждение фильмов, чем на их просмотр. Проблема возникает в том случае, если о фильме нечего сказать.
Я встал, протянул ей руку и помог подняться. Она почти ничего не весила. Я потирал нос, она — бровь. Я собрал валявшиеся на тротуаре книги и спросил:
— Хорошая книга «Утро магов»?
— Гениальная! Революция в литературе. Прочти непременно.
— Мне говорили… Думаю, в библиотеке она есть. Тебе больно?
— Сама виновата. Читала на ходу.
— Я тоже, поэтому и не заметил тебя. Странное совпадение, согласна?
— Никаких совпадений не существует. Наша сегодняшняя встреча была предопределена.
— Да нет, просто мы оба не смотрели под ноги.
— Некоторые встречи не могут не случиться, другие не произойдут никогда. Какой у тебя знак зодиака?
— Весы.
— А восходящий знак?
— Я даже не знаю, что это такое!
— Существует тесная связь между тем, как располагались планеты в момент твоего рождения, местом твоего рождения и тем, чем ты будешь заниматься в жизни и что с тобой случится.
— Шутишь? Это же вроде тех дурацких гороскопов, которые публикуют в газетах!
— Я говорю о серьезных, проверенных вещах.
— Ты в это веришь?
— Железно. Звезды и планеты действительно влияют на наше самочувствие.
— Чушь! Судьбу меняют тысячи случайностей и воздействий. Десять минут назад я был в зале «Синематеки». Собирался смотреть второй фильм — вестерн с французскими титрами, но в последний момент передумал. Сказал себе: «Хватит сидеть в духоте, пойди разомни ноги». Вышел и — бац! Так что в Книге Судеб записано далеко не все.
— Последние научные работы свидетельствуют об обратном. Были изучены тысячи случаев. Исследователи доказали, что Марс покровительствует спортсменам, Юпитер — актерам, а Сатурн — ученым. Необъяснимая статистическая аномалия. Выборка была репрезентативной, так что случай решает далеко не все. Если бы у нас было время на углубленный анализ, мы «прочли» бы наши жизни и увидели, что все было предопределено: ты должен был передумать, чтобы мы именно в этот момент встретились именно в этой точке улицы Ульм.
— Звучит как бред!.. Выходит, мой математический кретинизм может иметь астральное происхождение?
— Нужно взглянуть на твой развернутый гороскоп, но я бы не удивилась.
— Фантастика! Я никак не мог понять, что происходит. Вкалывал как каторжный. Мне помогали брат, бывший лучший друг, подруга. Результат — ноль! Моя знакомая считала, что это психологический затык из-за проблем с матерью и отцом. Я считал себя дураком. А теперь выходит, что все дело во внешнем воздействии. В этом есть своя логика. Жалко, я раньше не знал.
Мы проговорили целый час. Сам не знаю о чем. Все перемешалось. Она что-то объясняла, жестикулировала, я внимал и кивал, соглашаясь. Потом она посмотрела на часы:
— Мне пора.
— Пока…
Она повернулась и ушла, а я смотрел ей вслед как полный идиот. Впрочем, почему «как»?.. Меня извиняло шоковое состояние, в котором я находился из-за умопомрачительного открытия: моя математическая бездарность была предопределена звездами. Незнакомка исчезла, свернув за угол у Пантеона, и я вдруг понял, что ничего не знаю об этой девушке, даже ее имени. Как я мог свалять такого дурака? Не спросить, где она живет, в какой лицей ходит, чем занимается, сможем ли мы увидеться снова? Растяпа.
Я побежал к Пантеону. Она исчезла. Я крутил головой, озирался. Она испарилась. Как найти человека, о котором ничего не знаешь? Может, случай или планеты снова сведут нас вместе? Вряд ли удача стучится в дверь человека только раз. Я упустил единственный шанс и винить в этом мог только себя. И я винил, еще как винил! Если все предопределено свыше, возможно, мы должны были столкнуться, я должен был отпустить ее, не спросив ни имени, ни фамилии, а потом блуждать по свету до скончания времен и искать ее. Возможно, я встречу ее в семьдесят лет, когда стану лысым, беззубым и пузатым стариком. Она будет морщинистой дряхлой старухой. Мы узнаем, что много лет искали друг друга, обходя улицы и закоулки этого квартала, но так и не столкнулись. Она скажет, что часто думала обо мне, а потом с досады вышла замуж и родила шестерых детей. Мы наконец познакомимся, я возьму ее за сухую морщинистую руку, и мы нежно улыбнемся друг другу.
2
Во время летних каникул я дошел до ручки. Третьего июля папа наконец открыл магазин по продаже электробытовых товаров и был неприятно удивлен, обнаружив, что в департаменте Мёз всем служащим полагается обязательный оплачиваемый отпуск. Редкие посетители находили новый магазин очень красивым, но неоправданно дорогим. Дела шли плохо. Папе очень хотелось показать нам Бар-ле-Дюк, и я до последнего момента надеялся сбежать от кузенов. С тех пор как два года назад они вернулись во Францию, мы часто виделись. По каким-то загадочным причинам они проявляли ко мне родственные чувства и симпатию, а я не выносил братцев. Меня бесило их вопиющее невежество, верность идее Французского Алжира и неистребимый акцент. Я подозревал, что они намеренно его культивируют. Сначала я дразнил кузенов, подражая их выговору, но они только смеялись. Папа был вынужден отказаться от нашей встречи в Бар-ле-Дюке, и я с пятнадцатого июля до конца августа «наслаждался» обществом Делоне в Перро-Гиреке, холодным морем — вода в лучшем случае прогревалась до десяти градусов, — резиновыми блинчиками, вечно хмурым небом, скользкой, как каток, «тропой таможенников» и нескончаемой игрой в «Монополию». Но хуже всего были заданные на каникулы упражнения. Кузены делали по десять-двадцать ошибок на странице. Никто не обрадовался, что я сдал проверочный тест на десять и две десятых балла, но меня обязали проявить семейную солидарность и каждое утро диктовать безграмотным родственничкам длинные тексты. Когда я объяснял, что это лечится каждодневным чтением, они смотрели на меня как на полоумного. Мое терпение лопнуло тридцатого июля. В меню был «изумительный отрывок» из Поля Бурже, которого дедушка Филипп считал лучшим писателем двадцатого века (роман «Ученик» был его настольной книгой). Я послал всех к черту и ушел, хлопнув дверью. Это был День святой Жюльетты, и сестра затаила смертельную обиду за испорченный праздник. Она не сомневалась, что я сделал это намеренно. Мама сочла мое поведение грубым и потребовала извинений, но я отказался и усугубил свое положение, отказавшись проводить утренние диктанты и «покупать» отели на улице де ла Пэ.
