Неверно представляет себе автор Слова и территорию, на которую распространялась власть галицкого князя Ярослава Осмомысла. Он якобы «затворивъ Дунаю ворота (в Задонщине: «замкни Оки реки ворота». — А. 5.)… суды рядя до Дуная». Но в середине XII — начале XIII в. пределы Галицкой земли достигали только притока Днестра р. Ушицы, т. е. были очень далеки от Дуная.[Насонов. «Русская земля». С. 137–138. Из факта избиения «галичских рыболовов» Иваном Берладником под 1159 г. (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 497) нельзя сделать вывод о том, что «на Берладь смотрели как на зависимую волость, расположенную только за пределами „Русской земли“» (Насонов. «Русская земля». С. 142).] «Ворота» Задонщины, впрочем, могли автором Слова ассоциироваться с летописными «воротами» в Галицкой земле, упоминавшимися под 1268 г.[ «Се же бѣашеть мѣсто твердо… нарѣчахуться Ворота» (ПСРЛ. Т. 2. Стб. 866).] Однако эти Ворота никакого отношения к Дунаю не имели и находились на границе с Польшей между Тернавой и Белзем.[Насонов. «Русская земля». С. 132.]
Среди русских князей автор Слова называет еще Романа и Мстислава («А ты, буй Романе и Мстиславе»). Первый из них не вызывает никаких споров — это Роман Мстиславич Волынский, крупная политическая фигура конца XII — начала XIII в. Мстиславом, скорее всего, мог быть Мстислав Ярославич Немой (Пересопницкий) или Мстислав Владимирович Городенский.[А. В. Соловьев ошибочно называет участником похода 1184 (1183) г. Мстислава Всеволодовича: этот князь, известный по летописям в 1169–1170 гг., в дальнейшем исчезает со страниц источников (Соловьев. Политический кругозор. С. 80–81). По мнению О. Прицака, в Слове речь идет о Мстиславе Владимировиче (Прицак О. Деремела-бродники // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. 1965. Vol. 9. P. 87). См. также: Котляр М. Ф. Хто був Мстислав из «Слова о полку Iropeвiм» // Среднi вiкы на Украïнi. Киïв, 1973. Вып. 2. С. 122–126. {По его мнению, Мстислав «Слова» — Мстислав Мстиславич Удатный. Однако этот вывод у автора недостаточно аргументирован. См. также статью М. Ф. Котляра об этом князе: Энциклопедия. Т. 3. С. 279–280.}] Оба они участвовали в походе 1183 г. на половцев. В пользу Мстислава Немого говорит то, что он был родичем Роману, а его владения располагались неподалеку от Волыни. К тому же летописец особенно подчеркивал «велику любовь» Мстислава Немого к Роману.[ПРСЛ. Т. 2. Стб. 744.] Все это могло дать основание автору Слова соединить этих князей воедино в своем обращении к ним.
В Слове о полку Игореве объединены в одном обращении князья Рюрик и Давид Ростиславич («ты, буй Рюриче и Давыде»). Оба князя участвовали в совместном походе на половцев в 1177 г., окончившемся поражением русских войск.[ПРСЛ. Т. 2. Стб. Стб. 603–604.] Б. А. Рыбаков предполагает (и, на наш взгляд, с достаточным основанием), что именно этот поход вспоминает автор Слова, говоря, что дружинники Рюрика и Давида «рыкаютъ акы тури, ранены саблями калеными».[Рыбаков Б. А. Отрицательный герой «Слова о полку Игореве»//Культура Древней Руси. М., 1966. С. 238–242.]
Туманна фраза «Олговичи храбрый князи доспѣли на брань. Инъгварь и Всеволодъ и вси три Мстиславичи, не худа гнѣзда шестокрилци». Первые двое — Волынские князья, сыновья Ярослава Изяславича, участники похода 1183 г. Третьим А. В. Соловьев считает их брата Мстислава Немого (тоже упоминается под 1183 г.).[Соловьев. Политический кругозор. С. 81.] Фраза об Ольговичах — непонятна: Ольговичей нельзя было считать Мстиславичами. М. Шефтель предлагает еще один вариант расшифровки Мстиславичей: дети Мстислава Ростиславича — Мстислав, Давид, Владимир.[La Geste. P. 132. То же см.: Рыбаков. Русские летописцы. С. 481–489 (ранее Б. А. Рыбаков принимал гипотезу Д. С. Лихачева. См.: Рыбаков. «Слово» и современники. С. 96–98).] Но все трое выступают на исторической арене только лет через 25–30 после описываемых событий. Д. С. Лихачев вслед за Ив. М. Кудрявцевым считает, что речь идет о Романе, Святославе и Всеволоде, детях Мстислава Изяславича.[Лихачев. Исторический и политический кругозор. С. 48.] Фразу об Ольговичах он относит к походу 1185 г. князя Игоря и других Ольговичей. Трудность этого объяснения состоит в том, что в Слове уже есть обращение к Роману Мстиславичу, и совершенно непонятно, почему этот князь фигурирует еще раз в составе трех Мстиславичей. Да и Святослав Мстиславич последний раз в летописи упоминается под 1173 г. Это практически означает, что он уже в 70-х гг. XII в. умер. Мы предпочитаем объяснение А. В. Соловьева с поправкой: третий (пропущенный в тексте) «Мстиславич» был Изяслав, а не Мстислав: последний упоминается выше вместе с Романом Волынским.[Впрочем, эта поправка не обязательна: выражение «и вси три Мстиславичи» могло относиться к Ингварю, Всеволоду и упоминавшемуся выше с Романом Мстиславу Ярославичу.] «Мстиславичами» князья названы условно, как и «внуки Всеслава» оказывались часто его правнуками. В целом же автор Слова обращается к князьям, одержавшим победу над половцами в 1184 г., как к той силе, которая была способна отомстить поганым за поражение 1185 г.[См. также: Творогов О. В. Мстиславичи//Энциклопедия. Т. 3. С. 281–283.]
