Женская грудь!
— Ты… не парень? — пискнул Ламех.
Она покачала головой.
— Жаль, что не все нифилимы такие же олухи, как ты.
Из ее глаз выкатилась слеза, губы задрожали.
— Как тебя зовут?
— Ада.
Она села рядом, вздохнула и сложила руки под грудью. Конечно, она устала, понял Ламех. Ей бы выспаться.
— У больных язвы на груди? — спросил он.
Она кивнула.
— У нас от этого некоторые умерли.
— Так что ж, ты у нас особенный?
— Нет, я просто…
— Ладно, помолчи.
Ламех закрыл глаза. Заснуть бы, но боль в голове мешает.
— Спасибо тебе… Ты меня спасла.
— Случайно, — отмахнулась Ада. — Я шла мимо, а ты закашлял. Все думали, что ты покойник.
— Спасибо…
— Завтра я помогу тебе добраться до лагеря. Все в пещеры забрались, в рудники.
— Я бы лучше здесь остался.
Ада засмеялась.
— Я тоже.
— Сможешь тащить? — Ада сунула Ламеху в руки большой сверток.
— Что здесь?
— Мясо с хлебом.
— Вместе? — Ламех сморщил нос. — Зачем же портить хорошие продукты?
— Меня Урук научил. Тебе понравится, вот увидишь.
Ламех упаковал пищу, а Ада тем временем рылась в остальном барахле. Куча металлической и деревянной посуды. Ламех уговаривал бросить все это, Ада долго спорила, но наконец сдалась. Однако здоровенный мех с водой все же прихватила. Зачем? Река ведь рядом.
— Что еще? — покосился на нее Ламех. Ада полезла в кучу шкур. — Мы ведь уже договорились…
— Вот что. — Ада вынула меч. Таких Ламех еще не видел. Элегантная рукоять, а клинок вдвое тоньше, чем у потерянного им оружия. Ада закрепила меч на поясе. — Урука.
— Я думал, его похоронили с Уруком.
— Мы всем так и сказали. Но Урук бы этого не одобрил. Он не суеверен. Для него меч — инструмент, он должен служить людям.
— Теперь все готово?
— Как ты себя чувствуешь?
Ламех посмотрел на храм. Стены его покрыты телами воинов-нифилимов. Руки и ноги их прикреплены к святилищу. Один труп сильно обожжен: воры вытащили его внутренности, поджарили и засунули обратно.
— Поскорей бы оказаться отсюда подальше, — вырвалось у Ламеха.
— Уходим, — кивнула Ада. — Завтра Джаред поведет остальных, мы пойдем медленно.
— Сколько народу осталось?
— Не знаю. Несколько сотен.
— Вместе с пленными?
— Может, и больше. — Ада вертела мешок, пристраивая его поудобнее. Мех с водой она уже перекинула через плечо. — Вход в рудники замуровывают.
— Что ж, пойдем…
Ада расшевелила догорающий костер. Скоро взойдет солнце.
— Идем, идем, мы уже почти дома, — торопил Ламех.
Дорогу они одолели неплохо. Холмами вышли на равнину и через день уже были у Тигра, где Ада выкинула громадный бурдюк с водой, ругая себя за неразумность.
На пятый день пути их догнали Джаред и Ячменное Зерно с людьми.
Ламех быстро поправлялся. И все больше волновался и изнывал от нетерпения.
— Скоро увидим деревья. Зелень пышная после дождей. В роще женщины, может быть, мать с ними.
— Ты думаешь, ей понравится, что я с тобой?
— Как приблудная собака? — ухмыльнулся Ламех.
— Вот именно.
— Ну, что ты! Она всегда хотела дочку. Ты будешь для нее подарком. Сын ушел на войну и привел дочь.
Весь день они шагали, остановились лишь однажды. Вечером увидели зарево города. Ада высматривала обещанные рощи, но вокруг росли лишь маленькие деревца, кривые и изломанные. В горах над Дагонором растения выглядели внушительнее.
Ламех вдруг замолчал и осунулся. Вот они подошли к деревьям, и Ада увидела множество пней. Щепки, опилки… За пнями невысокие курганы, в воздухе висит гнилостная вонь.
— Что это? — спросила Ада.
Ламех не ответил.
На одном из пней сидит Ячменное Зерно, мрачно уставившись на самый большой курган. Сначала Ада подумала, что Ячмень их не видит. Но он улыбнулся.
— Дошли?
— Что с рощей? Где деревья? — спросил Ламех.
— Вон, — Ячменное Зерно кивнул на курган. — Срубили на костры. Жгли трупы.
— А твой дом? — спросила Ада.
— Как раз здесь он и стоял. Мои поля. Но на них теперь ничего не взойдет… При моей жизни, во всяком случае.
— Идем к нам, — пригласил Ламех. — Моя семья почтет за честь…
— Спасибо, меня Джаред уже пригласил. У него большой дом. Пока посижу здесь. — Он криво усмехнулся. — Подышу свежим воздухом. В городе тоже болезнь. Женщины из Акшура принесли… Да и мы добавили. Сами увидите.
Они шагали по пустынным улицам. Ада задирала голову к громоздившимся друг на друге домам. Два, три, четыре дома стоят один на другом!
Такого она еще не видела.
— Обычно здесь так не воняет, — заверил ее Ламех.
Они прошли мимо открытой двери. Внутри женщина рыдала над двумя телами. Старик и ребенок, оба посиневшие, иссохшие. Встретились и другие плачущие женщины, кричащие дети…
Второй дом за оставленной таверной. Ламех вводит Аду, они поднимаются по лестнице. Ступеньки трясутся при каждом шаге, пугая Аду.
Ламех открывает дверь. В комнате стол, глиняные горшки, два спальных настила, ящики. На одном из них сидит одноногий старик. Перед ним кувшин пива, но чашек не видно.
— Отец! — восклицает Ламех. Ада выглядывает из-за его плеча.
Старик тянется к костылю.
— Наконец-то пришел! Я знал, что ты вернешься. Так этой старой карге Тове и говорил. Помнишь, старуха усатая? Она не верила…
— Отец, что случилось? — Ламех обнял старика. — Где мама?
— Беспорядок тут у меня… Заболела мама…
— Где она?
— На прошлой неделе… Жрецы унесли.
Ламех опустил глаза. По лицу его потекли слезы.
Старик похлопал сына по плечу.
— А это кто с тобой?
— Я Ада.
Хозяин показал на один из ящиков.
— Присаживайся, Ада. Какой мерзавец тебя так ударил?
— Видели бы вы меня неделю назад. Сейчас уже гораздо лучше.
— Ничего, скоро ты снова станешь красавицей.
Впервые после смерти отца Аду назвали красавицей. Она сжала руку старика.
— Надо отпраздновать возвращение. Ламех, сбегай-ка за хлебом. — Отец вытащил из кармана крохотный кусочек меди и протянул сыну. — А мы с Адой познакомимся тем временем.
Ламех вышел, даже не сняв мешка.
— Далеко он пойдет? — спросила Ада.
Старик улыбнулся.
— Все равно он сейчас ничего не найдет. Время не то. Просто ему нужно побыть одному. А я уже один насиделся, видит Молох. — Он протянул девушке кувшин. — Что ж, Ада, сын мой к тебе привязан, сразу видно. Расскажи мне о себе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
