— Устала прятаться, — прошептала я, глядя в отображении зеркала на подруг. — И бежать устала. Но это единственный выход.
— Ты можешь остаться у нас, — настаивала Эбби. — Ты ведь знаешь, что можешь.
— Спасибо тебе, — и обернувшись к подругам, я прижалась между ними так крепко, насколько это было возможным, до боли прикусывая щеку изнутри, чтобы не расплакаться. — Спасибо вам. За всё.
Я мечтала о красивом выпускном, бальном платье и слезах радости и гордости. Мечтала, что закончу школу со своими друзьями, в полном городе. А потом, всё изменилось, и я перестала мечтать до момента, пока не обрела тех людей, с которыми не то чтобы выпускной, с которыми хотела разделить жизнь.
Мы с Джулией настаивали вызвать машину, но отчаянная душа Эбби настояла на том, что поведет она. И в тот момент, когда подруга гневно ругала все, на чем свет стоит, что дверь машины защемила подол ее платья, а каблуки совсем не её обувь, мне впервые удалось улыбнуться.
Все время, пока машина быстро скользила по пустым улицам, я нервно сжимала ладони, чувствуя тревогу. Мы должны были встретиться. Я снова увижу его родные глаза, тот потерянный и виноватый взгляд, любимые черты лица, на которые теперь стало больно смотреть, и услышу голос. Низкий. Бархатный. Будоражащий всё тело.
Перед тем, как войти в помещение, я долго набирала в легкие воздух, чтобы его хватило на нашу встречу. Казалось, если я увижу его снова, всё изменится. Была уверена, что услышу своё имя, произнесенное им, почувствую прикосновение во время танца, и останусь.
Однако все случилось так быстро, что я не успела понять. Наши долгие взгляды, попытка сказать хоть пару слов, моя речь, в ходе которой я дрожала, как осиновый лист, наш мгновенный поцелуй, который казалось, длился всю вечность, и его широкая спина, в следу которой я смотрела, обжигая лицо слезами.
Я все ещё помнила вкус его губ, соленые слезы, вперемешку с нашим поцелуем, тяжелое дыхание и взгляд, говорящий о том, как тяжело нам будет друг без друга. Но и вместе никак.
Поверить в нас — стало моей ошибкой. Когда любишь, останешься даже в самые тяжелые дни. В любви, как на войне — вы боритесь не друг с другом, а против всего мира за вашу любовь. Поддерживаешь, борешься, веришь. Видимо, я слишком верила ему и в него. Слишком рано поверила в нас.
После того вечера, когда он оставил меня саму, я забыла, что чувствовала прежде. Все обрушилось с новой силой, и решение было принято окончательно.
Как бы тяжело и больно мне не было оставлять в этом городе людей, ставших мне родными, уже на следующий день мама с Кристианом, Эбби и Джулией провожали меня.
Я не любила долгие прощания. И мы ведь не прощались, правда?
— Ненавижу этот город без тебя, — прижимаясь ко мне, и положив голову мне на плечо, роняла Эбигейл слезы на мою кофту, которая тот час же намокала. Явпервыевидела, какподругаплачет. Эта девушка была чертовски сильна для слёз. — И не надейся, я прилечу к тебе первым же рейсом, как смогу.
— Не затягивай с этом, — прошептала я, почти умоляя.
Нехотя отстранившись, Эбби отвернулась, чтобы не показывать слез. Зато мама, всё с той же улыбкой и горящими глазами, не стеснялась эмоций. Кристиан приобнимал её за плечо, успокаивая, и я смотрела на них с любовью. Мне не страшно было оставлять маму. Кристиан лучший муж, которого она могла встретить. Ионпозаботитьсяонеё. Онейималыше.
— Спасибо, Эрика! Я вовремя тебя встретила. — улыбалась Джулия своей невинной, нежной, словно ангел, улыбкой. — Ты многое заставила меня понять и переосмыслить. Родители теперь следят за каждым моим шагом, но я научилась жить для себя. Мне будет тебя не хватать.
— Как я могу научить чему-то, когда сама натворила безумств? — грустно улыбнулась я. — не повторяй моих ошибок. Язнаюпровас. Этоислепойпоймёт. Простонайдивозможностьпоговорить. Поканесталопоздно. В нашем возрасте импульсивность и безрассудство — нормально, но это не оправдание. Пару слов могут избежать самого худшего.
