Кабинет Смоляникова. Окно за его спиной в наледи, разрисованное морозом. Николай Иванович, развалясь, сидит в кресле за вместительным столом, просматривает иллюстрированный журнал. Звонит телефон.
— Я, вас слушаю, — не отрывая глаз от картинок, говорит Крез. — Да, да… Я слушаю вас…
— Включите телевизор, — требует знакомый раздраженный голос.
Крез встает, спешно исполняет команду. На экране, судя по вещающей женщине в милицейской форме, транслируется передача «По оперативным сводкам МВД СССР».
— …Кому известно местонахождение скрывшихся с места преступления грабителей… — Тут на экране появляются фотографии Резаного в фас и профиль, а следом такие же — Крысы, — …органы внутренних дел просят сообщить по телефону…
Смоляников плюхается в кресло, вытирает платком враз взмокший лоб. А из телефонной трубки звучит еще более раздраженный голос:
— Ну? Видели своих красавчиков? Что молчите? Впрочем, ничего вразумительного я сейчас от вас и не услышу. Но утром я должен знать, почему эти идиоты вместо того, чтобы работать там, куда их послали, оказались здесь и совершили разбойное нападение на сберкассу, в которую, кстати, проникли через пролом после выстрела из гранатомета. Есть жертвы среди работников сберегательной кассы и сотрудников милиции. Теперь угрозыск не отступится и найдет их, даже в том случае, если они зароются в землю. И КГБ еще подключится… А решение мы будем принимать после вашего доклада.
Звучат короткие гудки. Смоляников некоторое время прислушивается к ним и, наконец, раздраженно бросает телефонную трубку на аппарат. Теперь он напоминает взъерошенную птицу. Он барабанит пальцами по столешнице, по его скулам бегают желваки.
— Найдет, говоришь, угрозыск? — вырывается из него злобное шипение. — Как бы не так!
* * *
Городское кладбище. Сгущаются сумерки. В ворота въезжают один за другим три легковых автомобиля. Из домика выходит сторож с помятым лицом и с удивлением смотрит вслед машинам.
На заснеженной поляне самого дальнего участка кладбища пылает костер. Над ним, на крепкой, в человеческую руку, ветви сосны, подвешен за ноги Крыса. Остролицая его физиономия в ссадинах, рот заткнут тряпкой, руки связаны за спиной. Он таращит глаза на подбирающиеся к нему языки пламени, свежевырытую могилу рядом с деревом, извивается и мычит. Невдалеке от костра топчется на снегу Крез, одетый в добротную дубленку. Рядом с ним несколько человек.
— Валет, — почти не открывая рта, зло говорит Смоляников, — твои балбесы сегодня не заработали даже на сигареты. Крыса молчит, Резаного упустили. Ты будешь делать что-нибудь?
— Подбрось-ка сушняка, — тут же приказывает Валет одному из парней.
Тот подхватывает охапку хвороста и бросает в огонь. От костра летят искры, взвивается пламя, еще больше корчится и сильнее мычит Крыса.
— Вова, спроси его, не надумал ли сказать, где Резаный и «бабки» из кассы, — продолжает командовать Валет.
Вова, прикрываясь рукой от жара костра, подходит к Крысе, хватает его за жиденькие волосенки и выдергивает изо рта тряпку.
— Ну? — спрашивает он. — Вспомнил, козел?
— Да! — хрипит Крыса. — Скажу… Хрен с ними, с деньгами… И с Резаным тоже… Убери только огонь… На могу больше…
— Убавь немного огонек, — распоряжается Валет.
— Резаный у Катьки жирует, в Печатном переулке. Деньги там же, на чердаке, в сумке…
— Ты, ты и ты, — тычет пальцем в соломенногривых Валет, — за мной! По коням! Я сейчас, Крез, быстро обернусь.
— Давай, — одобрительно кивает Смоляников и идет к машине.
Он влезает в нее, включает зажигание, заводит двигатель и сидит там, греется. К дверце автомобиля подходит Вова и осторожно стучит костяшками пальцев но стеклу.
— Шеф, а с этим что?
— Пусть еще повисит, — не поворачивая головы, бросает Крез.
Через некоторое время машины возвращаются. Из кузова одной из них выволакивают окровавленного, в разорванной рубашке Резаного и женщину в одной сорочке со связанными руками. Обоих сбивают ногами в снег.
— Взяла ваша, — кривит окровавленные губы Резаный. — Не думал, что быстро найдете… Крыса, сволота, раскололся. Надо было кончить его сразу, не нашли бы…
Женщина настолько перепугана, что только стонет и повизгивает. От машины к ним идет Крез. В нескольких шагах от Резаного он останавливается и говорит:
— Я тебя предупреждал. Я вас всех предупреждал!
С этими словами Смоляников вытаскивает из кармана пистолет. В ночной тишине гремят три выстрела. Крез прячет оружие и направляется к автомобилю.
— А с бабой что делать?! — кричит ему вслед Валет.
— Не ори, — продолжая шагать по заснеженной поляне, спокойным голосом говорит Крез. — Кончай ее, она вас видела.
— Нет, нет, не убивайте! — рыдает женщина. — Я как рыба молчать буду…
Выстрел обрывает ее заверения. Валет сует в карман пистолет и снова спрашивает:
— А Крыса?
— В яму эту падаль, — открывая дверцу машины, отдает распоряжение Крез.
Парни набрасываются на Крысу и тащат его к свежевырытой могиле.
— Я же свой, я все сказал, — воет тот и брыкается.
Один из парней бьет его кастетом по голове. Крыса затихает и летит в яму. Вслед за ним туда же сбрасывают тела Резаного и женщины. Парни берутся за лопаты, и вскоре на поляне вырастает холмик. Они устанавливают на нем брошенный за ненадобностью людьми проржавевший памятник. В этот момент появляется сторож.
— Чё? Чё вы тут делаете? А?
— Ых! — тоскливо вздыхает Валет. — Еще один…
— Заткните ему пасть, и поехали, — звучит усталый голос Смоляникова. — Поздно уже. Завтра работы много.
Вова бьет мужичонку ногой в живот. Тот охает и садится на снег. Вова идет мимо него к машине и на ходу, небрежно засовывает в открытый рот сторожа бумажные деньги. Автомобили разворачиваются на поляне и отъезжают.
* * *
Разбрасывая по сторонам талый и грязный снег, мчится черная «Волга». На переднем сиденье, рядом с водителем, — Стрельцов. На заднем — трое из подопечных Вадима. Один из них с любопытством смотрит сквозь стекло и, поблескивая фиксой, весело делится своими наблюдениями:
— Во житуха, мужики, настала! Все митингуют, работу похерили, фарца в открытую тусуется… Фотки с голыми бабами на каждом углу продают. А? Как на диком Западе… А?..
— Тебе-то что от этого, — бурчит другой с мясистым, словно вырубленным топором, лицом широкоплечий парень. — Раньше б дело было, так потрясли бы этих ханыг. А сейчас нельзя. Крез грозится за это голову оторвать. Мне скукота, а ты веселишься, дурак.
