Зачем он молил ее о любви, пытался избавиться от Екатерины, зачем нетерпеливостью своей довел до открытого отлучения от Рима, от папы? Лучше было не знать ей его!
— Я жду ответа! Почему все молчат? — взорвался он, увидев, что Болейн не отвечает. — Почему по возвращении домой после организации похорон моей жены обнаруживаю такое оскорбительное веселье и вас, похожих на сборище шарлатанов?
Теперь настал черед возмутиться Анне. Она скинула на пол шуршащий шелк и шагнула навстречу королю, гордо подняв голову.
— Вашей жены! — негодующе воскликнула она.
— Моей бывшей жены, — поправился он.
Она подошла и положила руки ему на грудь.
— Но, Генри, я думала… разве вы не говорили сотни раз… мы молились, чтобы поскорей наступила эта минута…
Присутствующие вдруг увидели, что в своей искренней растерянности она стала прекрасней прежнего, но на Генриха ее вид не произвел впечатления. Первый раз за все время он не замечал ее красоты!
— Снимите это безобразное платье, — резко приказал он, — идите и молите Бога, чтобы он вернул вам разум и чувство приличия!
Генрих выскочил из галереи, громко хлопнув дверью за собой. Анна не двигалась, потом услышала, как король потребовал подать коня. После случившегося он не собирался ночевать в Хэмптоне. Он помчится в другой дворец, где его поздний визит заставит несчастных слуг покинуть теплые постели, где все будут мелькать перед ним, облачаясь во все черное, и обращаться к нему как к безутешному вдовцу. Будут демонстрировать наличие у себя чувства приличия!
Анна громко вскрикнула и дала волю слезам, затем прогнала всех из разгромленной галереи. И больше всех досталось дерзкому Смитону, который позволил глазеть на нее с сочувствием.
Она заперлась в спальне, безжалостно содрала желтое платье из дорогого шелка, разорвав его от плеча до кромки.
— Лицемер! Самодовольный лицемер! Пусть отправляется в постель к своей мертвой жене, она согреет его! — бесновалась Анна. — А вдруг не лицемерил? Том Уайетт как-то раз говорил об этом в чудесном саду Кента: «Что бы там ни было, а прожил он с ней в согласии восемнадцать лет!»
Не в этом ли заключается сущность мужчин, а пылкая любовь только тень? Мэри тоже говорила об этом: «Как только он воспользовался мною, я сразу потеряла власть над ним».
Анна лежала в постели, а со всех сторон спальни раздавались предостережения. Они сыпались из темноты, словно предательские удары ножом. Сердце ее наполнялось холодным ужасом.
Столь прекрасная в роли Цирцеи, она впервые в жизни утратила власть над мужчиной.
— Он пресытился моим телом! Я отдала ему всю себя до остатка! Одарила всем, чем могла, кроме, конечно, сына!
Словно привидение, Анна поднялась с постели, безотчетный страх охватил ее, задыхаясь, она поднесла руку к горлу.
— Сын! — слова, которые прохрипела Анна, стали молитвой для нее. — Господи, ты великодушен, пошли мне сына, он защитит меня!
Глава 36
Генрих сердился недолго, и вскоре господин Хенидж вновь объявился рядом с Анной. Теперь больше прежнего она стремилась сохранить красоту и прилагала максимум усилий, чтобы вести благопристойный образ жизни.
Анна начала изучать Евангелие. С невероятной серьезностью и тщательностью она, как обычно, занималась своей внешностью перед зеркалом. Догадываясь о переживаниях бедной Мэри Тюдор из-за смерти матери, Анна во второй раз написала ей, заверила, что, несмотря на отказ Мэри нести шлейф за своей сводной сестрой, примет девушку при дворе и простит все обиды, при этом единственным требованием остается для нее признание законности брака Анны. Но упрямая и смелая Мэри отклонила предложение Анны.
Все свои недюжинные способности Анна направила не на организацию маскарадных представлений во дворцах мужа, а на просвещение народа.
Но больше всего ей хотелось, чтобы простые люди могли прочитать Библию на родном языке. Как часто с друзьями она мечтала, что наступит день и Библия перестанет быть запретным плодом в руках священников, а станет доступной в церквях для всех. Она все еще не могла окончательно убедить Генриха в необходимости перевести Библию на английский язык, часто рисковала нарваться на его неудовольствие, когда защищала голландских купцов, ввозящих в Англию переведенные книги.
Анна горела страстным желанием завоевать любовь и уважение народа, каким пользовалась в свое время Екатерина, хотела, чтобы все видели в ней благодетельницу. Анна неосознанно стремилась во всем походить на свою бывшую госпожу, хотя представления о мире и религиозные убеждения их резко отличались друг от друга.
Анна вдруг поймала себя на мысли, что все чаще и чаще думает о Екатерине. Ее надежды, что со смертью соперницы она обретет покой, не оправдались — жизнь не стала легче. Ничего в сущности не изменилось, она просто заняла опустевшее место Екатерины, а было оно не столь завидным, как казалось ей раньше. Теперь она была настоящей королевой, но по-прежнему оставалась женщиной, подверженной страсти, мечтающей вкусить запретный плод, но сдерживаемой рамками супружества.
Проходил месяц за месяцем, а в ее жизни ничего особенного не происходило. Подобно Екатерине, она лежала после очередного выкидыша, подавленная и опустошенная, равнодушная ко всему окружающему, с трудом набирающая силы.
Король, чтобы развлечь Анну, направил к ней одну из ее кузин — Мадж Скелтон, но она была не в состоянии заменить Маргарэт, которая находилась в этот момент в Эллингтоне. Не было рядом и веселой крошки Арабеллы — она поехала навестить больную мать, а новая фрейлина Джейн Симор была слишком флегматичной, хотя проявляла максимум учтивости и благовоспитанности. Из прошлого окружения рядом с Анной оставалась Джейн Рочфорд.
Несколько недель, проведенных в отчаянии, отсутствие каких бы то ни было развлечений, сознание родственной связи с Джейн толкнули Анну на опрометчивый поступок — она доверилась ей.
— Никогда не могла представить, что со мной может приключиться такое! До чего же досадно! — в который раз удивленно говорила Анна. Она с завистью прислушивалась к торопливым шагам и беспечному смеху под окном. — По правде сказать, Джейн, я серьезно больна, а ведь всегда отличалась жизнерадостностью и крепким здоровьем.
Джейн прервала на минуту свои наблюдения из окна за очередным любовником, который, впрочем, уже терял свою привлекательность из-за полного равнодушия мужа, который даже не интересовался похождениями Джейн.
— А может, дело совсем не в вас? — предположила Джейн, подставляя стул поближе к Анне.
