ли согласится выслушивать нарекания на возлюбленного, потому Палевич лишь кивнул, не то соглашаясь, не то просто для поддержания беседы.
— Юзеф ухаживал за ней, да без толку, она не говорила ни "да", ни "нет", держала его на поводке: то отпустит, то снова к себе призовет, якобы для дружеской беседы. Тогда он и решил, что не плохо было бы поторопить события.
— И появился призрак Вайды.
Диана виновато опустила головою.
— Сначала я не хотела, страшно было да и… неправильно, вроде как я собственными руками его другой отдаю. Но Юзеф убедил, что так будет лучше для всех. Сказал, что, если я не хочу помогать ему, значит не люблю, а только притворяюсь, чтобы деньги вымогать. А мне его деньги не нужны, мне он сам нужен, понимаете?
— Понимаю. — Аполлон Бенедиктович не кривил душой, он и в самом деле неплохо понимал рыжеволосую красавицу-циркачку. Палевич согласен был взять Наталью в жены и без денег, это было бы даже лучше, намного, намного лучше, если бы у нее не было ни копейки. Тогда никто не стал бы упрекать его в корыстолюбии.
— А он пригрозил, что бросит, что зачем я нужна, если не люблю.
— А вы любили?
— Да. Он… Он особенный, понимаете? Я не смогла бы жить без него. В первый раз было страшно. Юзеф утверждал, что в доме никого, кроме Натальи нет, что мне ничего не угрожает, но я все равно боялась. Темно и вообще… А все и в самом деле прошло хорошо. Мне даже в дом заходить не пришлось: помахала ей рукой, когда она выглянула в окно, и все. А в доме Тува помогал, знаете, какое у него чутье? Он человека за милю чует! И умный, только говорить не умеет.
— Зато улыбается. — Аполлон Бенедиктович, припомнив ухмыляющуюся волчью морду, поежился: очень уж человеческая у зверя улыбка выходила.
— Улыбается. — Согласилась Диана. — Он умный.
— Ключ от дома где брали?
— Юзеф давал. Вернее, он привозил в одно место, оно не далеко, а потом пешком к дому вел, и открывал дверь.
— Сам ждал вне дома?
— Да. Мне очень-очень стыдно, но, умоляю, найдите его, я чувствую: случилось нечто ужасное. Юзеф попал в беду! Это она виновата! Она!
— Не кричите.
Диана виновато замолчала. А Палевич мысленно вычеркнул одну из загадок дома. Вот вам и призрак Вайды. До чего ж мерзки и отвратительны методы Охимчика, когда тот найдется — а в том, что доктор непременно найдется, Аполлон Бенедиктович не сомневался — Юзефу придется ответить за все.
— Диана, послушайте… — Палевич собирался задать жестокий вопрос, но что поделать, слишком серьезное дело, чтобы заботится о нежных дамских чувствах. — Кроме вас у Юзефа не было… пассий?
— Простите? — Она покраснела.
— Доводилось ли вам слышать что либо о госпоже Магдалене Олиневской?
— Кто вам сказал? — Диана зашипела от злости. — Это ложь! Досужие сплетни, Юзеф любил только меня, меня одну. Не верьте им. Никому не верьте.
Доминика
Марек предсказывал бурю, и предсказание сбылось. К четырем часам дня жара достигла пика, воздух, насытившись влажностью, был неприятен, горячая роса потом оседала на коже. А небо чистое-чистое, ни облачка, ни тучки…
Гроза налетела на остров, словно разбойничья татарская орда на беззащитные русские села. О Золотой орде я только читала, но, глядя на тяжелые серые тучи, точно из свинца отлитые, видела не атмосферное явление, а закованную в железо конницу, что во весь опор несется вперед, томимая желанием смять, уничтожить, разодрать вражеские рубежи в клочья. В завывании ветра слышится лязг оружия, лошадиное ржание, и топот призрачных копыт. Я почти вижу, как они взбивают в пыль мутную озерную воду, сминают камыш, гнут деревья, которым случилось вырасти на путь бури. Удар грома заставил небеса вздрогнуть.
— Ника, очнись! — Тимур силой отодрал меня от окна. — Не стой столбом, нужно окна позакрывать, двери, и подпереть бы чем не мешало, а то повыносит, как… — сравнение Салаватова было ярким, емким и нецензурным, но, главное, вывело меня из ступора.
— Окна ставнями закроем. — распорядился Марек. — Ты, сестричка, изнутри, а мы снаружи. Вдвоем быстро управимся.
Следующие четверть часа я металась по дому, закрывая окна, двери, форточки, в общем, все, что можно было закрыть. Марек вместе с Салаватовым укрепляли снаружи деревянные щиты, которые по замыслу архитектора должны были защитить стекла. Судя по звукам, доносящимся извне, ребятам приходилось нелегко. Вернулись они мокрые, продрогшие до костей, но довольные.
— Успели. — Заявил Марек, отряхиваясь. Тимур, пофыркивая, словно тюлень после купания, руками стирал с волос воду.
— Часто здесь такое?
— Да не то, чтобы часто, но бывает. — Марек, совершенно не стесняясь меня, стянул майку. Впрочем, мужчина с такой фигурой, вряд ли знает, что такое стеснение. Его хоть сейчас можно в музей отправлять, приток посетительниц гарантирован.
— Это от сезона зависит. Иногда, если повезет, то вообще без бурь обходится, а бывает и…
Дом содрогнулся от фундамента до крыши, такое ощущение, будто в стену ударил гигантский кулак.
— Свечи бы найти. — Озабоченно произнес Марек. — Генератор генератором, но свечи не помешают. Точно знаю: где-то на кухне имеется запас.
В подтверждение его слов о необходимости альтернативного освещения, лампочка под потолком испуганно мигнула.
— Свечи и полотенце. — Салаватов, решив последовать примеру моего родственника, тоже стянул майку. Правда, от Марека с его рельефной мускулатурой и дорогим южным загаром, Тимура отличала худоба и некая неуклюжесть, нескладность, точно Салаватова сложили как мозаику, из разных кусочков, и теперь пытались выдать за единое целое. Мышцы-лианы, ребра-ветки, и шрам на груди. Странный шрам. Страшный шрам. Почему я раньше не замечала его?
— Ника, хватит пялится. — Недовольно пробурчал Тимур. — Лучше полотенце принеси.
— А еще лучше два, пока мы тут лужею по полу не растеклися. — Марек свою просьбу подкрепил улыбкой, от которой сердце предательски ёкнуло. Вот подхалим! Ну, уж нет, улыбкой меня не возьмешь, я не девочка на побегушках.
— Лучше всего, мальчики, если вы пойдете и переоденетесь. Одним полотенцем тут не обойтись. И даже двумя.
— А тремя?
— И тремя.
Странно, но они подчинились, разбрелись, оставляя после себя мокрые следы на полу, по комнатам. Мне же достались две мокрые майки — вот нахалы! — одна стильная, с драконом сзади и китайскими — японскими? — иероглифами спереди. От нее пахло дорогой туалетной водой. Вторая — обычная, со знакомым пятном от вишневого сока — сегодня Салаватов сок опрокинул — и запахом табака. Тимур постоянно курит.
Тимур, Тимур, Тимур…
Майки я развесила на спинке дивана — пусть сохнут — и пошла на кухню. Сто против одного: мои «мальчики» не откажутся
