Самая лучшая из дьяволиц
Женщина была прекрасна, она привлекала, завораживала, заставляла забыть, как нужно дышать. Но в то же время она отталкивала, то ли холодностью образа, то ли средоточием невероятного зла, скрывавшегося за красивой оболочкой. Она была прекрасна, но ее высокий лоб венчали два крупных прямых рога, заставлявших каждую секунду разговора с ней помнить о Пекле.
— Говори, — властно произнесли пухлые, подобные лепесткам розы, губы.
— Я некоторое время размышлял, — Фредерик старался не смотреть на полную, покрытую пылающими татуировками обнаженную грудь главы банды Демониц, с которой беседовал. Это получалось много проще, чем с Лилит.
— Отрадно, — в голосе не звучал сарказм, но он был.
— И пришел к выводу, — сейцвер не дал сбить себя с мысли, — что вы самая взвешенная, мудрая и рациональная из лидеров банд, к которой я могу обратиться.
— То есть, ты выбирал между мной и кем-то еще? — за полными губами показались бритвенно-острые длинные клыки.
Стервец внезапно понял, что слова нужно выбирать очень осторожно. В подземном зале, где шел разговор, густую, враждебную темноту разрывали лишь два массивных треножника, стоявших перед залитым кровью троном-алтарем. Всполохи зеленого пламени из них иногда выхватывали из темноты щиты с головами дураков, посмевших обидеть Дьяволицу — так звали эту божественную женщину. У Безумцев такие украшения были естественными, а тут головы с зашитыми ртами и вырванными глазами были зловещими.
— Я выбирал меж бандами. И выбрал ту, которая, как я считаю, выслушает меня, — бывший пират старался сделать так, чтобы его голос не дрожал.
— А если твой выбор неверен? — голос был насыщенным, женственным, но в то же время резонирующим и имеющим очень мало общего с человеческим.
— Значит, я умру, — предположил Вангли. — И лишусь души.
— Продолжай, — голос стал чуть мягче, клыки скрылись за мягкой плотью.
— Вы не заинтересованы в войне, тем более, на два фронта, и я почти уверен, что не Демоницы устроили смерть ножа и клинка, — Фредерик приободрился и заговорил уверенней, — значит, у вас есть причины желать разобраться в этой ситуации, очистить свое доброе имя и восстановить статус кво.
— Мне нет дела до доброго имени. Но война может быть утомительной, — произнесла она с долей задумчивости.
— Я готов избавить вас от необходимости вести войну, — заметив, что демоница вопросительно наклонила голову, чуть изогнув изящную шейку, также покрытую горящей татуировкой, он продолжил, — в деле замешана еще одна сторона. Кто-то желает столкнуть банды и получить с этого выгоду. Они даже приютили в городе стороннего демонолога. Я готов найти демонолога и доказать, что не демоницы создали ту шпагу. Я хочу предотвратить войну и установить виновного.
— И чего же ты хочешь от меня? — Дьяволица вызвала на ладони руки небольшой огненный шар и теперь задумчиво перекатывала его меж тонких, длинных пальцев с бритвенно-острыми когтями.
— Я добуду доказательства и найду козла отпущения. Но только вам я раскрою настоящего виновника бардака, — Вангли помедлил.
— И?
— А вы должны будете выступить миротворцем, предоставить Ножам и Серебряным Клинкам лишь ту часть правды, которая поможет сохранить мир. С зачинщиком же поступайте, как посчитаете нужным. Но тайно, не вызвав войны, — он закончил и выдохнул.
— То есть, если он окажется достаточно могущественным, я должна оставить его безнаказанным, — вновь сверкнули клыки.
— Я уверен, что вы наверняка что-нибудь придумаете, госпожа.
Последовала долгая, полная раздумий пауза, сопровождаемая перемещением огненного шарика по изящной руке.
