Молчаливый архонт Протид вставил и свое слово. Он сказал:
– Это он, наш вождь, облегчил избрание архонтов из народа, отменив преимущества богатых над бедными. Не это ли великое благодеяние, оказанное Периклом согражданам своим?
– Верно, – согласился Алкивиад, – и это будет записано на золотой таблице, которую народ несомненно выставит у помещения стратегов.
– А деньги неимущим? – продолжал Протид. – Деньги на посещение Одеона? Разве теорикон не является плодом удивительных раздумий величайшего из наших сограждан, который – увы! – бездыханный возлежит на смертном одре?
Сокл сказал:
– Он, этот великий человек, сделал все для того, чтобы облегчить участие народа в управлении государством. Это и есть величайшее деяние Перикла, которое не забудется, доколе светит солнце и сверкают на небе звезды.
И вот, когда, казалось, все закончено, и сказаны все слова, и остается только прикрыть глаза Периклу заботливой рукою, умирающий вздохнул. Он вздохнул. Открыл глаза. И губы его зашевелились.
Присутствовавшие напрягли свой слух. Нет, не умер еще великий сын славных Афин! Он слышал все, что говорилось у его ложа… Перикл обвел взглядом своих друзей, улыбнулся им, как бы благодаря их.
И он заговорил. И все слышали слова его, и все запомнили слова его, и стали те слова достоянием Афин – всех его граждан. И слова те облетели всю землю, от Столбов на западе до восточных берегов Понта Евксинского и до самых вершин египетских пирамид…
Вот что сказал Перикл, что доподлинно известно:
– Пусть это так, мужи афинские… Пусть совершил я те удивительные деяния, о которых говорилось здесь… Но вы не упомянули о самых наиважнейших… о самых наиважнейших… о делах наиважнейших.
Умирающий перевел дух. Он снова оглядел всех и еще раз улыбнулся горькой улыбкой, как бы говоря: «Вот каков я, вот насколько слаб я – и двух слов не могу высказать». Друзья его еще ниже склонились над ним, чтобы не упустить ни единого слова, сказанного великим Периклом.
И Перикл сказал:
– Если вы и впрямь собираетесь отметить мои заслуги, и если вы когда-нибудь пожелаете сказать о них всенародно… то не забывайте о главнейших… – И он снова перевел дух. – А наиважнейшие заслуги мои суть следующие… Я никогда… никогда, обладая большой властью, никому не завидовал, никого не считал своим непримиримым врагом и ни разу не дал волю гневу своему. Вот моя наиважнейшая и первая заслуга… А вторая наиважнейшая заслуга моя суть следующая… – Умирающий собрал последние силы и с возможной ясностью произнес: – Вы не отыщете в Афинах ни одного человека, кто бы по моей вине надел черный, траурный плащ… Ни одного… Ни одного…
Это было все, что хотел сказать умирающий. Это были его последние высокие слова, воистину достойные великого и мудрого мужа. И, как бы высказав все, что следовало высказать, Перикл закрыл глаза, и через мгновение великий вождь афинян отошел в царство теней.
И уже не его уста, а уста друзей его повторяли Перикловы слова:
– «Вы не отыщете в Афинах ни одного человека, кто бы по моей вине надел черный, траурный плащ… Кто бы по моей вине надел черный, траурный плащ… По моей вине… черный, траурный плащ…»
1961
Послесловие. Пришельцы из далеких эпох
Роман Георгия Гулиа «Фараон Эхнатон» – первая часть исторической трилогии, в которую, помимо этой вещи, вошли романы «Человек из Афин» – о выдающемся политическом деятеле, полководце Древней Греции Перикле и «Сулла» – о знаменитом римском диктаторе. Перед нами взаимосвязанные, но вполне самостоятельные произведения, рисующие жизнь крупнейших государств в разные эпохи рабовладельческого общества. Что же объединяет между собой эти романы? На этот вопрос ответил сам автор в предисловии к своему историческому триптиху, подчеркнув, что «части трилогии связаны между собою хотя бы тем, что главные герои их жили и боролись на великих изломах истории».
В справедливости этих слов читатель может убедиться, познакомившись с романом «Фараон Эхнатон». В самом деле, описанные в нем события, происходившие более трех тысяч лет назад, относятся, пожалуй, к одному из самых острых и напряженных периодов в истории Древнего Египта. Это ощутимо с первых страниц произведения, переносящих нас в тревожную обстановку, которая возникла в новой египетской столице Ахетатоне, при дворе фараона, заставляющих в какой-то мере почувствовать тот «трепет истории», о котором писал Флобер. Автор без промедления вовлекает нас в этот бесконечно далекий от нас мир древней жизни, где кипят политические и человеческие страсти, происходит столкновение разных, непримиримых идей, идет ожесточенная борьба между новым и старым. И, оговоримся сразу, вся эта столь чуждая нам жизнь вдруг становится близкой и понятной, как будто действие происходит где-то в наши дни. Напряженный темп повествования взят с самого начала, в первых же главах завязывается полный драматизма сюжетный узел: в столице Кеми появляется беглый каторжник, неумолимый мститель, твердо решивший любой ценой устранить фараона.