— Прекрати читать ей нравоучения! — прильнула ко мне мама, всё ещё стараясь не показать за улыбкой той боли, что скрывалась в ней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Всё время, проведенное в аэропорту, у стойки регистрации, в зале ожидания, я выглядывала в толпе его. Это не поддавалось логическому мышлению, но какая-то часть меня, сидевшая глубоко внутри без права голоса, хотела хотя бы на минуту снова увидеть его. Просто чтобы он пришёл.
Наш последний поцелуй, со вкусом слез и горечи, но до безумства желанный, остался в памяти навсегда. КакиДжеймс. Яоставлялаего, ноненашивоспоминания. Не те счастливые моменты, которые мы прожили.
Когда-нибудь, мы научимся говорить друг с другом. Решатьпроблемы, простопоговорив. Выслушав и поверив. По-взрослому, не поддаваясь давящим на сердце эмоциям, и пылающим чувствам. Мы просто будем находить время для разговора, даже когда его не будет.
Но это уже будет с другими, чужими нам людьми.
Самолёт набирал скорость, рассекая своими крыльями ровного тона небо, и оставляя за собой шершавые полосы. В моих наушниках играла Сара Коннор. Она пела о том самом единственном танце. В салоне авиалайнера громко переговаривались. кто-то, улыбался. Так ярко и по-настоящему, потому что сидел рядом с любимым человеком. А кто-то захлебывался в слезах, оставляя часть себя на земле, взлетая высоко в небо.
Вместе с Джеймсом я оставила часть своей души. Оставила себя. Потому что только рядом с этим парнем могла дышать полной грудью, оставаться в настоящем и не заглядывать в будущее. А стоило самолёту ворваться в ночную гладь, как связь, невидимая красная нить между нами оборвалась. И вместе с ней я снова погрязла в прошлом, задумываясь о будущем, но отказываясь принимать настоящее.
Не судите любовь лишь по нашей истории. Она способна не только разбить сердце.
Любовь способна вдохнуть в тебя жизнь, подарить крылья и заставить дышать. Любовь может стать твоим воздухом.
Глава 54
Marc Antony — When I Dream At Nihgt
Джеймс
Ее комната пахла воспоминаниями. Горькими. Больными. В воздухе ещё стоял смех Эрики, наши ссоры в этих стенах, как только она переступила порог этого дома. Кровать была аккуратно застелена, постель больше не смята. Ни вещей, ни разбросанный карандашей на столе, которыми она рисовала эскизы…больше ничего. В этом доме, в её комнате, которая стала после отъезда моим убежищем, не осталось ничего, кроме воспоминаний и её запаха. Чертового родного, который я не променял бы ни за что на свете.
Я ненавидел её, насколько это было только возможно, что она так просто бросила всё и ушла. Ушла из моей жизни, даже не дав права объясниться, всё исправить. Она даже не сказала, что уезжает! Гнев прорывался изнутри, и я на эмоциях крушил всё, что только попадалось под руку.
Да, я конченный ревнивый ублюдок. Я не помнил ни черта с того вечера, не помнил ни Эрики, ни Аси в моей постели. И я ненавидел себя за то, что это могло произойти. Я облажался. Одна ошибка, одна ревность, и я потерял всё, что у меня было. Потерял Эрику. А она была для меня всем.
Одно неправильно действие, совершенное на эмоциях, способно разрушить всю твою жизнь. Способно сломать тех, кого ты любил, и кем дорожил. После случившегося, дорога в конце тунеля меркнет и идти не хочется. Мне не хотелось идти без неё.
Недели, чертовы недели, которые я хотел остановить, тянулись так долго и с такой щемящей болью в груди, что хотелось разорвать себя на части.
Я снова, как маньяк, десятый раз за день, прислонившись к двери её комнаты, и обводя взглядом периметр, пока в воспоминаниях то и дело возникают картины прошлого, когда Эрика ещё была рядом, заглушая эмоциональную боль, сжимал кулаки.
Я больше не мог держать. Со всей силы ударив по стене, я стал колотить, не жалея окровавленных костяшек, которые оставляли алые пятна крови на обоях. Мне было чертовски больно. И я чувствовал себя единственным ублюдком, единственным, кто виноват в случившемся. Я потерял её только по своей вине и е имел права злиться. Но я злился. Какого черта она сделала со мной? Что в ней так притянуло меня и какого черта я так влюбился в эту девушку? Зачем она вообще появилась в моей жизни! Она стала лучшим, что случалось со мной, но и самым страшным кошмаром, после ухода которого, остался только пепел.