Из Ипатьевской летописи автор почерпнул в основном все свои сведения по истории Древней Руси. Здесь он прочитал и о «старом» Владимире (Святославиче),[Таково мнение А. В. Соловьева и Д. С. Лихачева. Б. А. Рыбаков считает, что речь идет о Владимире Мономахе (Рыбаков. Русские летописцы. С. 471–484). {См. также: Творогов О. В. Владимир Святославич//Энциклопедия. Т. 1. С. 208–210.}] о «старом» Ярославе, т. е. о Ярославе Мудром, о «красном» Романе Святославиче (1079 г.),[ «Красным» летописец называет под 1078 г. брата Романа — Глеба («бѣ же Глебъ… взоромъ красенъ». ПСРЛ. Т. 2. Стб. 190–191).] об Олеге Святославиче, о гибели Бориса Вячеславича (1078 г.), о Всеволоде Ярославиче и о княжении его сына Владимира в Чернигове (1078 г.), о великом князе владимирском Всеволоде и о том, что его отец владел «золотым столом», т. е. Киевом (умер в 1158 г.). Под 1068 г. в Ипатьевской летописи рассказывалось о битве «на Немизѣ».
В Слове есть поэтический образ готских дев, которые после победы половцев на Каяле «звоня рускымъ златомъ… лелѣютъ месть Шароканю». Речь, конечно, идет о тех поражениях, которые потерпели Боняк и Шарукань в начале XII в. Так, еще в 1106 г., когда «прииде Боняк и Шарукань Старый», половцы «побегоша» от войск коалиции русских князей во главе со Святополком и Владимиром Мономахом.[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 258.] В летописном рассказе о походе 1185 г. Кончак советует: «поидемъ на киевськую сторону, гдѣ суть избита братья наша и великый князь нашь Бонякъ».[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 258. Ср. «Шарукан едва угече» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 282).] Эта летописная запись, упоминающая и Боняка, явилась отправным пунктом для упоминания о готских девах, «лелеющих месть» за его сподвижника Шароканя.
Автор Слова отлично знал летописную запись 1201 г., откуда он черпал ряд образов для своей Песни («пилъ золотом шоломомъ Донъ», «храборъ бо бѣ яко и туръ» и др.). Здесь содержалось сведение о том, что победитель Игоря Кончак был сыном хана Отрока, которого изгнал «во Обезы» Мономах («от него родившюся Кончаку, иже снесе Сулу»[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 716.]). Автор Слова пишет, что «падеся Кобякъ въ градѣ Киевѣ, въ гридницѣ Святославли». О том, что своих политических противников князья препровождали «въ гридьницю», он мог прочесть в летописи под 1097 г. (туда был введен Василько перед ослеплением).[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 716. Ср. «введоша его в гридницю окована» (ПСРЛ. Л., 1925. Т. 5, вып. 1. С. 153).]
Поэтическое воображение автора Слова привлекла трагическая гибель юного князя Ростислава в 1093 г. в реке Стугне («бѣ бо тогда наводнилася велми»), когда «плакася по нѣмъ мати его… повелику уности его ради».[ПСРЛ. Т. 2. Стб. 210, 212.] Смерть князя «описана в точном соответствии с летописным текстом».[Рыбаков. Русские летописцы. С. 480, 483.] Автор Слова, возможно, знает летописную запись о пожаре Городенска в 1183 г. («Трубы трубятъ городеньскии») и уж наверняка — о походе в том же году Святослава Киевского по Днепру, в результате чего был пленен Кобяк («поиде… по Днепру…. яша Кобяка»).[ПСРЛ. т. 2. Стб. 631, 632.] Он негодует вместе с летописцем на княжеские усобицы и, в частности, на свары между Рюриком и Давидом («бывши распре межи братьею», 1177 г.).[ПСРЛ. т. 2. Стб. 603.]