Сложность обстановки в государстве обрисована автором весьма четко и убедительно. Да, в нелегком положении оказался «верховный глава вселенной» Эхнатон на четырнадцатом году своего правления! Великое и непобедимое Кеми с его трехтысячелетней историей вынуждено терпеть унижения от своих внешних врагов. Неспокойно на границах империи. Во многих местах соседи теснят войска фараона. На севере наступают хетты, главные, самые сильные враги. В горах Ретену движутся к египетским форпостам мятежные азиатские князья. То же самое в Северном Джахи, в Палестине, в Эфиопии, в Ливийской пустыне. Подорвано влияние империи в Азии, где у египтян огромные владения. Вот уже десять лет Кеми не ведет войны, и непокорные народности, племена вышли из повиновения, лезут со всех сторон, угрожают безопасности царства вселенной. Это враги внешние, но есть и враги внутренние. Поводов для ненависти к фараону-реформатору, как мы знаем, предостаточно: Эхнатон сверг традиционного бога египтян Амона, расправился со старой знатью, разорил виднейших людей Кеми, сослал многих в рудники, не пощадил славный город Уасет, бывшую столицу государства. Внутренние враги не дремлют, растет оппозиция. Растут распри и при дворе «земного божества», нет единства среди его царедворцев и сановников. К тому же, наметился разлад в семье фараона. Ахнаяти охладел к жене своей Нефертити, «великая любовь уступила место великому равнодушию». В его сердце поселялась «усталость»…
Не удивительно, что фараон Эхнатон, «царь-еретик», как иногда его называют, привлек внимание романиста. Это одна из сложнейших и противоречивых фигур древнего мира, чья политика и деяния вызвали столь различную оценку историков. В романе Георгия Гулиа этот главный образ наделен большой жизненной и психологической достоверностью, он глубок и многомерен. Мы знакомимся с Эхнатоном, когда он достиг тридцатипятилетнего возраста и подошел к последней черте своего пути, что, конечно, ему неведомо. Это, бесспорно, крупный политический деятель рабовладельческой эпохи, сильная личность, человек, наделенный проницательным умом, государственной мудростью, волей, энергией. Кто мог решиться сокрушить извечное божество Кеми – бога Амона, уничтожить его тысячелетний культ? На это не отважился ни один из трехсот фараонов, правивших до Эхнатона. Вместе с Амоном он сверг множество других богов. Не стало ни Озириса, ни Изиды, ни Тота, ни Атума, ни Анубиса, ни Ра-Гора-Ахути, ни Шу, ни Маат, ни других старых богов и божков Древнего Египта. При этом фараон – реформатор религии разогнал и всех прежних жрецов. Он создал культ единого бога Атона, светозарного отца, животворного и солнцеликого. С этого момента сын Аменхотепа III – Аменхотеп IV стал называть себя Эхнатоном, что означает «Угодный Атону». Таков был этот фараон, которого враги называли «женоподобным ублюдком», «тыквоголовым», «душителем»…
Но что боги… Заслуживает внимания прежде всего миролюбивая политика Эхнатона, которую тот проводил в отличие от своих; предшественников. «Нет более убежденного мирного человека во всем Кеми, чем я», – говорит о себе фараон. И это не просто слова. Они подтверждены делом. Многие годы империя не ведет войн. Эхнатон предложил мир хеттам, эфиопам, ливийцам и другим соседним народам. Несмотря на упорное стремление военачальников во главе с Хоремхебом к войнам, кровопролитию, он настойчиво проводит политику мира. Правитель Кеми замечает, обращаясь к своему брату Семнех-ке-рэ: «Как ни говори, война – это слабость». Произносит он и такие мудрые слова: «…когда я смотрю далеко вперед, то вижу величие Кеми не в войнах. Человек не может драться всю жизнь…» Фараон стойко держится мира, он объявил своих подданных равными другим народам. Согласимся, что такая внешняя политика, проводимая в условиях рабовладельческого строя, которому присущи постоянные кровавые набеги и захватнические войны, грабежи и массовые убийства, не может не вызвать уважения к личности Эхнатона. Впрочем, и сам он, видимо, сознает значительность своей политики. «Скажи мне по совести, дорогой Семнех-ке-рэ, был фараон сильней и дерзновенней меня?» – спрашивает он брата.