— Согласна…
Часть 3. Глава 8. Базар — средоточие зла
Наконец-то Фредерику пригодилась та самая паутина, тонкие узоры которой он помогал выплетать на протяжении последних месяцев. К счастью, среди его противников все еще были такие, которые недооценивали мощь и сложность агентурного аппарата Тайной Канцелярии Ахайоса. Удивительное дело — иголку в стоге сена можно найти, если заставить соломинки из стога помогать тебе. Само собой, эта грубая аллегория подразумевает необходимость наличия у соломинок разума, страстей и тех милых грешков, которые заманивают сотни информаторов в сети паутины дейцмастера де Маранзи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Черный Рынок — горячее, влажное, наполненное шумом тысячи глоток, бурлящее подбрюшье Ахайоса. Место много более популярное, чем рынки Торгового Квартала, и более занимательное, чем тайные распродажи квартала Пиратского. Если вы желаете купить оптом сто бушелей зерна, вы идете в Торговый. Если ваш разум занимает серебро в слитках подозрительного происхождения, ваш выбор — Пиратский Квартал или порт. Но если вам хочется приобрести редкий наркотик, зачарованное и остуженное в человеческой крови лезвие, или, например, шлюху-суккубару с ошейником и поводком из черного, испещренного рунами железа — вы идете на Черный Рынок.
Говоря без преувеличения, среди толкотни пестрых палаток, полуразваленных колдовских башен и старых, пыльных складов, кишащих темными личностями, торгующими из-под полы, можно было найти все, в том числе и быструю смерть.
— Ты Абрах Мурадди? — голос Вангли звучал буднично, но рука лежала на эфесе сабли.
— Будь проклят ты, черный шакал, отродье шайтанов! — вскричал сухощавый, с птичьими чертами лица брюнет, и перевернув свой лоток с воронеными клинками, бросился бежать, расталкивая других торговцев, посылавших ему на голову самые витиеватые проклятья, наподобие: «Да превратятся твои чресла в снопы жалящих гадюк, несчастный».
Под ноги летели свежие дыни, чья мякоть уносила в страну наркотических грез, и фиалы с дорогими духами, фальшивые лампы джиннов и настоящие свитки призыва элементалей. По мере продолжения погони гомон базара возрастал до невероятных, невыносимых для уха пределов. Фредерик загнал хмааларца в тупик, образованный глухими фасадами домов местных зажиточных торговцев. Уже было подумав, что можно отдышаться, Стервец облокотился на желтый угол здания и пару раз тяжело вздохнул — все же возраст сказывался, да и вообще пираты не лучшие бегуны.
Однако его дичь оказалась резвее, чем сейцвер мог подумать. Торговец ножами с разбегу пробежал по центральной стене, оттолкнулся, всеми четырьмя конечностями налетел на камень левой стены, кувыркнулся в воздухе и довольно искусно приземлился на толстый шест для белья, торчащий из правой стены. Последовал выстрел, гимнаст-любитель грохнулся, словив пулю в ладонь, на сероватый песок проулка между мусорной кучей и горкой битых горшков.
— Довольно, — четырехствольный пистоль уставился на беглеца тремя заряженными дулами и одним дымящимся.
— Да отсохнет твоя рука, направленная иблисами светлых земель, — зло прорычал хмааларец, поднимаясь с земли и непроизвольно закрывая раненую руку второй.
— Видимо, ты меня не за того принял, — миролюбиво проговорил сейцвер, но пистоля не отвел.
— Тебя послал не Мушаррах? — удивленно, и, похоже, очень раздосадовано спросил торговец.
— Нет, — голова в черной треуголке отрицательно качнулась, мотнув хвостом парика. — Я от наших общих друзей, из Канцелярии.
На беглеца было жалко смотреть.
***
— Спроси хромого Ибрагима, — когда все разъяснилось, торговец быстро нашел верный ответ, — он торгует рубиновыми грушами в седьмом ряду. Я слышал, он купил недавно какую-то висюльку для крепости мужского достоинства…
— Меча?
— Нет, члена. И висюлька эта, вроде как, не колдовская и не магическая.
***
— Чем могу служить, о алмаз моего сердца? Да снизойдет на тебя горнее благоденствие! — хромой Ибрагим был тучным, но плотным, что выдавало в этом обрюзгшем торгаше бывшего лихого налетчика горячих пустынь, о чем еще говорили кривые ноги.
— Всего лишь пара твоих драгоценных слов, которые я по достоинству оценю, о любезный купец, да будет твоя выручка всегда троекратно превосходить расходы, — сейцвер поднял с лотка, ломившегося от разнообразных фруктов, плод, один из тех, которые призваны было маскировать прочее содержимое лотка. Рубиновая груша — афродизиак, наркотик и невероятно вкусная штука, был безусловно запрещен администрацией Ахайоса, впрочем, по законам Шваркараса в этом городе все запрещено.
