Но какой же неискренней она должна быть, если смогла так быстро проложить путь к сердцу Генри! Генри, никогда в жизни дважды не смотревшего на женщину. Генри, никогда не слышавшего историю об Анне, даже не подозревавшего о существовании двоюродной сестры. Элизабет-Энн, Дженет и Заккес считали разговоры о потерянном ребенке Шарлотт-Энн слишком болезненными. Эта тема стала в доме табу.
После того как Элизабет-Энн узнала о существовании этой Анны, она все время ждала: вот-вот позвонит Генри и скажет, что нашел кузину. Ведь женщина, выдающая себя за Анну, должна была сама навязать ему знакомство, разве нет? Раз она претендовала на часть состояния семьи Хейлов, таков должен был быть ее следующий шаг. И Генри, ничего о ней не знающий, Должен был в смятении позвонить своей бабушке.
Но женщина, очевидно, еще не была готова выложить свои карты на стол, по крайней мере, пока не готова. Молчание Генри только увеличивало душевное смятение Элизабет-Энн. В конце концов она не выдержала и кое-куда позвонила.
И тут узнала об их свадьбе.
Новость поставила ее в тупик. Генри женился? Даже не позвонив ей?
Но для обид не хватало времени. Она вступит в борьбу с этой псевдо-Анной, и немедленно.
Элизабет-Энн беспокоило то, что этот брак не имел смысла. Если, конечно, думать о том, что охотница за состоянием нашла неожиданный, но более легкий путь к семейным сундукам. Да, могло быть и так. Или…
Элизабет-Энн простонала вслух, не желая даже подумать о другой возможности. Именно из-за свадьбы у нее появились новые назойливые сомнения.
Если эта девушка на самом деле Анна, то она, вероятно, и сама об этом не знает.
Может ли она на самом деле быть Анной Вигано? Ведь иногда происходят чудеса, разве не так?
Неожиданно все стало бессмысленным. Элизабет-Энн знала только одно. Ей необходимо выяснить, кто такая на самом деле эта Анна Вигано.
Поэтому она и обратилась к частному детективу, который провел расследование, пока счастливая пара проводила медовый месяц, коричневея под солнцем на Косумеле.
— Мне нужно узнать о ее прошлом, — инструктировала Элизабет-Энн детектива. — Особенно, кто она такая. Ее личная жизнь меня не интересует. Мне не нужны никакие сплетни о ней. Я только хочу знать, где она родилась и кто были ее родители. Усыновляли ее или нет. Больше ничего. Вам ясно?
Детектив оказался быстрым и компетентным. Он вернулся с такими новостями, что они укрепили слабые надежды Элизабет-Энн.
По сведениям детектива, Анна Вигано прожила в Риме девятнадцать лет. Приехала в столицу из Кампании в возрасте трех лет. Ее отец, рабочий, умер. Ее брат Дарио стал священником. Мать только что переехала из трущобы в более приличный квартал по соседству. Деньги на новую, более комфортабельную жизнь ей явно дала дочь, недавно очень удачно вышедшая замуж. Судя по всему, ее мать считает дочь собственной плотью и кровью, хотя и признает тот факт, что была больна во время рождения девочки, поэтому точно ничего вспомнить не может.
Этого оказалось достаточно, чтобы совершенно невозможное стало возможным. Но Элизабет-Энн понимала, что правду еще предстоит выяснить при последнем испытании. Ей надо самой увидеть Анну Вигано только для того, чтобы решить, есть ли хоть что-то в лице девушки от ее любимой Шарлотт-Энн.
И вот теперь ее сердце бешено билось. Во взгляде молодой женщины Элизабет-Энн увидела нечто, разрывающее сердце и очень знакомое. Если это и не были глаза Шарлотт-Энн, то очень, очень похожие. И этот царственный нос ди Фонтанези… Да, пожилая женщина узнала в ее лице и отцовские черты. Но гораздо важнее для Элизабет-Энн было то, что, увидев девушку теперь, она убедилась. Перед ней стояла Анна.
Ее Анна.
Все эти мысли пролетели в ее сознании в первые секунды их встречи. Обе женщины словно застыли, глядя друг на друга в слабо освещенном коридоре. Потом одновременно Элизабет-Энн и Анна решили, что надо делать. Они бросились навстречу друг другу и обнялись. И тут Элизабет-Энн увидела это. На тонкой серебряной цепочке на шее у Анны висели те самые анютины глазки, что когда-то принадлежали ей.
— Добро пожаловать, Анна, — мягко сказала Элизабет-Энн, слезы текли у нее по щекам. Она нежно коснулась пальцами щеки Анны. — Добро пожаловать. Добро пожаловать… в твой дом.
