как уже тогда подробности трагедии были засекречены. Получилось как в Древнем Египте - умерший фараон забрал с собою на тот свет души ни в чем не повинных людей.
В те дни в Колонном зале собрали лучших, выдающихся музыкантов и исполнителей классической музыки - Рихтера, Гилельса, Ойстраха, Ростроповича и других. Меняя друг друга, они играли Шопена и тому подобную музыку, звучавшую в прямом эфире по радио (другого в то время и не было). И вот в один прекрасный момент, когда музыканты отдыхали, к ним пришел Хрущев. Посмотрев на притихших артистов (они гадали: может, Никите Сергеевичу музыка не нравится?), он произнес неожиданное: «Повеселей, ребята, повеселей!» Виолончелист Валентин Берлинский рассказывал автору этих строк, как его, молодого музыканта, отправили тогда в Колонный зал играть в составе симфонического оркестра. И вот сидит он, а рядом другой виолончелист, колоритный одессит. Между ними состоялся следующий диалог:
- Как вы думаете, нам за это заплатят? - спрашивает он Берлинского.
- Вы знаете, играть на похоронах товарища Сталина это уже великая честь!
- Тогда для меня сегодня двойное горе!
Пригнали в Дом союзов и хор Большого театра: «По улицам Москвы из репродукторов катились волны душераздирающих траурных мелодий. Всех сопрано Большого театра в срочном порядке вызвали на репетицию, чтобы петь “Грезы” Шумана в Колонном зале Дома союзов, где стоял гроб с телом Сталина. Пели мы без слов, с закрытыми ртами - “мычали”. После репетиции всех повели в Колонный зал, а меня не взяли - отдел кадров отсеял: новенькая, только полгода в театре. Видно, доверия мне не было. И мычать пошло проверенное стадо», - рассказывала Галина Вишневская.
Если сказать, что главным предназначением Дома союзов стало проведение пышных государственных похорон, то это вряд ли будет ошибкой. Но поскольку сменивший Сталина Хрущев, отправленный в отставку в 1964 году, на правах персонального пенсионера упокоился на Новодевичьем кладбище, то следующим главой государства, с которым прощались советские люди, стал борец за мир во всем мире, «дорогой Леонид Ильич Брежнев». В тот год - 1982-й -началось то, что москвичи-острословы назвали «великим почином». В начале года ушел из жизни товарищ Суслов, серый кардинал и второй человек в партии, затем в ноябре сам Брежнев, ну а дальше пошло-поехало: в 1983-м - Пельше, в 1984-м - Андропов и Устинов, наконец, в 1985 году - Черненко. Все эти годы диктор Центрального телевидения Игорь Кириллов не снимал черного строгого костюма - умаялся человек, объявляя советскому народу очередное траурное извещение «От Центрального Комитета... и т. д.». Ну а Колонный зал работал просто на износ, в три смены. Обычно по случаю кончины того или иного государственного деятеля объявлялся трехдневный траур, в течение которого отменялись все развлекательные мероприятия, а по телевидению и радио с утра до вечера транслировалась классическая музыка. Московские театры также обязаны были менять свой репертуар. Так произошло в марте 1985 года, когда скончался К.У. Черненко. В Театре сатиры в тот день должен был идти спектакль «Восемнадцатый верблюд», его заменили на «Прощай, конферансье!».
Колонный зал использовался и для других печальных мероприятий. Было это в 1930-х годах, в эпоху разгула массовых репрессий. Здесь витийствовал кровавый прокурор Андрей Вышинский, призывавший «изменников и шпионов, продавших врагу нашу Родину, расстрелять как поганых псов». Многих невиновных людей отправил он на тот свет, а сам тихо скончался от инфаркта в 1954 году в Нью-Йорке, куда его сослали в ООН с глаз долой из Москвы при дележке сталинского наследства.
С 1936 по 1938 год в Колонном зале, где когда-то прощались с Лениным, состоялись три так называемых московских процесса над его бывшими соратниками, что весьма символично. В чем их только не обвиняли - в шпионаже на почти все западные страны, в покушениях на Сталина, во вредительстве и диверсиях, в реставрации монархии и тому подобном. Многие обвиняемые публично соглашались с выдвинутыми против них вздорными обвинениями, поливали грязью друг друга, поскольку перед процессами с ними проводили «подготовительную» работу, попросту говоря, били и издевались.
Первый процесс «Троцкистско-Зиновьевского террористического центра» открылся в августе 1936 года. Основными обвиняемыми на них были Н. Зиновьев и Л. Каменев. Второй процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра» Г. Пятакова и Г. Сокольникова начался в январе. На третьем процессе «Правотроцкистского блока» в марте 1938 года судили Н. Бухарина, А. Рыкова и Г. Ягоду (организатора первого московского процесса). Сталин тайно наблюдал за судилищем через маленькое окошечко одного из помещений на втором этаже здания. С иезуитским интересом следил он, как поведут себя его вчерашние друзья и коллеги, с которыми он не раз сидел за общим столом, шутил, смеялся, обсуждал планы на светлое будущее. Смертные приговоры он утверждал лично.
Как только Вышинский в качестве прокурора-обвините-ля оглашал очередное требование расстрелять всех подсудимых, Колонный зал словно взрывался от воплей и рева: переодетые в штатское сотрудники НКВД, изображая якобы простых советских граждан, орали «расстрелять, расстрелять!!!», демонстрируя всенародную поддержку приговору. Затем в один миг крики прекращались и все усаживались на место до следующего «номера». Это был даже не цирк, а кровавый театр, причем актеров, и плохих, и хороших, было много, а режиссер один. Он как Карабас-Барабас дергал за веревочки, кого хотел - миловал, а кого и лишал жизни. Еще в 1928 году Маяковский, придя в Колонный зал, сочинил стихотворение «Дом союзов 17 июля», сразу же опубликованное в «Комсомольской правде». В тот день там открылся шестой Всемирный конгресс Коминтерна, на котором выступал Николай Бухарин:
(...) Товарищ Бухарин из-под замызганных пальм говорит — потеряли кого. И зал отзывается: «Вы жертвою пали... Вы жертвою пали в борьбе роковой». Бедой к убийцам, песня, иди! (...)
Когда Бухарина в 1938 году после судилища в Доме союзов расстреляли, эти стихи больше не печатали вплоть до 1958 года.
Но не будем о грустном. В это же время в Колонном зале каждый Новый год проходил
