бежавшие из с[ела] Вершино-Рыбинского… с заготовленными доносами, а двое других за поджоги и указание белым домов и имущества Перовских и Вершино-Рыбинских партизан. Остальные так или иначе причастные к белым. Вот все жертвы, которые были спущены в [Баджейскую] яму по постановлению и с санкций Судебно-следственной комиссии. <…> Но каким же образом попали в яму остальные восемь человек… Следует ответить, что это были жертвы слепого произвола. <…> Это были все торгующие из разных мест района – Харины, Белоколодовы и Закательские, выдавшие белым не менее сотни крестьян. Все они были убиты своими односельчанами…[1425]
Высшая мера, согласно Перовой, применялась за шпионаж, фронтовую измену и изнасилование. Она уверяла, что судебно-следственному отделу не пришлось «стать страшилищем рода человеческого» и партизанский суд «разбирал больше личные счеты и кляузы, арестовывая иногда не больше как на полчаса или изолируя на время борьбы»[1426]. Однако рядовые партизаны вспоминали беспощадные свои «суды» в походах, например, накануне взятия села Верхнеусинского: «В избушке Кравченко и Щетинкин разбирали дело пленных. <…> Вот тут мы знали, как драть, человек десять – с плетями, дальше – с шашками, а потом рубить. Некоторых расстреливали…»[1427]
Обнародованы некоторые подробности о работе полковых судов, организованных во всех восьми полках армии Е. Мамонтова. При районных штабах действовали народные суды (трибуналы) в составе судьи, двух заседателей и следователя. Один из очевидцев описал впечатления от доклада на районном съезде в конце ноября 1919 года о работе трибунала Решетовского штаба:
Председатель трибунала оказался какой-то… ненормальный человек, уверявший всех, что он недавно из центра РСФСР, где по его наблюдениям единственным видом наказания осталась смертная казнь… К трибуне под конвоем был доставлен какой-то местный спекулянт[1428], который несомненно заслуживал того, чтобы его убрали, но только без демонстрации. Из длинного-предлинного приговора… ничего нельзя было понять, кто и за что обвинялся. Когда чтец прочитал: «подвергнуть смертной казни через расстрел» – подсудимый упал [в обморок], члены съезда начали нервничать… <…> После этого случая[,] кажется[,] штаб принял некоторые меры для оздоровления работы своего трибунала.
Никогда не забуду, как… жаловался мне на работу трибунала местный народный учитель. «Они судят, не имея кодекса законов, – говорил он. …Разве так можно». Слушал я этого человека и удивлялся, как он до сих пор не может понять, что[,] когда… идет борьба на физическое уничтожение противника, разве… можно говорить о каких-то писаных кодексах законов. <…> Одно лишь не подлежит сомнению, что в трибунале[,] безусловно[,] должны быть классово-чуткие люди и вполне [психически] нормальные[1429].
Быстрые и страшные суды устраивали командиры и активисты алтайских отрядов М. З. Белокобыльского и Галанина. Роговцы в занятых селах проводили обыски и аресты «подозрительных»; также арестованных дружинников и церковников с приговорами обществ привозили из окрестных сел в Юрченково, где в ноябре–декабре 1919 года, во время осады церкви в Тогуле, базировался батальон Белокобыльского, и командиры всех судили, обычно приговаривая к смертной казни. Один из видных партизан вспоминал, что суд был скорый – коли нет у человека мозолей на руках, «то хана ему»[1430].
Военком 1‐го Бийского партизанского полка И. Я. Огородников вспоминал, как в первой половине декабря 1919 года в селе Яминском были задержаны бывшие дружинники:
Тов. Тигра приехал нарочно расправиться с ними… Помню одного здорового мужчину по фамилии Оксёнов, второй среднего роста, допросили их обоих, чем были виноваты. Тигра попросил веревку[,] руки первому связали и вывели в обширную комнату, толкнули его и давай драть нагайками со Шведо[вы]м, драли[,] драли, с одной стороны пробили кожу до крови и повернули кверху животом, тоже так же [били]. Устанут [—] приглашают из публики желающих, в то время желающих можно [было] найти много. Кроме того[, крестьяне] думают, [может,] какое начальство приехало. Обычно… у них донага раздевают, чтобы рубашка пошла в [их] пользу. Всего обезобразили до полусмерти, командуют[:] [«]поднимайся[»]…
Вижу[,] тов. Тигра полез в свой карман брюк <…> [вытащил] перочинный ножик. …Берет ухо у противника, отрезает, немного оставляет кожи, чтобы ухо не упало проч[ь], и второе ухо так[ ]же. Смотрю[:] и нос тоже стал пилить ножом. От боли противник корчится[,] видно [у него было] хрящик носа[,] когда [Тигра] резал, [а] во время ушной операции никакого не подавал вида противник[1431]. Выводят наружу… за ворота со двора из волости [и] у ворот и расстреляли. Пришли [назад] и второго тоже так освежовали… <…> Окончили [и] собрались в город Бийск… Меня тов. Бахтин[1432] призвал и предупредил… [«]ты с ними не езди, они тебя убьют дорогой, вон какие звери. …[Вы] не видали[,] что они здесь работали на глазах массы. Я[,] брат[,] больше видал у них, чем ты здесь[»][1433].
Тем не менее Огородников рискнул отправиться с роговцами вылавливать «врагов народа»:
Приехали в село Ложкино, где тов. Шведов жил батраком, народ хорошо изучил, видно[,] много было у них врагов… Нашли тех друзей, которые их поддержат… собрали противников[,] должно[,] человек до тридцати и устраивают суд. Меня [выбрали] предсудом [,] они члены суда. Вырабатывают план…[:] [«]сначала всех обсудим, а потом будем убивать. Мы двое у окна будем убивать, а ты нам только выводи по одному человеку…[»] <…> …Я не могу согласиться расстреливать людей[,] когда на них нет никакого материала обвинительного… <…> Мы их всех арестуем и увезем с собой в Бийск… Они со мной на это согласились. Вполне могли бы расстрелять трое тридцать человек, никто бы не шелохнулся, так боялись. <…> Тов. Тигров и Шведов в городе [Бийске] были уже маленькие [люди], совершенно их не видно было, даже [нигде] не показались[1434].
Командиры нередко выступали судьями того же сорта. В Улале в начале января 1920 года один из вожаков 1‐го Бийского партизанского полка, Николай Брызгин, сразу объехал это большое село, «нашел себе друзей, [ими стали] обиженные мирные жители[,] и давай таскать арестованных». Далее Огородников писал:
Тут же наметили комиссию по разбору арестованных: [М. Н.] Марчук, Гришин, Галанин, Брызгин, меня выбрали председателем… Местной публики было полно… наш [комполка] Галанин так разошелся, никак не удержишь, берет одного за шиворот и давай его выхаживать. Бил, бил… сшиб с ног… давай его топтать ногами, потом взял винтовку и начал бить прикладом. Брызгин тоже помогает ему… <…> Решили не бить больше в присутствии команд. Разберут… как докажут свидетели, свидетели одни и те же. Тогда тов. Галанин берет этого