— Благодарю вас, — прошептала молодая женщина. На глаза у нее навернулись слезы, когда ее поразило странное чувство — в крепких объятиях этой женщины она действительно дома.
Тут Элизабет-Энн повернулась к Генри. Он широко улыбался. Его глаза сияли так, что она поняла — сейчас он счастливее, чем когда-либо раньше. И только в это мгновение бабушка поняла, с какой ужасной ситуацией столкнулась. Генри женился на своей двоюродной сестре. Ни он, ни Анна ничего не знали. Но, если обнаружится правда, это убьет их любовь. Что в свою очередь — теперь Элизабет-Энн видела наверняка — убьет Генри.
Поэтому Элизабет-Энн заставила себя по-прежнему радостно улыбаться и повернулась обнять внука. Сейчас она насладится моментом, а о последствиях подумает на досуге.
Генри был потрясен. Никогда еще он не видел бабушку такой. Внук крепко обнял ее и поцеловал в щеку, думая про себя, что хотя он и надеялся на то, что бабушка примет Анну и полюбит ее, но он и ожидать не мог такого искреннего приема для своей молодой жены.
6
Элизабет-Энн оцепенело сидела на абрикосового цвета кушетке, борясь со своей совестью. Она провела в этой борьбе уже несколько часов, после того как Генри и Анна уехали из «Мэдисон Сквайр». Лампы под шелковым абажуром образовывали небольшие островки теплого желтого света посреди залитой мраком гостиной двухэтажных апартаментов «Мэдисон Сквайр». Глаза Элизабет-Энн были прикованы к фотографии в серебряной рамке, которую она держала в руках.
Самый последний снимок Генри застал его в момент, когда он чуть повернулся. Красивые черты лица застыли, казались почти суровыми. Бабушка смотрела на фотографию и вспоминала, какую радость видела в его глазах чуть раньше этим вечером. Душа ее разрывалась на части.
Могла ли она не сказать Генри и Анне, что они родственники? Брак между двоюродными братом и сестрой считается незаконным во многих штатах. А законно ли это в Нью-Йорке? Это легко выяснить, но Элизабет-Энн не была твердо уверена, хочется ли ей узнать правду.
А что с моральной стороной брака? Анна — католичка, для нее подобный брак — кровосмешение, один из самых отвратительных смертных грехов. Как она сможет жить и любить, зная об этом?
Сказать или не сказать правду молодым людям — все зависит только от Элизабет-Энн. Ее мозг терзал вопрос: как поступить? Должна ли она принять Анну как невестку или как внучку. Ее желание обнять дитя Шарлотт-Энн, найти наконец хоть малую часть того, что она потеряла, все еще преобладало над прочими чувствами. Поступить так значило исполнить многие давно похороненные мечты… Но это были ее мечты, старые мечты. Во что превратит такой ее эгоизм надежды Генри и Анны на будущее?
Какова же, в конце концов, ее ответственность как главы семьи? Может ли она сделать правильный, с точки зрения морали и закона, выбор за Генри и Анну? Сказать им правду значило бы поступить «правильно», но одновременно положить конец их браку.
И счастью, обретенному ими вместе. Генри всегда был таким серьезным, его переполняла решимость сыграть свою роль в империи «Хейл», доказать всем, что он самый молодой и самый блестящий бизнесмен во всем мире. И вот теперь неожиданно он открыл для себя другую сторону жизни, узнал радость и непосредственность, познакомился с женщиной и полюбил ее.
Элизабет-Энн так давно потеряла Заккеса… Пережила эту невыносимую боль от потери Лэрри. Возможно, Хейлы уже испили предназначенную им чашу страданий до дна?
Может ли она во имя правды взять этот деликатный, изысканный цветок — любовь Генри и Анны — и погубить его признанием, что они совершили кровосмешение? Может ли она быть такой жестокой? Такой бессердечной? Такой праведной?
Неожиданно Элизабет-Энн поняла: они никогда не должны ничего узнать, никогда. Этот секрет необходимо сохранить любой ценой, его она унесет с собой в могилу. Они так любят друг друга. Это очевидно уже по тому, как они смотрят друг на друга, какими теплыми взглядами обмениваются.
Ее нерешительность и сомнения унеслись прочь.
«Оставить их в покое, — сказала она самой себе. — Дать им возможность жить».
С улыбкой облегчения она подумала, что не много найдется бабушек, способных так глубоко любить жену внука, как она.
Нет, они не должны ничего узнать. И только от нее зависит, чтобы этого не произошло.
