Графиня закрыла глаза. Однако скоро она выглянула в окно.
— Едет какой-то экипаж, — сообщила она, и дрогнувший голос выдал её.
— О нет! Не надо! — Алина выразила словами то, о чём обе думали. Она задыхалась, перед глазами стоял туман.
В облаке пыли со стороны Булонского леса к ним мчалась открытая коляска. Они следили за ней, не решаясь заговорить, — впрочем, Алине так трудно было дышать, что она бы не смогла выговорить ни слова.
Поравнявшись, оба экипажа замедлили скорость, чтобы разминуться на узкой дороге. Алина была у окна вместе с госпожой де Плугастель, и обе испуганными глазами смотрели на открытую коляску.
— Который из них, сударыня? О, который? — спросила Алина, не осмеливаясь взглянуть сама.
С ближней стороны сидел смуглый молодой человек, которого не знала ни одна из них. Улыбаясь, он беседовал со своим спутником. Через мгновение стал виден и второй. Он не улыбался, и лицо у него было бледное и застывшее. Это был маркиз де Латур д'Азир.
Обе женщины пристально смотрели на него в немом ужасе, пока он не заметил их. Неописуемое изумление выразилось на его угрюмом лице.
В этот момент Алина с протяжным вздохом в обмороке опустилась на пол кареты.
Глава XII. УМОЗАКЛЮЧЕНИЯ
Поскольку Андре-Луи доехал быстро, он очутился в условленном месте на несколько минут раньше назначенного времени, хотя и выехал с небольшой задержкой. Там его уже ждали господа де Латур д'Азир и д'Ормессон — смуглый молодой человек в синей форме капитана королевской охраны.
Всю дорогу до Булонского леса Андре-Луи, погружённый в свои мысли, был молчалив. Его взволновала беседа с мадемуазель де Керкадью.
— Несомненно, этого человека надо убить, — сказал он.
Ле Шапелье не ответил ему. Бретонца поражало хладнокровие земляка. В последнее время ему часто приходило в голову, что этот Моро начисто лишён всего человеческого. Ле Шапелье также считал его поведение непоследовательным. Когда ему предложили участвовать в борьбе с дуэлянтами-убийцами, он был надменно презрителен, а взявшись за дело, щеголял легкомыслием и бесстрастностью, которые были отвратительными.
Приготовления к дуэли были проделаны быстро и в молчании, однако без неподобающей спешки. Оба сняли камзолы, жилеты и туфли и, закатав рукава рубашки, встали друг против друга. Они были исполнены мрачной решимости снова расплатиться по длинному счёту. Противник должен быть убит. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из них питал опасения относительно исхода боя.
Возле них стояли Ле Шапелье и молодой капитан, внимательные и сосредоточенные.
— Вперёд, господа!
Тонкие, опасно хрупкие клинки со звоном скрестились, и, скользнув друг по другу, замелькали, быстрые и сверкающие, как молния, и столь же неуловимые для глаза.
Маркиз атаковал стремительно и энергично, и Андре-Луи сразу понял, что ему предстоит иметь дело с противником совсем иного уровня, нежели те, с кем приходилось драться за последнюю неделю.
Сейчас перед ним был фехтовальщик, который благодаря постоянной практике приобрёл удивительную скорость и совершенную технику. Кроме того, он превосходил Андре-Луи физической силой и длиной выпада, что делало его весьма опасным противником. К тому же он был хладнокровен и сдержан, бесстрашен и решителен. «Сможет ли что-нибудь нарушить его спокойствие?» — подумал Андре-Луи.
Он желал, чтобы маркиз уплатил долг сполна, а для этого мало было просто убить его, как тот убил Филиппа. Нет, сначала он должен осознать, как Филипп, что не в его силах предотвратить собственную гибель, — на меньшее Андре-Луи был не согласен. Господин маркиз должен испить до дна чашу отчаяния.
Когда Андре-Луи широким взмахом парировал длинный выпад, завершивший первую комбинацию, он даже рассмеялся — радостно, как мальчик, играющий в любимую игру.
Этот странный, неуместный смех явился причиной того, что уход маркиза с выпада был более поспешным и менее горделивым, чем обычно.
Это сильно встревожило его, и так уже расстроенного тем, что удар, безукоризненно рассчитанный и правильно нанесённый, не достиг цели.
Маркиз тоже с самого начала понял, что его противник блестяще владеет шпагой, даже для учителя фехтования, и приложил все силы, чтобы сразу же положить конец поединку.
Однако смех, сопровождавший отражение удара, показал, что поединок только начинается и до конца ещё далеко. И тем не менее это был конец — конец абсолютной уверенности господина де Латур д'Азира в себе. Он понял, что, если хочет победить, должен действовать осмотрительно и фехтовать так, как никогда в жизни.
Они начали снова, и опять атаковал маркиз, на этот раз руководствуясь принципом, что лучшая защита — нападение. Андре-Луи был рад этому, так как хотел, чтобы противник растратил силы. Его великолепной скорости он противопоставил ещё большую, которую дали учителю фехтования ежедневные занятия в течение почти двух лет. Красивым, лёгким движением прижав сильной частью клинка слабую часть клинка противника, Андре-Луи полностью прикрывал себя в этом втором бою, который снова завершился длинным выпадом.
Уже ожидая его, Андре-Луи парировал лёгким касанием и неожиданно шагнул вперёд как раз в пределах стойки противника, так что тот оказался в его власти и, как заворожённый, даже не пытался уйти с выпада.
На этот раз Андре-Луи не рассмеялся — он лишь улыбнулся в лицо господину де Латур д'Азиру и не воспользовался своим преимуществом.
— Ну же, закройтесь, сударь! — резко приказал он. — Не могу же я заколоть открытого противника! — Он нарочно отступил назад, и его потрясённый противник наконец ушёл с выпада.
Господин д'Ормессон, от ужаса затаивший дыхание, наконец выдохнул. Ле Шапелье тихо выругался и пробормотал:
— Тысяча чертей! Он искушает судьбу, валяя дурака!
Андре-Луи заметил, что лицо противника стало мертвенно-бледным.
— Мне кажется, вы начинаете понимать, сударь, что должен был чувствовать в тот день в Гаврийяке Филипп де Вильморен. Мне хотелось, чтобы вы это поняли, а теперь можно закругляться.
Он атаковал, быстрый, как молния, и какое-то мгновение Латур д'Азиру казалось, что остриё шпаги противника находится сразу повсюду. Затем с низкого соединения в шестой позиции Андре-Луи быстро и легко устремился вперёд, чтобы сделать выпад в терции. Он направил остриё шпаги, чтобы пронзить противника, которого серия рассчитанных переводов в темп заставила раскрыться на этой линии. Но к его досаде и удивлению, маркиз парировал удар и, что ещё хуже, сделал это слишком поздно. Если бы он парировал удар полностью, всё бы обошлось. Но маркиз ударил по клинку в последнюю секунду, и остриё, отклонившись от линии его тела, вонзилось в правую руку.
