— Вы… — вскипел, говоря по-немецки, Фасбиндер, — или выродившийся немец, или преступник, Зоммер. — И приказал, выйдя в коридор: — Идемте! Когда спрашивает вас немец, надо отвечать только по-немецки.
Проходя по коридору, они столкнулись с двумя офицерами. Старший по званию гестаповец жестом руки остановил Фасбиндера, а сам, сдерживая голос, покрикивал на второго, застывшего перед ним, как мумия:
— Тряпка! Я вынужден буду списать вас в армию. Вы ни к черту не годитесь!.. Какая там еще ваша мать! Ваша мать в Германии, а это не ваша мать!.. Мало ли что она походит на вашу мать! Перед вами русская большевичка. Из нее следует выжать все сведения — вот ваша задача… Я не понимаю вас, вы боитесь крови… Как это, не можете развязать ей язык?! — Нервно смахнув пальцами пену с губ, он приказал: — Подождите тут, — и, рванув дверь за ручку, исчез в комнате.
Зоммер все думал о Соне. Слушал, как из комнаты, в которую вошел гестаповец, доносятся тяжелые стоны, крики по-немецки и по-русски, и готов был, зажав уши, броситься отсюда вон. Но он крепился. Насупив брови, смотрел на дверь и ждал.
Гестаповец вернулся минут через пять. Свирепо окинув взглядом подчиненного, приказал ему идти и делать свое дело. Тот послушно скрылся за дверью.
Неторопливо направились по коридору. Гестаповец, заглянув в холодные глаза Фасбиндера, вынул носовой платок и, стирая им с рукава крупные, как слезы, капли крови, заговорил:
— Чудовище, а не женщина… Но я из нее, прежде чем подвергнуть экзекуции, вытяну все. От меня просто так не отделаешься…
«Не вытянешь», — молча простонал Зоммер, переставший себя чувствовать — будто истязали его, а не Соню и не эту женщину.
Фасбиндер доставил Зоммера обратно к штурмбанфюреру… И опять Зоммера усадили на тот же стул, где он сидел перед этим.
Штурмбанфюрер долго смотрел в глаза Зоммеру. Зоммер, не скрывая растерянности, поглядывал на него. «Так естественней, — думал он. — Только бы выпустили — надо успеть сообщить», — а перед глазами все стояла Соня, сидящая на стуле.
— Значит, молчит, — изрек наконец нацист.
— Молчит? — напустив на себя искренность, удивился Зоммер. — Почему молчит? Она все сказала. Я даже притворился нежным, любящим, — и стал излагать услышанную от Сони легенду о причине ее ареста.
Штурмбанфюрер слушать не стал. Махнув рукой, поднялся.
— Это выдумка, Зоммер, простите, господин Зоммер. Все они так говорят, пока не припечет.
— Но, господин штурмбанфюрер, если вы мне верите, — пошел еще на одну хитрость Зоммер, — то могу сказать: все-таки я ее знаю больше всех. Она всегда была сердобольной. Она, я это утверждать могу, могла выполнить просьбу, не подозревая. У нее такой характер…
— Не будем препираться, господин Зоммер, — перебил его Фасбиндер, которому, видно, надоело его слушать. — Я сразу заметил за вами все грехи, которые сопутствуют немцу старой закваски: сентиментальность, человекоугодие, рассудочность… Господин штурмбанфюрер отпускает вас домой. Пока не вызовем, живите. Попутно присматривайтесь, кто ходит в дом к ее матери. Это… задание пока вам.
Зоммер поднялся со стула. Старался смотреть на них, как на благодетелей своих, а в голове уже составлялись планы, как понесет в дупло записку.
Домой пришел он совсем разбитый. С отвращением сбросил с себя немецкую форму. Никак не мог понять, почему его отпустили. Пришла от соседей Сонина мать. Встретив его в коридоре, припала к нему. Вздрагивала. Шептала сквозь слезы:
— Горе у нас. Помог бы. У немцев ведь служишь…
И оттого, что она сказала «у немцев ведь служишь», до боли сжалось уставшее сердце. Он только и смог выдохнуть:
— Не служу я у них, мать. — А через минуту добавил: — И не служил.
3Записку в дупло Зоммер понес за час-полтора до комендантского часа. Сначала сел писать ее дома, но, подумав, что за ним могут следить, отложил карандаш, посмотрел на чистый лист бумаги и поднялся. Походив по комнате, Зоммер решил написать записку у ветлы. Он вернулся к столу, сунул в карман брюк бумагу с карандашом. Еще походил по комнате. Накинул на плечи старенький пиджак Сониного отца. Прошел на кухню. Там сидела, пригорюнившись, мать, совсем высохшая, постаревшая. Прикидывал в уме, сказать ли ей, куда пойдет.
— Я тут схожу… — замялся он и, увидав ее глаза, почти такие же, как у дочери, понял, что доверить ей можно и надо. — Соня просила, — заговорил Зоммер, — если я не вернусь, то сделаете вот что… — и стал, присев возле нее, объяснять, что́ она должна сделать тогда.
