может быть, — улыбнулась в ответ Ивона, — но я не думаю, что у меня есть дар.
Лем промолчал, не желая напирать, хотя сам уверился, что Ивона — осенённая.
— Если вы захотите ещё что-то узнать — спрашивайте. Я понимаю, что у вас должно быть много вопросов из-за всей этой ситуации. Не так часто дикие звери переносят больных.
— Я бывал и в более странных ситуациях. Я отвлёк вас, да и мне пора возвращаться к Рэну.
— Вы правы.
На этом их разговор завершился и каждый занялся своими обязанностями. До сих пор, когда они общались друг с другом наедине, они чувствовали себя неловко, поэтому разговор не клеился, как бы они ни старались. Они часто повторялись или говорили отрывисто. Молодые люди понимали друг друга, но фразы их были неказистыми и рублеными.
Группа осталась на этом месте всего на одну ночь, поэтому на следующий день им нужно было снова отправляться дальше. Все уже успели устать, даже Шии, который всегда выглядел одинаково. По словам Лема, им оставалось не больше четырёх дней пути, и это давало надежду. Но и беспокоило. С одной стороны, чем быстрее они прибудут в точку назначения, тем лучше, а с другой стороны — в четырёх днях пути не было ни одного храма. У Ивоны имелась надёжная карта, которую ей дал Рабден ещё в Водопадах. По его словам, карта должна была соответствовать реальному положению дел. Куда же Лем их ведёт? Молодая чтица не хотела своими подозрениями расстраивать врача, которому и так тяжело. Совсем недавно у Рэна открылась рана на правом плече, из-за чего Лему пришлось остановить их маленькую группу, чтобы зашить больного. Врач всё больше нервничал, что было ожидаемо — пусть он и не знал Рэна, но мучения другого человека сложно воспринимать спокойно. Особенно если ты не можешь ему помочь.
Радовало Ивону только одно — возвращение Потока. Благодаря тому, что он вернулся, она смогла осознать, насколько ей было до этого плохо. А ещё — что она зависит от него и своих способностей к нему. До сегодняшнего дня она и не предполагала, что настолько. В какой-то момент вся её личность начала строиться вокруг него. Её уверенность, её спокойствие, её ощущение счастья — всё зависело от Потока. Как талантливый певец, потерявший голос, горюет, а иногда перестаёт интересоваться жизнью, так и она была в очень тёмном месте с тех пор, как потеряла возможность пользоваться Потоком. Раньше она думала, что это из-за того, что Рэн может погибнуть, но это было только частью проблемы. Очень важной частью, но частью. Это началось ещё до того, как ему стало плохо. Сразу же после Кирта. Возможно, виной тому были и воспоминания. Её приёмные родители и Рабден рассказывали ей, что после нападения на деревню, в которой она жила, она отказывалась разговаривать и боялась всех, особенно мужчин с бородами, но Ивона тогда была слишком мала, чтобы чётко помнить об этом. Но это осталось в её подсознании. Не зря она до сих пор впадала в ступор от самой мысли о том, что произошло.
Лем, занимавшийся Рэном, думал совсем о другом. Скорость ухудшения состояния пациента пугала его, пусть он и старался не показывать этого. Он был ещё молод, не привык терять пациентов и не хотел привыкать. Возможно, когда-нибудь, в будущем, это и будет легче, но сейчас он чувствовал каждую смерть. Особенно тяжело ему было, когда в Эфе разразилась эпидемия, из-за которой умерло много детей. Это произошло всего два года назад и напомнило ему о том, как умирала Нилька. В тот год его даже отправили в отпуск, чтобы он смог прийти в себя. Ему повезло с руководителем — профессор Тарк заботился о своих учениках.
Но в данном случае дело было не только в этом. Дело было в Лее. Карт сказал, что Рэн — это тот маро, которого она искала и с которым надеялась когда-нибудь снова встретиться. Он просто не мог его потерять. Лем знал, что Верховная простит его, но он сам не сможет простить себя. С тех пор, как он поступил в университет, он встречался с подругой только раз в год, когда проводил два месяца в храме. Она стала ему старшей сестрой, которая всегда помогала и принимала. С каждым годом она становилась всё больше похожей на Верховную, но молодого человека это больше не волновало. Они оба росли и изменялись, но оставались близки, и Лем знал, что в те дни, когда она уходила в беседку, где лежало платье в первый их день в храме, чтобы побыть одна, она думает о своём друге. Для неё он был редким радостным воспоминанием из детства. Призраком того времени. Как-то раз Лея рассказала Лему, что чувствует себя ответственной за Рэна, пусть она и не знала его имени, как и того, насколько он изменился с момента её побега. Иона называла его Атар, потому что это было единственное имя, которое она знала.
Лем тяжко вздохнул и продолжил менять повязку на плече у маро. В этом же месте могла открыться ещё одна рана, поэтому врачу приходилось проверять повязки регулярно, пусть это и вредило недавно зашитым ранам. Молодой человек очень надеялся, что Лея сможет помочь.
В это время Ивона вернулась к Аран, закончив со своими делами. У слепой не было возможности запомнить обстановку в лагере за короткую стоянку, поэтому ей приходилось большую часть времени сидеть без дела. Молодая чтица задумчиво посмотрела на свою подругу. Сейчас, когда девушка видела, какой та может быть, она начала осознавать, сколько женщина потеряла. Быть чтецом и учителем было её призванием, а сейчас Аран была лишена этого. Более того, пусть Ивона и старалась разговаривать с ней так часто, как могла, этого явно было недостаточно. Аран почти не участвовала в принятии каждодневных решений. Она как будто бы просто была. Раньше молодая чтица думала, что это связано с характером подруги, но теперь понимала, что это было следствием травмы, как физической, так и душевной. Ещё девушка осознала, что никто из группы не замечал, что забывает включить женщину в разговор, а Алиан не имела сил вмешиваться. Естественно, что частично это было из-за того, что стирание с восковой таблички занимало достаточно много времени, а при плохом освещении было сложно разобрать, что женщина написала.
В голове у Ивоны начал созревать план, который мог бы помочь Аран стать более живой, но для этого понадобится зайти в какой-нибудь город после того, как они
