– Я работаю на Федеральное контрольное управление, – медленно, будто разговаривал с несмышленышем, произнес Сяо. – А вместе, – он сделал широкий взмах рукой, охватывающий всех присутствующих, – мы трудимся на благо Земной федерации и всего человечества.
В короткой речи Леопольдо звучал даже не пафос, а почти откровенная ирония. Но поди придерись – слова-то все правильные.
– Я спрашивал про отдел ФКУ, в котором вы работаете, – уточнил свой вопрос Вениамин.
Сяо улыбнулся.
– Отдел, в котором я работаю, официально вообще не существует.
– Я так и думал, – удрученно кивнул Вир-Щипок.
Вениамин недовольно прищурился: он не любил, когда с ним говорили загадками.
– Что значит «официально не существует»?
Леопольдо бросил взгляд в сторону Фредриксона.
– А ваш ИскИн…
– Его зовут Фредриксон, – перебил Сяо Вениамин.
– Ну хорошо, – не стал спорить по пустякам Леопольдо. – Пусть будет Фредриксон. Он разве не рассказывал вам о том, что узнал из моего досье?
– Я не имею права разглашать информацию, полученную по служебным каналам, – ответил на вопрос Леопольдо сам Фредриксон.
Сяо посмотрел на ИскИна с интересом провинциала, зашедшего в кунсткамеру, чтобы как-то убить время, а заодно и глянуть на выставленные за стеклом диковинки.
– Если не ошибаюсь, ты ИскИн двадцать первого поколения?
– Совершенно верно, – подтвердил Фредриксон.
– Я полагал, у двадцать первых больше степеней свободы, чем у их предшественников.
– У меня абсолютно свободная программа, – уточнил ИскИн.
– Ты хочешь сказать, что ни одно из принятых тобой решений не может оказаться заблокированным системой программных табу?
Фредриксон внутренне содрогнулся при одной лишь мысли о том, что какой-то чужой разум, заложенный в его подсознание, мог бы сортировать и корректировать принимаемые им решения, да так ловко, что он сам скорее всего даже и не подозревал бы об этом.
– У меня нет системы жестких блоков, – ответил ИскИн. – Я руководствуюсь только рекомендациями, полученными в процессе профессиональной подготовки.
– Поразительно! – отвернувшись от Фредриксона, Леопольдо картинно развел руками. – ИскИн, наделенный моральными принципами!
– В этом он вас, несомненно, превосходит, – едва слышно процедила сквозь зубы Литиция.
Сяо сделал вид, что не заметил укола.
– Выходит, господин Обвалов, вы пока еще не в курсе того, что происходит на Веритасе, – обратился он к Вениамину. – Что ж, – на губах Сяо прорисовалась язвительная усмешка, – можете поблагодарить за это своего кристально честного ИскИна.
– Спасибо, Фред, – подмигнул напарнику Вениамин. – Мне нравится с тобой работать.
Краем глаза Вениамин заметил, как Литиция улыбнулась.
А Сяо снова пришлось делать вид, что он не пропустил очередной выпад Обвалова, а просто не заметил его.
– Будь так добр, Фредриксон, расскажи о том, что ты узнал из моего досье.
– Почему бы вам самому не рассказать об этом? – первым отреагировал на реплику Сяо Вениамин.
Леопольдо саркастически усмехнулся.
– Судя по тем довольно едким замечаниям, которые вы периодически отпускаете в мой адрес, вы скорее поверите своему ИскИну, – Сяо особо подчеркнул последние два слова, – нежели мне.
– Что ж, – улыбнулся в ответ Вениамин, – в здравом смысле вам не откажешь. Ну так что, Фред, – обратился он к ИскИну, – за какие грехи господина Леопольдо поперли из ФКУ?
Фредриксон взял стул и сел на него верхом, сложив руки на спинке.
– У чрезвычайного агента Сяо Леопольдо непрерывный стаж работы в ФКУ.
Промолвив это, Фредриксон умолк. Возможно, он полагал, что сказал достаточно для того, чтобы человеку разумному все сразу стало ясно. Не исключено, что Вир-Щипки догадались, в чем тут дело. Вениамин же, прикинув и так и эдак, пришел к выводу, что ему требуется толкователь.
– Давай-ка еще раз по новой, Фред, – сказал он, беспомощно качнув головой. – В свое время Леопольдо сообщил нам, что был с позором изгнан из рядов ФКУ. Так?
– Не совсем, – решил все же сказать свое слово Сяо. – Я говорил, что сам подал в отставку.
– Давайте без эвфемизмов, господин Леопольдо, – недовольно скривил губы Вениамин. – Все мы прекрасно понимаем, что по собственному желанию из ФКУ не уходят. Так ведь? – вопрос был обращен к Вир-Щипкам.