Мать выслушала не перебивая. Выражение ее лица говорило: сделаю, мне теперь все одинаково.
Зоммер вышел на крыльцо. Приглядываясь, надел пиджак. Спустился со ступенек и пошел. У моста через Пскову́ стоял угрюмый человек в штатском. Зоммер бросил на него мимолетный, придирчивый взгляд. Миновал его. Человек на мосту не выходил из головы. Все время казалось, что в затылок глядят чьи-то злые глаза. «А вдруг правда следят?.. Что-то надо придумать…» — И Зоммер, ускорив шаг, свернул в проулок. За углом остановился, притворно роясь в кармане пиджака. Ждал.
И действительно, почти тут же, через какую-то минуту, из-за угла выскочил и свернул было по направлению, куда шел Зоммер, маленький, с пробором в черных прилизанных волосах человек в синем. Он не походил на того, на мосту. Нагрудный карман его оттягивало. «Оружие», — догадался Зоммер. Человек, пройдя прямо, замедлял ставший неуверенным шаг. «Точно, следят. Вот кто следит…» — по-прежнему шаря в кармане, рассуждал Зоммер и все смотрел в спину медленно удаляющемуся человеку. Да, человек уходил слишком медленно, даже очень медленно, а вскоре совсем остановился — вынул папиросу, закурил… Зоммер не переставал рыться в карманах — вытаскивал то документы, то носовой платок… Придумывал способ оторваться от шпика. Вспомнил, как шли однажды с Соней к Вале, срезая углы. Человек не спеша, потеряв уверенность, направился дальше. Зоммер окинул беглым взглядом переулок, пошел быстро по нему. Пройдя немного, перескочил на другую сторону, свернул в ворота и через пролом в заборе пролез во двор соседнего дома. Обогнув дом, вышел в другой переулок, перебежал его и заскочил снова во двор. Через сломанную калитку проскользнул в сад. За яблонями росла старая смородина. Зайдя за нее, Зоммер привалился к высокому глухому забору. Теперь стоило немного пройти вдоль забора, пролезть в дыру и… до ветлы у Псковы́ рукой подать. Но Зоммер выжидал. Мимо, за забором, шла к Пскове́ женщина с хозяйственной сумкой. Зоммер, подойдя к дыре, выглянул на улочку. Никого, кроме женщины, не было. Выйдя на тротуар, он быстро пошел вслед за ней. Пристроившись к ней, говорил:
— Ну как, мамаша, при новых-то властях? Не беспокоят? — а сам то и дело оглядывался.
Женщина испуганно прижала к себе сумку. Тогда Зоммер, пожелав попутчице счастья, прибавил шагу. Вскоре он снова срезал угол. Выходя на улицу, столкнулся с патрульными. Высокий темно-русый немец, когда Зоммер уже прошел их, оглядел его и крикнул:
— Астанавитес!
Зоммер остановился. Повернувшись к немцам, сказал:
— Их бин дойче[17], — и показал документ, что он является немцем-колонистом.
Те даже не стали документ разглядывать. Махнули рукой: дескать, иди, куда шел.
До Псковы́ добрался он без приключений. Поглядев на ветлу у воды, сразу вспомнил, как весело провели они — он с Соней и Петр с Валей — теплый майский вечер здесь, у Псковы́… Зоммер осмотрелся. Глянул на тайник, и показался он ему до обидного неудобным. «На виду весь», — сбрасывая с себя пиджак, подумал он.
Присев к воде, Зоммер вынул бумажку, карандаш, написал текст. Подойдя к скамейке у ветлы, сел. Раздевался и говорил про себя: «Пусть думают, если даже следят, что пришел покупаться». Приглядывался, кося глазами, к дуплу.
Дупло было небольшое. Его заслоняла, свесившись, густая ветка. Оно зияло из-за листьев темным, глубоким провалом в древесине.
Зоммер снял сапоги. Делая вид, что теряет равновесие, стал валиться на ствол. Рука уперлась во внутреннюю стенку дупла и, разжавшись, выпустила бумажку. Поднимаясь, Зоммер представил, как записка с текстом: «Шилов провокатор. Звездочка», ложится на дно дупла.
Сняв брюки и рубашку с майкой, Зоммер встал. Торжествующий, он еще раз посмотрел на тротуар. То, что выполнил, может, последнюю просьбу Сони, приободрило его.
В этом месте Пскова́, речушка вообще-то мелкая, имела неглубокий омут, по которому можно было плавать.
Зоммер с берега, сильно оттолкнувшись, бросился в воду.
Неплохой пловец, Зоммер делал вид, что наслаждается купанием. Ноги его то и дело касались дна, но он резвился, как дельфин, и нет-нет да поглядывал на берег и на улицу. Минут через десять — по телу Зоммера даже пошли мурашки — увидел спускающегося к воде человека. Как и тот, который следил за ним, он был худ и в такой же одежде. Только с большой копной рыжих волос и чуть, казалось, повыше.
