Как когда-то сказал Митараи, в течение пяти тысяч лет центр цивилизации смещался к западу, поэтому Аида и Радамес не могли в двадцатом веке не появиться в Нью-Йорке. Египет теперь превратился в заброшенную станцию, которую поезд цивилизации давно проехал. Если задуматься, мюзикл, изображающий реинкарнацию героев, был в широком смысле слова своего рода иллюстрацией к одной из цивилизационных теорий.
Пока, погруженный в эти мысли, я продолжал смотреть фильм, Леона сказала Митараи удивительную для меня вещь. В это время появился кадр с видом какой-то улицы. Весь экран заняла огромная вывеска.
— Смотрите, реклама японской компании. Неоновая вывеска японского производителя бытовой техники. И эта машина тоже сделана в Японии. Там — японская компания недвижимости, это — принадлежащий японской фирме ресторан. И Голливуду, который вы назвали Вавилоном, тоже недолго осталось. Все это королевство скоро скупят японские компании, и придет время, когда без японского капитала будет невозможно снять ни один фильм.
Меня до глубины сердца поразили эти слова Леоны, адресованные Митараи. Неужели правда придет такое время? Я не мог в это поверить. Но их произнес человек, досконально знающий мир Голливуда.
Тогда-то до меня дошел истинный удивительный смысл этих слов. На запад от Америки нет ничего, только Япония.
После Америки наступит эпоха Японии? Может быть, именно сейчас совершается этот переход от американской эпохи к японской?
Я ничего не мог произнести. Просто смотрел этот новейший американский фильм. Главную роль в нем исполняла японская актриса Леона Мацудзаки. Только сейчас действительность открылась мне этой стороной.
Но в этот момент «Аида-87» начала разворачиваться перед моими глазами с новой энергией.
Когда-то я видел немало добрых старых танцевальных фильмов. Главные роли в них исполняли Фред Астер и Джин Келли. Но почти не смотрел новые мюзиклы — «Волосы» и те, что вышли позже. Поэтому этот фильм с Леоной в главной роли показался мне свежим и трогательным. Я изголодался по такому кино, музыкальному и легкомысленному.
На экране приближалась развязка, шли кадры, снятые на Бич-Пойнт. Все вокруг возродившейся спустя пять тысяч лет Аиды, то есть Леоны, сверкало золотом. И Леона великолепно танцевала под стать этому золотому сиянию.
Она говорила, что это результат длительных репетиций, но я был уверен, что все дело в ее прирожденном таланте. Леона не просто повторяла движения, которым ее научили. Если б это так, то неизбежно была бы заметна неестественность. А ее движения были свободными, как у бегущего леопарда, она танцевала так, как подсказывала ее натура.
Массовый танец переместился на покрытую песком площадку алтаря Абу-Симбел, и Леона была в самом центре.
И тут вдруг — просторная круглая сцена в Голливуде, окруженная роскошными декорациями. Леона бежит на роликах по этой сцене в древнеегипетском одеянии, сопровождаемая кордебалетом на заднем плане, и поет песню в быстром ритме. Ее платье, расшитое блестками, сверкает, подобно волшебному видению.
Натанцевавшись и напевшись, Леона бросается на грудь Радамесу, преобразившемуся в двадцатом веке в летчика-истребителя. Обнимаясь и целуясь, они выходят наружу.
Снаружи начинается рассвет, солнце поднимается над морем. Камера отъезжает, и становится видно, что они стоят перед пирамидой Бич-Пойнт. Видимо, это комбинированная съемка. В стеклянной верхушке пирамиды отражаются лучи восходящего солнца, и благодаря специальным техническим приемам вся пирамида сверкает, как драгоценный камень.
— Прямо как хрусталь, — шепчет Радамес.
— Хрустальный рассвет, — соглашается Леона.
— Начало нового года!
Играет главная тема, начинается их медленный танец в честь начала нового года, идут титры с именами членов съемочной группы.
Леона бодро вскочила с дивана, повернулась к нам и, приложив руку ко лбу, шутливо поклонилась.
Мы с Митараи — ну, я-то уж точно — разразились бурными аплодисментами. Не знаю, как мой друг, но я был совершенно искренен. Фильм получился великолепный. Я обожаю фильм с Джином Келли «Поющие под дождем», после него — «Дорогу на Бали», и мне показалось, что «Аида-87» не уступает «Поющим под дождем».