– Ну-у-у, – затянул знакомую песню Савва, – в каком-то смысле…
– Кончай, – локтем ткнула его под ребра жена.
– Я говорил, что сам подал в отставку, – повторил Сяо Леопольдо. – Но отставки как таковой не было.
– Как в сказке, – озадаченно почесал затылок Вениамин. – Чем дальше, тем страшнее. Что же было на самом деле?
– Мне пришлось подать заявление об отставке, чтобы прикрыть одно незначительное дельце, – Леопольдо шевельнул пальцами, дабы было ясно, что дельце сие имело деликатный характер. – В случае огласки у нашей конторы могли бы возникнуть некоторые проблемы.
– Одиннадцать лет назад, – подал голос Фредриксон, – по вине чрезвычайного агента ФКУ Сяо Леопольдо на одной из планет дальних колоний погибло более пятисот местных жителей.
– Это были не люди, – внес необходимое, как ему казалось, уточнение Леопольдо. – Рептилии. Эдакие прямоходящие ящерицы с плоской головой, выпученными глазами и гребнем на спине, серо-зеленые на цвет, холодные и скользкие на ощупь. – Посмотрев на Литицию, Сяо специально для нее добавил: – И воняло от них омерзительно.
– Это были разумные существа, – подчеркнул Фредриксон.
– Находящиеся на самом что ни на есть примитивном уровне развития, – Сяо криво усмехнулся. – Они только-только научились еду на огне готовить. Планета, кстати, называлась Кафатос.
– И что же там произошло? – спросил Вениамин.
– Массовое отравление, – сказал Леопольдо и небрежно эдак рукой взмахнул.
– Уточнение, – поднял руку Фредриксон. – Под отравлением следует понимать самоубийство.
– Самоубийство? – с ужасом произнесла Литиция. – Более пятисот человек разом?
– Это были не люди, – устало повторил Леопольдо.
– А вы, часом, не ксенофоб? – поинтересовался Вениамин.
– Нет, – резко ответил Сяо. – Если бы я был ксенофобом, то не служил бы в ФКУ. Я просто люблю точность в деталях.
– Ну так назовите точную цифру, – негромко произнес Савва, все так же, как прежде, изучавший содержимое полупустой чашки.
– Какую цифру? – с тоской посмотрел на него Леопольдо.
– Сколько человек погибло на Кафатосе по вашей вине?
Сяо устало вздохнул.
– Точную цифру не знает никто, – ответил за него Фредриксон. – Погибло целое селение. Сколько в нем было жителей – неизвестно. Поскольку селение стояло на болоте, большинство тел погибших обнаружено не было. Оценка числа жертв была сделана приблизительно, исходя из числа домов в селении и состава средней семьи аборигена Кафатоса.
– Бог мой, – с ужасом прошептала Литиция. – Целое селение, – женщина посмотрела на Леопольдо. – Что вы там устроили?
– Не надо драматизировать, – недовольно поморщился Сяо. – Моя вина в том, что произошло на Кафатосе, чисто условная. В противном случае я бы не сидел сейчас с вами и не вел душеспасительную беседу, – Леопольдо щелкнул ногтем по коленке, сбив прилипшую к брюкам крошку печенья. – Я всего лишь выполнял свою работу.
– Слышал я уже что-то подобное, – задумчиво прищурился Вениамин. – Нет-нет, – заметив удивленный взгляд Леопольдо, махнул он рукой, – не от вас. А чем вы занимались на Кафатосе?
– Пытался сформировать у аборигенов религиозное мировоззрение.
– У них, что, своего не было?
– Представьте себе, нет. Удивительно рациональные и, я бы даже сказал, приземленные существа. Из всех известных людям инопланетных рас аборигены Кафатоса являются единственными представителями разумных существ, в среде которых не сложилось религиозного мировоззрения. Если аборигены что-то не понимают, они даже не пытаются это объяснить. «Зачем? – удивленно спрашивал меня один их этих ящеров. – Идет дождь – хорошо, не идет – плохо. Мое знание причины, порождающей дождь, не заставит его идти каждый день».
– И чем же плох такой подход к жизни? – Литиция пожала плечами. – Ничуть не хуже тупой и бессмысленной веры в правящего миром сверхъестественного старца.
– А как насчет загробной жизни? – спросил Савва.
– По мнению аборигенов Кафатоса, любое живое существо, едва успев появиться на свет, начинает умирать. Они не видят в смерти трагедии, для них это естественный процесс. Даже если их соплеменник погибает от несчастного случая или умирает от болезни раньше отведенного природой срока, аборигены принимают это как должное. У них есть соответствующая пословица: «Ни одно дерево не знает, когда к нему придет лесоруб».
– В чем же тогда они видят смысл жизни?
– В том, чтобы всегда быть готовым к смерти.
