— Мы тоже лучше тут полежим, — виновато попросил меня добрый Моня, поглаживая по лысой башке своего сотоварища. Шлёмка валялся на полу, выведенный из строя, а на его затылке зрела нехилая шишка.
Я кивнул и высунулся в окно.
Первую цепь чумчар крестьяне успешно смяли, чувствовалась трудовая рука и опыт партизанских войн. Но потом озверевшая нечисть просто сбросила личины, и народ понял, КТО перед ним… На месте страшных, но понятных турецких янычар вдруг возникли кошмарные твари потустороннего мира с длиннющими оскаленными клыками, острыми ушами и кривыми когтями, на взмах рассекающими плоть.
— Чёй-то погорячилися мы, — первым опомнился староста. — Бог вам в помощь, козачки!
В один миг отважных калачинцев смело с нашего двора, ровно курица с пола склевала. Да кто ж спорит, своя рубашка завсегда ближе к телу. Помогли десяток чумчар уложить, и за то преогромнейшее спасибо! А класть за нас голову люди не обязаны.
— Иловайский, крыша горит!
— Чё орёшь, как баба на базаре? — рявкнул на рыжего ординарца мой денщик. — И без того понятно, что горим, как шведы под Полтавой.
— Дак делать что-то надо?!
— Надо, — привстал дядя, широко перекрестился и прогудел: — На последний бой идём. Простите меня, братцы-казаки, ежели в чём перед вами провинился.
— И ты нас прости, атаман, Христа ради, — дружно поклонились мы.
— А я н-не прощу! Вы меня тут спасали, сп… сали, а шмальнуть не дали ни разу-у-у… Вредные вы, обижусь я на вас… — Свет мой Катенька залихватски допила французский коньяк, невероятным усилием воли встала, расколотила пустую бутылку об угол стола и, держа в руке опасное горлышко, прорычала: — Пустите мня… п-первой, я… всех порешу, попишу, почикаю!
— Прохор, будь другом, присмотри за ней.
Старый казак кивнул мне и вовремя поймал приплясывающую красавицу за локоток, не давая упасть.
— Моня, выноси Шлёму. Спасибо вам за всё. Живите. Не поминайте лихом.
Лысый упырь привычно взвалил товарища на плечи и виновато шмыгнул носом.
— А ежели мы по пути какого чумчару свежебитого прихватим, не обидишься?
Я равнодушно махнул рукой. Нечисть она и есть, что с них возьмёшь…
Мы встали плечом к плечу, открыли дверь и всей силой вырвались во двор. Крыша полыхала так, что пламя едва не доставало до перепуганной луны. Вовремя вышли, сейчас, поди, потолок порушится. Да и умирать на свежем воздухе как-то всё ж поприятнее будет…
— Ну что, характерник, есть последнее желание? — ехидно поинтересовалась хромая ведьма, когда нас окружили чумчары. Я обнял дядю, пожал руку рыжему ординарцу. Поклонился в пояс Прохору и поцеловал в щёку свою нетрезвую любовь.
— Песню позволите перед смертью?
— А… почему бы и нет? Пойте хором, мы вас по одному резать будем. Кто лучше всех поёт, тому горло последним вспорем!
Передние ряды чумчар разразились каркающим хохотом на её слова. А на меня вдруг снизошло невероятное спокойствие. Словно бы и не было ничего. Ни горящей хаты за спиной, ни тяжело дышащего дяди-генерала, ни верных друзей, ни ухмыляющихся врагов, ни карих глаз самой прекрасной на свете девушки.
Не для меня-a придёт весна… —
глухим голосом начал Прохор, но я остановил его. Не это. Другая нужна песня. О другом. Потому что…
На горе стоял казак,Он богу молился, —
как можно громче завёл я, —
За свободу, за народНизко поклонился…
Наш батька-атаман выпрямил спину, его глаза заблестели памятью лихих казачьих походов за кавказский Терек.
А ещё просил казакПравды для народа.Будет правда на земле,Будет и свобода-а…
— Плохой ты певец, Иловайский, — презрительно сплюнула наземь рыжая ведьма. — Кончайте их!
Чумчары оскалили клыки. Моё сердце билось так, словно выламывало грудь. Я сразу понял, что его ритм совпадает с дробью копыт и яростным многоголосьем припева. Услышали? Услышали, родные, за столько вёрст услышали…
Ойся ты, ойся… —
глухо летело издалека. Ординарец вытер набежавшую слезу, не веря своим ушам.
Ойся ты, ойся!Да ты меня не бойся… —
набирая мощь, неслось со стороны степи.
Я тебя не трону,Ты не беспокойся-а!
Чумчары, обезумев от близости добычи, ринулись на нас со всех сторон.
— Будь ты проклят, хорунжий! — взвыла мамзель Фифи, драной лисицей бросаясь на Катеньку, а минутой позже в село Калач на Дону уже врывался, на всём скаку вздымая сияющие клинки, грозовой казачий полк Иловайского 12-го…
Ойся ты, ойся,Ты меня не бойся!Я тебя не трону,Ты не беспокойся!
В ту ночь с чумчарами было покончено раз и навсегда. Поутру хлопцы сожгли на огромном костре мало не под сотню этих злобных тварей. Ну, может, пару успели уволочь к себе Моня и Шлёма. В любом случае патриотически настроенные упыри под казачьи пики не попали.
Лысого учёного-жандарма не нашли. Надеюсь, он успешно сбежал, не дожидаясь худшего и поняв наконец-то, в какую кровавую авантюру его втянули. Пусть сам перед своим начальством отдувается, его судьба мало кого заботила, быть может, кроме Кати…
Хлопцев из Оборотного вернули, мы за ними Моньку со Шлёмой послали. Заодно и тех, кто на кладбище был, подхватили. Кстати, последние аж восьмерых чумчар положили. Видать, из тех, кто к нам на село шли, да отвлеклись на «лёгкую добычу». Теперь будут знать наших.
Мой денщик так же надёжно избавил окрестности от злопамятной рыжей ведьмы. Мамзель Фифи повалила Хозяйку Оборотного города, и не закрой её Прохор грудью, я бы остался без невесты. Ведьма и казак упали наземь, откатившись к плетню в яростной попытке задушить друг друга. Руки моего наставника оказались крепче, в них влилась неведомая доселе сила…
Дядюшка был на коне! Не в буквальном смысле, но образно. Он руководил сражением, обнимал подоспевших казаков, организовал тушение своей хаты, не дав огню перекинуться на всё село. И никто! До самого утра! Не видел… как он зажимал резаную рану в боку, и молчал, и держался… Каков у меня дядя, а?!
А на рассвете мы с Катей стояли у палатки полкового лазарета, пытаясь протиснуться мимо бдительного Фёдора Наумовича.
— Мы только на минуточку! Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
— Не могу-с! Ваш защитник, сударыня, слишком-с слаб. У него четыре рваные раны. Какой зверь на такое способен-с?!
— Этого зверя больше нет, — прокашлялся я. — Фёдор Наумыч, пустите Христа ради. Он мою невесту собой закрыл, от лютой смерти избавил, надо нам, очень надо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
