за собой лодку с привязанной веревкой. Если он затягивает лодку в глубину, то сбрасывают еще одну бочку с флажком, потому что он не может утащить бочку под воду, и так он устает, таская их за собой, что под конец слабеет от раны и умирает».
Когда кит умирал, к нему подходила следовавшая за ним лодка: люди крепко привязывали кита и буксировали его к «своему острову, или к тому, который ближе, где продавали его. Они брали амбру» – воскоподобное вещество, образующееся в пищеварительном тракте кита, – «из брюха» и «много бочонков жира из головы». По оценке Марко, один кит давал тысячу фунтов драгоценного жира.
Продукция китобойного промысла была главным товаром на оживленном рынке Сокотры. Прогуливаясь по набережной, Марко заметил, что «много кораблей приходит к этому острову с множеством купцов и товаров, и увозят они с собой товары с этого острова, от которых получают большой доход и прибыль». Среди этого изобилия открыто процветало пиратство. «Корсары приходят на этот остров со своими кораблями, когда совершают плавания, и устраивают здесь лагерь и продают все, что награбили в море».
Почти все здесь знали о пиратах, и почти все предпочитали закрывать на них глаза – в том числе и христиане, знавшие, что «все эти вещи отняты у идолопоклонников и сарацин». В то же время, как говорит Марко, «они считают, что могут покупать их законно и с радостью», финансируя таким образом пиратство, которое осуждали на словах.
В этих беззаконных водах широко практиковали всякого рода колдуны, чародеи и некроманты, к которым относились критически, но не вмешивались в их деятельность. Сам архиепископ «не желает, чтобы они вершили эти чародейства, и запрещает им, сколько может, и укоряет, и предостерегает их, и говорит, что это грех». Однако, со вздохом смирения добавляет Марко, «это ни к чему не ведет, потому что они говорят, что так делали их предки в старину». И потому архиепископ «пока терпит это». На некромантов, практиковавших черную магию, не действовала даже угроза отлучения от церкви.
Согласно распространенному убеждению, которое доверчиво повторяет Марко, колдуны могли противостоять пиратам. «Если кто из пиратов причинит какой-либо ущерб острову, колдуны удерживают его чарами, так что корабль разбойников не волен уйти с острова, пока они полностью не возместят то, что забрали. Я скажу вам, что, если корабль уйдет под поднятыми парусами, при попутном ветре и достаточно далеко, они навлекают на него противный ветер и заставляют вернуться к острову». С такой же легкостью эти чародеи умели усмирить море или, когда им вздумается, вызвать губительную бурю.
В своем отчете Марко все больше основывается на сведениях, явно полученных из вторых рук, но из достаточно надежных источников: от купцов, торговцев и местных чиновников, с которыми он встречался, плавая вдоль этих берегов. Области, на землю которых он не ступал, отличались сложными брачными и военными обычаями и разнообразием религиозных культов, что льстило его вкусу к сенсациям и будоражило воображение. В особенности это относится к островам под названиями «Мужской» и «Женский».
Мужской остров, как Марко со всей присущей ему уверенностью сообщает читателям, был населен христианами, в основном мужчинами. «Когда жена (островитянина) беременеет, он больше не трогает ее, пока она не родит, и со времени родов он оставляет ее на сорок дней. Но по истечении сорока дней он живет с ней, если пожелает… Я скажу вам, – уверяет Марко, – что их жены не живут на том острове, как и другие женщины, но все они живут на другом острове, называемом Женским. И знайте, что женщины никогда не приходят на остров мужчин, но, когда наступает месяц март, мужчины того острова отправляются на остров женщин и остаются там три месяца, то есть март, апрель и май». В течение этих месяцев мужчины «наслаждаются своими женами», после чего возвращаются на холостяцкий Мужской остров, чтобы «сеять, собирать урожай и продавать его».
Эти острова разделяло около тридцати миль, и пары приспосабливали воспитание детей к такому семейному устройству. «Рожденных детей матери вскармливают на своем острове, и, если это девочка, мать оставляет ее там, пока она не достигнет брачного возраста, и тогда в сезон браков она становится женой одного из мужчин. Но воистину, когда их отнимут от груди и ребенок-мальчик достигнет четырнадцати лет, мать отсылает его к отцу на их остров». Для Марко такой порядок воплощает внимание к воспитанию детей и уважительные, взаимовыгодные отношения между полами. «Их жены ничего не делают, кроме как воспитывают детей, – замечает он, – потому что мужчины снабжают их всем, в чем они нуждаются. Когда мужчины приходят на остров женщин, они сеют зерно, а женщины потом возделывают его и собирают урожай, и еще женщины собирают разные плоды, которых на острове много». В свете крайностей чувственности и аскетизма, с которыми он сталкивался раньше, жизнь обитателей Женского и Мужского островов представлялась ему вполне удовлетворительной, хотя и несколько суровой.
Короткое, если учесть количество лет, проведенных Марко Поло в Китае, путешествие по Индии произвело в нем духовное преображение. В начале своих странствий Марко мечтал только о том, чтобы целым и невредимым добраться до двора Хубилай-хана; позднее он стремился объездить и постичь весь Китай, затем Индию. В пути он вырос от странствующего купца (и неопытного историка) до паломника и исследователя просторов духа. На этой поздней стадии его путешествия внутренний взгляд его открылся настолько широко, что способен был объять все человечество – во всяком случае, так ему казалось. И все же ничто не могло подготовить его к зрелищу равнинной реки Ганг, священной реки индусов.
Ганг – не самая протяженная из рек Азии (многие превосходят его полторы тысячи миль), но от истока в Гималаях до устья в Бенгальском заливе его почитали более всех, как признает и Марко. Возможно, он побывал на берегах реки в январе или в феврале, когда отмечался праздник омовений, известный как «мела»; во время обряда очищения паломники из дальних стран погружаются в воды реки. Чтобы описать это зрелище, Марко понадобилось все его искусство рассказчика. «И мужчины, и женщины дважды в день омывают тело в ее водах, – говорит он, – то есть утром и вечером». Отказ от омовения почитался ересью. «Они нагими входят в реку, и зачерпывают воду, и выливают себе на голову, и трут друг друга».
Страсть к чистоте принимала и другие формы. «Для еды они пользуются только правой рукой, а левой никогда не касаются пищи. И все чистое и хорошее они делают правой рукой, потому
