Весной 1348 года чума началась в Бордо, где от болезни умерла младшая дочь короля Эдуарда III — принцесса Джоанна, направлявшаяся в Испанию для заключения брака с принцем Педро Кастильским.
Над Парижем в июне 1348 года взошла необыкновенно яркая звезда, расцененная как предвестие чумы. Король Филипп VI предпочел оставить город, но «королева-мужик» Жанна Бургундская осталась и не пережила эпидемии. Она умерла в Нельском отеле Парижа, а на следующий год король-бедняга поторопился жениться на юной Бланке д’Эврё, принцессе Наваррской.
Казалось, что все три Жанны-воительницы — Фландрская, де Пентьевр и Бургундская — наконец успокоились по разным причинам, и «женские» войны закончились. Но тут на авансцену выступила четвертая Жанна, не признававшая никаких мирных соглашений с королем Филиппом, — Жанна де Бельвиль де Клиссон, Дама Монтегю, или Бретонская Львица.
Несмотря на войну, страшную болезнь и прочие напасти, торговля, в особенности морем, не прекращалась ни на день. Французские арматоры стремились покрыть убытки, которые принесла война между Англией и Францией за счет торговых связей с другими государствами Европы. Но Ла-Манш, прежде походивший на широкую улицу с оживленным движением, теперь напоминал узкий переулок, где на каждом шагу человека мог ждать кровожадный разбойник. Пролив оказался фактически перекрыт стараниями Бретонской Львицы, или «клиссонской ведьмы» — это как посмотреть, с каких берегов, — английских или французских.
* * *
Новым флотом короля Филиппа, отправленным на поиски Бретонской Львицы, командовал граф Готье де Бриенн, опытный военачальник. Под его началом находилось пять кораблей: флагманский когг[76] «Наварра», когги «Сан-Луис» и «Террибль», а также два хулка[77] — «Сан-Мишель» и «Вермандуа». Все они были крупнее, нежели корабли Бретонской Львицы, но уступали им в маневренности и скорости. Впрочем, этот недостаток с лихвой восполнялся великолепным оснащением и большим отрядом солдат. Главное — на кораблях установили морские бомбарды, стрелявшие каменными ядрами.
Бомбарды впервые применили арабы при осаде Сарагосы два века назад. Орудие было весьма громоздким, очень тяжелым, неудобным и могло посылать массивные каменные ядра лишь на небольшие расстояния. К тому же арабы тщательно оберегали секрет своих «громовых труб» и главное — «дымного порошка». Медленно летевшее ядро практически не причиняло никакого вреда и бомбарды использовались в основном для устрашения, поскольку каждый выстрел сопровождался сильным грохотом. Он пугал лошадей и заставлял нападавших тратить время, чтобы успокоить животных. Бомбарды изготовлялись из железных полос, скованных между собой по всей длине, для прочности их еще скрепляли железными обручами. При транспортировке бомбарду устанавливали на массивную деревянную платформу из толстых дубовых бревен и потом на еще более массивную станину, ведь при каждом выстреле орудие получало сильную отдачу и могло отлететь со своего места на несколько метров назад.
Постепенно бомбарды начали проникать и в Европу, и вот наконец нашелся умелец, изготовивший небольшие корабельные бомбарды. Готье де Бриенн в нетерпении потирал руки, предвкушая сюрприз, который он преподнесет Жанне де Клиссон.
— Мне посоветовали сразу же повесить вас на мачте, шевалье, если ваши сведения о местонахождении флота «клиссонской ведьмы» окажутся враньем, — заявил без обиняков Готье де Бриенн, едва де Гито оказался на «Наварре».
— Я постараюсь не разочаровать вас, мессир, — вспыхнув до корней волос, надменно ответил Жерар де Гито и направился в свою каюту.
Каюта оказалась под охраной, но рыцарь сделал вид, что ничего не заметил.
Его оруженосец по имени Гильберт Ловкач, немного потоптавшись возле дверей, поспешил к бездельничающим матросам, которые травили веселые байки. Ему тоже перепадали кое-какие крохи от щедрот сеньоры Жанны, поэтому он пребывал в недоумении: зачем господин оставил столь безопасное прибыльное место и полез в сущий ад? Или это какая-нибудь новая хитрость Бретонской Львицы и де Гито выступает в качестве приманки?
Оруженосец сколотил небольшое состояние на службе у де Гито (кто бы мог об этом подумать три года назад!) и вовсе не хотел подставлять свою шею под нож. Он мечтал прикупить где-нибудь домик и взять в жены пухленькую валлонку, похожую на маркитантку из того полка, где когда-то служил. Но, похоже, милостивая судьба опять повернулась к нему боком. Ловкач не был знатного происхождения, хотя и ходил в оруженосцах у рыцаря, — де Гито просто не имел денег, чтобы нанять себе дворянина, — поэтому свое место считал подарком судьбы.
* * *
Утренний туман над Ла-Маншем напоминал хлопковую вату — белый, густой, закрывавший не только горизонт, но и берег. Он скрыл даже мачты кораблей Бретонской Львицы, которые бросили якорь в скалистой глубоководной бухте — главной базе пиратского флота. Сигнальщик пиратов, сидевший на высокой скале у входа в бухту, не стал напрягать глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то в этом белом молоке, разлитом над водной гладью рукой Всевышнего, и, устроившись поудобней на охапке сена, задумчиво жевал кусок хлеба, запивая вином из небольшого бурдючка.
Но вот повеял ветер, и хлопья тумана начали постепенно расползаться, таять, как снег весной под горячими солнечными лучами. Сигнальщик бросил взгляд на пролив — и от неожиданности едва не подавился: к бухте, охватывая ее полукольцом, направлялись большие суда. Он еще не видел их флагов, но у него уже не было ни малейшего сомнения, что это корабли французского флота.
— Тревога! Тревога! — завопил сигнальщик и, спохватившись, достал большой рог, спрятанный в чехол, чтобы не отсырел и не потерял звучность. Он начал дуть в него изо всех сил.
Громкие звуки сигнального рога вмиг разбудили пиратов. Жанна сразу поняла, что означает этот сигнал. Последовала команда, и пиратские посудины, подняв паруса, начали выбираться из бухты.
Увы, они не успели выйти на простор, чтобы использовать свои скоростные качества. Туман и слабый ветер сыграл с флотом Жанны злую шутку — обычно безопасная во всех отношениях бухта оказалась западней.
— К бою! — пронеслось по кораблям.
— За короля и Францию! — послышалось со стороны эскадры Готье де Бриенна.
— Смерть французам! — дружно проревели пираты-бретонцы. Ни у кого из них не было страха: они верили в счастливую звезду своей предводительницы, которая семь лет не знала поражений.
На палубах забряцали доспехи, арбалетчики изготовились к стрельбе, а рыцари, не успевшие облачиться как следует, прикрылись павезами[78]. Но особенно много суеты было возле «огненных горшков», которые метали зажигательные стрелы: в жаровнях раздували тлеющие угли, в горла длинных трубок закладывали мешочки с «дымным порошком», вату стрел пропитывали горючим составом — гордостью мсье Жильбера. Огонь от этих стрел алхимика — гаррот — нельзя было потушить никаким способом, кроме как накрыть его куском плотного войлока.
