живем только картиной. Только фильмом. И видел Олег Иванович так же, что степень нашей отдачи совпадала со степенью отдачи его. И я поэтому хорошо представляю себе ситуацию, когда он, готовый на 120 процентов отдаться роли, видит вдруг, что не готов партнер. Что там, на лесах павильона, по недосмотру осветителя упала шторка какая-то. Что в процессе съемки вдруг возникают какие-то разговоры. Что режиссер не знает, что делать ему. Неуверенно говорит о том, что надо делать вот в этом эпизоде, в другом… То есть он на 120 процентов готов, а кто-то на 80, кто-то на 50, кто-то на 30. Они-то и говорили, естественно, о его тяжелом характере, потому что такое положение дел могло его, конечно же, взорвать. Я его очень хорошо понимаю… Ну не зовите тогда Борисова. Зовите человека, который тоже будет работать на 80 или 50 процентов. А Борисов этого не мог. Когда он отдавался, все получали этот сгусток энергии, сгусток отдачи…
Мы работали едино. С полной отдачей. Это касалось всего персонала группы, операторов, художников… Художник-постановщик всегда ходил с молотком. Александр Толкачев, которого очень уважал Борисов. С молотком ходил. Сам забивал гвозди. Смотрел. Выдергивал.
Заканчивалась съемка, мы приезжали в гостиницу, там продолжались разговоры, разминки, репетиции. И даже за дружеским столом, во время позднего ужина с вином, с водкой — все равно разговор был только об этом. Все жили картиной».
Работу с Борисовым Абдрашитов характеризует «особым делом». Во время разговоров об образе следователя Ермакова в картине «Остановился поезд» читали стихи, слушали музыку, которую композитор присылал для того или иного эпизода. Все обсуждения — на полутонах, не в режиме «плюс — минус» или «белое — черное». «Выстраивать отношения с этим артистом на полутонах, — говорит Вадим Абдрашитов, — было сказочным удовольствием». А все разговоры о сложности характера Борисова Абдрашитов называет абсолютной чушью и недобросовестностью тех, кто об этом говорит и кто так и не сумел обеспечить высокую степень вовлеченности в фильм или в спектакль.
Борисов привнес в ленты-шедевры чрезвычайно много, ни на каких весах не измерить его — со-творца с Александром Миндадзе и Вадимом Абдрашитовым — вклад. Снимавшийся в «Параде планет» Сергей Никоненко говорит, что Борисов был для него удивительным примером отношения к работе, к делу, к партнерам, к режиссеру и ко всей съемочной группе. «Я, — говорит Сергей Шакуров, — не могу сказать, что у него был тяжелый характер. На себе, по крайней мере, я этого не ощутил. Поскольку он был человек суперталантливый, его, быть может, раздражало бескультурье партнеров — это я не о „Параде планет“, — неоправданная звездность. Или просто — тупость. Есть артисты — тупые, с которыми не о чем поговорить. И это могло раздражать».
У Борисова — ноль звездности. О том, что у него «звездная болезнь», говорили только два человека. Один — Олег Ефремов, который пытался этим ярлыком объяснить спровоцированный им самим уход Олега Ивановича из МХАТа. Когда человек из хороших побуждений что-то делает, его потом предают. «Отец сполна получил за свою преданность МХАТу, — говорил Юра Борисов. — Второй — Кирилл Лавров: в телепередаче. В Питере осталось какое-то болезненное восприятие ухода Олега Борисова из театра. Там все считают себя истинными патриотами БДТ… То есть уйти оттуда — для них настоящее предательство. Как, знаете, дают тебе некое масонское удостоверение — и на всю жизнь. Выход оттуда карался смертной казнью». Не менее категоричен и Сергей Юрский: «Для Товстоногова человек, ушедший из его театра, это человек, который изменил Родине…»
В киноэкспедициях Олег Иванович всегда становился частью группы. Таким, как все. Когда снимался «Остановился поезд», в гостинице подолгу не было горячей воды. Ехали все вместе со съемок в автобусе, проезжали мимо гостиницы, спускались к Оке (брали с собой мыло, шампунь) и мылись в реке, как говорит Абдрашитов, «по-солдатски, по-красноармейски… и Борисов был одним из нас».
Соучастие работы Борисова над фильмом надо понимать буквально: со-у-час-тие. Разумеется, Олег Иванович не сидел за столом вместе с Абдрашитовым и Миндадзе и не помогал им писать режиссерский сценарий. Но после того как сценарий был готов и предлагался ему для чтения, Борисов брал в руки «микроскоп» и внимательнейшим образом рассматривал текст под всевозможными углами. Он погружался в роль с головой. Еще Владимир Венгеров говорил, что с Борисовым не было нужды работать в привычном для режиссера смысле этого слова. Олег Иванович сам отсекал от себя все случайное и, с его точки зрения, неверное, обладая, по мнению Андрея Караулова, редчайшим актерским качеством — «абсолютным чувством меры». И абсолютным, стоит, полагаю, добавить, слухом на фальшь и абсолютным зрением на жест и каждое движение.
«Мы, — рассказывает Вадим Абдрашитов, — очень много говорили с ним о роли — на всех стадиях работы над фильмом. Он дотошно все выяснял, лепил роль. Всегда приходил абсолютно подготовленным к работе.
Что это означает? Как минимум — знание текста. Приходил — у него экземпляр режиссерского сценария был испещрен не меньше, чем, скажем, мой. У меня, что называется, по всем статьям — по художнику, оператору… А у него — по тексту, по тексту, по тексту. И все время работал над выстраиванием реплик, монологов, диалогов. Говорил: „Мы же обсуждали: может быть, здесь — все-таки это не то слово, давай вот этим заменим“. — „Давай“. — „А вот здесь давай точку поставим. Вместо запятой. Пусть будет более рублено сказано“. Олег Иванович вслушивался, внутренне произносил и выстраивал, структурировал этот текст в абсолютной отдаче. С ним было интересно вот так поработать над текстом. Многие его предложения пошли, что называется, в дело. Он через себя это пропускал. Не отбарабанил, снялся и пошел, а через себя все это было пропущено. И я вижу это до сих пор на экране».
Борисов был выдающимся профессионалом, художником, человеком, которому можно было показывать подготовленный для монтажа материал. «Актерам, — считает Абдрашитов, — не стоит показывать материал. Ни к чему. Они, бедные, не знают, где это будет порезано, как это будет смонтировано, почему не тот дубль? Не стоит. А Борисову не только можно было показывать — нужно». Вадим Абдрашитов вспоминает, как после того как картина «Остановился поезд» была уже собрана и начался процесс озвучения, его тронуло, когда Борисов совершенно неожиданно вдруг спросил про какой-то эпизод, связанный с Ермаковым: «Слушай, а Ермаков здесь не очень жестко сказал, не слишком отрицательно высказался?..»
Борисов продолжал играть роль и на озвучении фильма. Этот процесс никогда не становился для него формальным, рутинным из-за своей необходимости. Для подавляющего большинства актеров озвучение — обычная, неизбежная составляющая ремесла. Борисов же купался в тончайших возможностях игры голосом, ювелирной
