— Кстати, как фамилия садовника? Я велю доставить его сюда, — Дудицкого забавляла наивная встревоженность мальчика.
Юра не знал фамилии Семена Алексеевича, но предвидел этот вопрос. С хорошо разыгранным — высокомерием он ответил:
— Господин поручик, откуда я могу знать фамилию какого-то садовника?
Дудицкий хохотнул:
— Убейте меня, я тоже своего не знал. А как мы его все-таки найдём?
Юра и этот вопрос предусмотрел в своём плане. Как бы размышляя, он предложил:
— Может, я пойду посмотрю?
Дудицкий на секунду задумался и вдруг подозрительно спросил:
— Слушайте, Юрий, а почему вы не обратились к командующему?
— Я обращался, даже дважды… Он обещал распорядиться… И все некогда, все забывает. Вот и сегодня обещал, — сбивчиво, но не отступая от своего плана, ответил Юра.
В канцелярию вошёл пожилой фельдфебель, совсем по-домашнему приложился пальцами к козырьку:
— Вызывали?
— Пойдёте вот… с юнкером, — сказал Дудицкий. — Покажете пленных, последнюю партию.
Они вышли на грязный, мощённый булыжником двор. Группами, прямо на камнях, здесь сидели пленные.
— Посмотрите так или построить? — недовольно спросил фельдфебель, поправляя сползший с живота ремень.
— Так посмотрим, — ответил Юра.
Они подошли к большой группе пленных. Семена Алексеевича среди них не было.
Фельдфебель поскрёб затылок.
— Другие здесь уже давнехонько, почитай, дней с десяток, не может он с ними пребывать, — показал он на другие группы, потом, немного подумав, добавил: — А может, его отфильтровали в сараи?.. Оттеда его, конечно, не выпустят, ну а посмотреть — посмотрим…
Они пошли к зияющим трещинами большим каменным сараям. Сараи были приземистыми и низкими. Когда-то в них держали каустик, мыло и различное сырьё для его изготовления. И сейчас ещё застойный воздух хранил здесь горьковатый, неприятный запах.
Дверей не было. Вместо них — железные решётки с толстыми прутьями, возле которых стояли измождённые люди. Иные сидели в глубине сараев, в полумраке. Найти здесь Семена Алексеевича было почти невозможно. И все-таки Юре повезло. В одном из сараев, неподалёку от решётки, он увидел группу пленных, среди которых был и Семён Алексеевич.
Юра храбро шагнул к решётке и торопливо заговорил:
— Здравствуйте, Семён Алекс… дядя Семён… вот я вас и нашёл.
Семён Алексеевич поначалу сделал вид, что это касается вовсе не его. Но взгляд Юры был направлен к нему, и все пленные тоже повернули головы в сторону Семена Алексеевича.
— Вы помните меня, дядя Семён?.. Вы у нас ещё садовником в имении служили. У папы моего полковника Львова Михаила Аристарховича!
— Погодь, погодь! — слегка отстранил Юру фельдфебель. — С энтими, што здеся, говорить не положено. Доложим начальству, тогда видно будет. — И затем он спросил у Семена Алексеевича: — Фамилие твоё как?
Семён Алексеевич, прищурив глаза, какое-то время пристально, изучающе смотрел на Юру, пытался расшифровать происшедшее. Ещё там, во время случайной встречи на улице, он понял, что мальчик его узнал, и почти не сомневался — он попытается его как-то выручить. И вот, словно спасательный круг, Юра бросил ему сейчас в руки эту наивную легенду о садовнике. Воспользоваться ею или нет?.. Вряд ли его отпустят отсюда вот так сразу, без допроса. Но какие подробности он ещё приведёт, кроме тех, что успел ему сообщить Юра? Ложь всплывёт сразу, и мальчик окажется под подозрением контрразведки. Остальное предугадать нетрудно: контрразведчики сумеют допросить мальчика так, что он расскажет им всю правду.
И ещё одна, такая же безрадостная, мысль пронеслась следом. Кольцов, с которым тогда стоял Юра, его, к сожалению, не заметил. И едва ли Юра поделится с Кольцовым своей тайной. «Безнадёжное дело, — обречённо подвёл итог своим размышлениям Красильников, — никаким боком не приладишь его для спасения…»
Словно отталкивая от себя спасательный круг, Семён Алексеевич решительно сказал фельдфебелю:
— Заберите пацана. Я его первый раз вижу.
— Как так в первый раз видишь? — изумился фельдфебель.
— А вот так, обознался он. Сапожник я, а не садовник, — усмехнулся Семён Алексеевич, но встал, подошёл к решётке.
— Семён Алексеевич! Ну как же… — с отчаянием проговорил Юра.
Но Семён Алексеевич оборвал его:
— Сказал, не знаю я тебя — и не знаю! Что ещё надо?
Фельдфебель сплюнул.
— Ты фамилию свою скажи.
Семён Алексеевич опять прищурился. Дерзкий огонёк вспыхнул в его глазах. «Попытаться, что ли? Рискнуть? А вдруг?..»
— Нету у меня фамилии. И имени нету!
— Как это нету? Ты пошто мудришь?.. — уставился на него фельдфебель. Но Семён Алексеевич больше не слушал фельдфебеля, пристально глядя в глаза Юре, он сказал:
— Человек без имени я. Понимаешь? — и затем внушительно повторил снова: — Человек без имени. — И отошёл в глубь сарая.
Юра и фельдфебель вернулись в канцелярию. Там вместе с Дудицким сидел коренастый, с насторожёнными жёлтыми глазами, капитан. Юра его несколько раз видел в штабе и знал, что капитан Осипов один из ближайших помощников Щукина.
— Кого вы здесь ищете, Львов? — спросил Осипов.
Взгляд Осипова обволакивал Юру как паутиной. И он растерянно начал объяснять:
— В колонне военнопленных я видел… мне показалось, что…
— Историю с вашим садовником я слышал. Нашли его? — резко спросил Осипов.
— Нет…
— Ваше благородие, — вмешался фельдфебель, — молодой барин вроде бы и признал одного в третьем сарае, но тот отказался.
— Кто это?
— Фамилию он не сообщает… Невысокий такой… раненый…
Осипов круто повернулся к фельдфебелю:
— На спине рана?
— Так точно, ваше благородие.
— Странно. — Осипов задумчиво посмотрел на Юру. — Так вы, Львов, признали в нем своего бывшего садовника, а он отказался?
— Я, наверно, обознался, — тихо ответил Юра.
— Этот ваш так называемый садовник — не пленный красноармеец! Его задержали, при переходе линии фронта. — И капитан снова немигающе уставился на Юру. Его холодные глаза вдруг начали увеличиваться, раскрываться все шире, будто два паука, поймавшие добычу.
— Вы хотели его освободить, Львов!.. Почему?..
Юре стало холодно до озноба. Он не знал, что ответить, и молчал.тОсипов подождал, потом, утверждая, в упор сказал:
— Вы его знаете! Вы с ним встречались! Скажите: где? когда? при каких обстоятельствах?
Юра собрался и, насколько мог, твёрдо ответил:
— Я уже говорил. Я думал, что это наш садовник, теперь знаю, что ошибся.