– А эти ужасные ведьмы, жены приятелей твоего отца, не будут возмущаться из-за чрезмерного прогрессизма?
– Когда нас поддержит Элис Форпатрил? Не посмеют.
Приготовления покатились, как снежный ком. Еще за неделю до торжества Ку и Дру охватила паника, и они уже начали всерьез подумывать, не спастись ли им бегством от своих слишком рьяных помощников. Но это намерение осталось неосуществленным. Главная дворцовая экономка летала по залам и коридорам, радостно повторяя:
– Подумать только, а я-то боялась, что с переездом адмирала у нас тут будут обедать только эти зануды из главного штаба!
Наконец наступил желанный день и час. В Пурпурном зале, на узорном паркете, выложили большой круг из крашеного зерна, а вокруг него – звезду с четырьмя лучами по числу родителей и главных свидетелей. По барраярскому обычаю, брак считается заключенным после того, как жених и невеста произнесут обеты, стоя посередине круга. Ни священника, ни судьи не требовалось, а на тот случай, если кто-нибудь из молодых забудет слова, была предусмотрена должность специального свадебного суфлера. А если переволновавшаяся пара забудет, куда следует ступать, на помощь должен был прийти приставленный к каждому друг, проводив своего подопечного на должное место. Такой свадебный обряд показался Корделии чрезвычайно практичным – и к тому же это великолепное торжество.
Улыбающийся Эйрел указал Корделии на отведенный ей луч звезды и занял свой. Леди Форпатрил настояла, чтобы Корделия сшила себе новое платье, расцветка и покрой которого как нельзя лучше гармонировали с красно-синим дворцовым мундиром Эйрела. Взволнованный и гордый отец невесты, тоже в красно-синем, занял еще один луч. Как ни странно, именно военные, которых Корделия всегда считала косными и сверх меры приверженными к иерархии, оказались во главе движения к равенству. Эйрел называл это подарком цетагандийцев – их вторжение способствовало продвижению по службе самых храбрых и талантливых, в какой бы семье они ни родились. Волны этих перемен до сих пор расходились кругами по всему барраярскому обществу.
Сержант Друшикко оказался совсем не таким высоким и плечистым, как ожидала Корделия. Благодаря то ли генам матери, то ли лучшей еде все дети сержанта были заметно выше отца. Три брата, в чинах от капитана до капрала, получили увольнения, чтобы присутствовать на свадьбе сестры, и теперь стояли в большом внешнем круге среди других свидетелей, рядом с взволнованной младшей сестрой Куделки. Матушка лейтенанта, улыбавшаяся сквозь слезы, стояла на четвертом луче звезды. На ней было синее платье очень красивого оттенка. Корделия даже заподозрила, что неугомонной Элис Форпатрил удалось каким-то образом добраться и до нее.
Куделка вошел первым, опираясь на свою трость в новых ножнах и на руку сержанта Ботари. Ботари нарядился в самый парадный вариант ливреи графа Петера и развлекал своего молодого друга, нашептывая ему на ухо всякие глупости вроде: «Если вас сильно затошнит, лейтенант, нагните голову пониже». От одной этой мысли Ку позеленел, что совершенно не подходило к его красно-синему мундиру.
Все головы дружно повернулись ко входу.
«О Боже!»
Элис Форпатрил не ошиблась в выборе платья. Друшикко грациозно вплыла в зал, стройная и сияющая, как яхта под парусами: кремовый шелк, золотистые волосы, голубые глаза, белые, синие и красные цветы… Она встала рядом с Куделкой, и все увидели, как он высок и статен. Леди Форпатрил, проводив невесту до внутреннего круга, отпустила ее руку тем жестом, каким богиня-охотница выпускает белого сокола.
Молодые ухитрились произнести обеты, ни разу не заикнувшись и не потеряв сознания, и даже сумели скрыть смущение, произнося вслух свои нелюбимые имена: Клемент и Люймилла.
(«Мои братья звали меня „Люй“, – призналась Друшикко Корделии накануне, – и рифмовали с „плюй“. И с другими противными словами».
«Для меня ты всегда будешь Дру», – пообещал Куделка.)
Обряд завершился. Эйрел на правах старшего свидетеля разорвал круг одним движением ноги и вывел новобрачных. Теперь можно было переходить к музыке, танцам, еде и питью.
Стол ломился от яств, на хорах играли лучшие музыканты, а количество и разнообразие напитков было поистине барраярским. Бокалы наполнили лучшим вином из погребов графа Петера. После первого тоста Корделия подошла к Ку и сообщила ему на ухо кое-какие научно подтвержденные сведения относительно влияния этанола на половую функцию. Подумав, Ку перешел на минеральную воду.
– Ты жестокая женщина, – улыбнувшись, прошептал ей на ухо Эйрел.
– Просто я забочусь о Дру, – так же тихо отозвалась она.
Чему Корделия была очень рада, так это возможности перекинуться несколькими словами с Ботари. С тех пор как Форкосиган-младший поселился отдельно от отца, она лишь изредка виделась с сержантом.
– Ну, как дела у Элен – теперь, после возвращения? А мистрис Хисопи – она уже пришла в себя?
– Обе здоровы, миледи. – Ботари кивнул и почти улыбнулся. – Я был у них пять дней назад, когда граф Петер ездил проведать своих лошадей. Элен… э-э… ползает. Стоит на минуту отвернуться, а она уже в другом конце комнаты. – Он нахмурился. – Надеюсь, Карла Хисопи будет внимательно смотреть за ней.
– Она благополучно провела Элен через Фордарианову войну, значит, с ползанием она справится не хуже. Отважная женщина. Ей следовало бы дать медаль.
Ботари наморщил лоб:
– Не думаю, чтобы это было для нее так уж важно.
– И я тоже не думаю. Надеюсь, она знает, что может обращаться ко мне, если ей что-то понадобится. В любое время.
– Да, миледи. Но пока у нас все в порядке. – В его словах прозвучало что-то вроде гордости. – Зимой в Форкосиган-Сюрло очень тихо. И чисто. Самое подходящее место для маленького ребенка.
Корделия почти услышала, как он мысленно добавил: «Не то что караван-сарай…»
– Я хочу, чтобы у нее было все как положено, – продолжал Ботари. – Даже отец.
– А вы как?
– Новое лекарство лучше прежних. И мне больше не кажется, что голова набита ватой. И ночами я сплю. А приносит ли оно еще какую-нибудь пользу – не знаю.
Корделия полагала, что польза есть – сержант выглядел уравновешенным и спокойным, он почти утратил свою угрожающую напряженность. И все равно именно Ботари первым из присутствующих посмотрел в сторону столов и спросил:
– Разве ему еще не пора спать?
Одетый в пижаму Грегор крался вдоль края стола, надеясь, прежде чем его заметят и выставят вон, набить оба кармана разными лакомыми кусочками. Корделия добралась до императора первой, а уж за ней подоспели запыхавшаяся горничная и перепуганный охранник, которые в этот день заменяли Друшикко. За ними следом бежал бледный как полотно Саймон Иллиан. Когда над Грегором нависли пыхтящие взрослые, он спрятался за юбкой Корделии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
