напрашивался к мужскому полу, она к женскому. На электричке мы добрались до Дзержинска, где нас вписала девушка. Люба страдала патологической ревностью. Её выводило, когда я подробно смотрел на других девушек и мило общался с ними. Раньше я удивлялся, как легко жёны могли расправляться со своими сужеными. Но при живом созерцании этого самого взгляда своей спутницы стало всё понятно.
В Ярославле нас вписал парень с просторной квартирой в новостройке. У Любы имелся плёночный винрарный аппарат и экшн камера. Мне ничего такого не требовалось. Чем дальше мы вместе ехали, тем невыносимее мне было, тем сильнее мне хотелось избавиться от этого человека. Было отчётливое ощущение, что она бессознательно намеревалась меня как-то подмять, сломать. Удовольствия от путешествия не было вообще никакого. Пока была благоприятная возможность нужно было попрощаться с ней ещё пока мы были в России, чтобы всё это не зашло чересчур далеко. Но она будто вцепилась мне в глотку да так, что у меня начисто отшибло весь здравий смысл и кричическая оценка происходящего вокруг.
К угрюмому вечеру мы добрались до Череповца. Там нас приняла семейная пара. Упрямые дожди лили всё чаще. Утром нам пришлось одевать не до конца высохшую одежду. Удачно поймали машинку до самого Питера. Два парня и оба под небольшим кайфом. Водитель при подъезде к городу на кольцевой магистрали не соображал куда повернуть хотя перед глазами был навигатор. Я попросил его нас высадить.
Мы снова были там откуда отъехали, но уже как чужаки, а не местные. Люба сдала свою однокомнатную квартиру, но у нас была вписка. Переночевали у молодого хирурга, выпускника мёда. Он устроил посиделки на кухне со своим друзьями, но мы не участвовали. Люба с непривычки очень уставала и была всегда раздражена, хотя держалась изо всех сил. Всю жизнь прожила, как растение в тепличных условиях. Но я ясно наблюдал, как в ней стремительно нарастало внутреннее напряжение.
Пешком перешли границу, показали паспорт и вот мы в Эстонии. В Нарве нас органично вписали русские девчонки. После душа я обильно побрызгался вкусным дезодорантом. Мы сели за стол, и от меня прилично пахло. Люба учуяла это излишество и упрекнула меня вслух. Она смотрела на меня ненавидящим взглядом когда я мило беседовал с хозяйками об обыденной жизни в Прибалтике. Было бы неплохо лечь с ними в эмоционально тёплую постель.
До Таллина нас довезла женщина эстонка. Она жутко волновалась и теребила руль будто мы были опасными варварами и нужно быть очень осторожным. Добродушная женщина немного понимала по-русски, потому что я успокаивал её и как можно мягче беседовал на общие темы. Прибалты такие неженки и бояки. В Эстонии впервые попались гигантские ветряки. Они не крутились.
В Таллине нам снова повезло с ночлегом. Нас забесплатно вписали в хоспис, расположенный в самом центре города. Там же я решил дебютировать с немецкой волынкой. Мне удалось поиграть минут пять. Ко мне подлетела группа агрессивно настроенных ребят. Эти полные неадекваты наезжали на меня на эстонском, но и без перевода было достаточно понятно, что мне нужно было заткнуться и убраться. Звук у инструмента был действительно запредельно громким и мозговыносящим. Стало понятно почему на этом играли во время средневековых баталий. Все работники забегаловок, продавцы и прочие низкосортные кадры были русскими. Эстонцы же работали в Финляндии за приличные деньги.
Мы не доехали до Латвии и решили переночевать в лесу. Развели партизанский костёр. У нас были железные кружки. Мы возлагали их с водой прямо в пламя и ждали когда закипит. Затем ветками вытаскивали и высыпали кофейный порошок. Я не думал, что в Эстонском лесу водилось что-то крупное, поэтому мы зашли вглубь, чтобы не попасться. Даже если и было бы что-то то пока оно до нас доберётся…
В Риге нас вписал парень. Там уже не ощущалось, что мы не в России. Запомнилась мегавысокая католическая церковь в центре. Город малюсенький, прошли его за день. Дома в квартире моя спутница впервые захотела меня хорошенько избить. Мне пришлось выставить ногу, чтобы не позволить этой непригодной женщине наброситься на меня. Это было моё великое испытание.
До Вильнюса нас никто не подбирал. Мы стояли рекордные несколько часов, и все просто проезжали мимо. Я решил разделиться, доехать до города по одному и встретиться в макдаке. Макдак был всегда нашей церковью, святилищем, храмом и без преувеличения дивным раем для экстремальных путешественников. Только там можно было сделать всё то же самое, что можно делать и дома: отдых, приём пищи, туалет, гигиена, тепло и самое важное — интернет в воздухе для поиска бесплатного ночлега. Писали всем подряд. Кто-нибудь да откликнется, и это было всегда большим праздником.
Она долго отнекивалась и трусила, но деваться было некуда, никто не останавливался. Я спрятался в кусты, и через пять минут Люба уехала с дальнобойщиком. Когда фура с ней постепенно исчезла из поля зрения мне стало так легко. Воистину мужчина кончал два раза: первый раз когда в девушку, а второй когда закрывал за ней дверь. Я впервые серьёзно задумался о том, чтобы ещё немного поездить вместе, набраться ей опыта, а после этого предложить распрощаться и путешествовать по отдельности. Мне одному тоже повезло с автостопом. Тоскливым вечером мы встретились в Вильнюсе, где и договаривались.
Нас вписала одинокая девушка. Она подарила мне магнитик на холодильник из янтаря с названием страны Литва на английском. У Любы закипело от этого, но она сдержалась. Мы поднимались на ту самую обзорную площадку с разрушенным замком и любовались видом на багровые кровли.
Поймали отличную машину с двумя девушками путешественницами. Они ехали дальше Польши, но у нас была вписка в Варшаве. Там мы и сошли, но на окраине. До самого города нас подбросили поляки. Я понимал, что они говорят. Они сказали, что перебрались в Варшаву из глубинки из-за высокой зарплаты, которая была по нашим меркам ещё ниже чем минималка. Я не мог поверить своим ушам, что в Польше так бедно живут до сих пор. Что было не так с этими людьми. Почему они оставались такими нищими живя в самом сердце Европы и обладая большой численностью коренного населения. Туда не хотел никто ехать жить и работать, кроме каких-нибудь отбитых бульбашей или хохлов. Единственное, что радовало, что не было там такого чудовищного неравенства, как у нас в пидорахе, где либо ты говно, либо вся и всё.
В Варшаве я поиграл на дудельзаке на той самой площади с разноцветными домиками. Посетили огромный