— Этот шедевр останется в истории кино! — воскликнул я абсолютно честно.
Леона упала на диван и невинно обняла меня. От этого мое восторженное впечатление от фильма только усилилось. Наверное, я никогда теперь не забуду эту картину.
Митараи, все так же развалившись на диване, взял Леону за руку.
— Это шедевр. Родилась новая звезда мюзикла! — сказал он.
Леона вскочила на ноги.
— Я так рада! — воскликнула она. — Теперь меня не будет волновать, что напишут брюзгливые критики. Я старалась только ради вашей похвалы. Я так рада, спасибо! Больше мне ничего не надо!
С этими словами она плюхнулась на диван и, к моему удивлению, закрыла лицо руками. Но через несколько секунд снова поднялась.
— Ну, раз вы так похвалили меня, тогда еще по бокалу шампанского, — весело сказала она.
В душе у меня все сжалось. Как ни странно, я заметил это только сейчас. Каких бы успехов она ни добилась в Голливуде, у нее не было близких, которым она могла бы о них рассказать и кто мог бы ее похвалить. Родители умерли, два брата оставили этот мир. Леона старалась изо всех сил, потому что ей очень хотелось, чтобы ее похвалил именно Митараи. И сейчас ее усилия были полностью вознаграждены. Я до глубины души был рад, что этот момент наступил. Радовался этому моменту больше, чем успешному расследованию убийств на Бич-Пойнт и холме Кураями [37] . Впервые я видел, чтобы Леона так искренне радовалась.
Лос-Анджелес, Америка — 17
К подъезду подкрался «Роллс-Ройс Силвер Шедоу», швейцар открыл заднюю дверцу, и оттуда показалась Леона в шубе из чернобурки.
Раздались дружные аплодисменты, засверкали вспышки фотографов. Леона с улыбкой во все лицо элегантной походкой направилась к входу в отель. По обеим сторонам короткой дорожки толпились поклонники, старающиеся хоть одним глазком взглянуть на знаменитую звезду.
Мы с Митараи оказались в задних рядах. Моему другу, не большому любителю такой шумихи, было, видимо, скучно, но он все-таки сдался и с саркастической улыбкой аплодировал вместе со всеми. Видимо, «Аида-87» его действительно тронула.
— Дамы и господа, мисс Леона Мацудзаки! — объявили через громкоговоритель.
— Леона, вы довольны своей работой?
Ответ Леоны, усиленный микрофоном, был слышен даже в самых дальних рядах толпы.
— Да, очень довольна.
— В вашей игре как-то отразилась японская культура? — спросил интервьюер.
— Это трудная тема. Наверное, никогда не появится человек, который сумеет отразить японскую культуру, играя в американском мюзикле. Между ними очень большое расстояние. Но я очень довольна, ибо в этот раз сделала все, что возможно. И заслужила похвалу даже от самого придирчивого критика в мире.
— Кто этот критик? Как его зовут?
— Как зовут? Шерлок Холмс.
— Ну-ну, — сказал Митараи.
Вслед за этим подкатил лимузин исполнителя главной мужской роли Майкла Руни. * * *
В банкетном зале мы снова встретились с членами группы Тофлера.
— Привет, мистер Холмс, — сказал Эрик Бернар. — Хотите шампанского?
Мы взяли по бокалу с подноса подошедшего официанта.
Встретились нам и Брайан Уитни, Боб Элоиз, Стивен Олсон, все в темных костюмах. Не видно было только Декстера Гордона из полиции Нового Орлеана и Нельсона Макфарена из ФБР.
— Фильм видели? — спросил Эрик.
— Видели, — спокойно ответил Митараи.
— Леона хороша!
— Она блистала.
— Такой талант, как и у нее, редко встретишь даже здесь, в Голливуде. Познакомьтесь, мистер Митараи, мистер Тимоти Дилейни.
Маленький человек рядом с Эриком поднял шляпу и схватил Митараи за руку. Он носил пенсне, у него был высокий острый нос и борода с проседью от щек до подбородка.
— Вы мистер Митараи? Я слышал, что вы великий детектив из Токио. Для меня большая честь познакомиться с вами. Я слышал, что вы очень быстро раскрыли сложнейшее убийство Ричарда Алексона на Бич-Пойнт. Я был очень близок с ним, когда он был жив, и благодарю вас от его имени, — сказал он писклявым голосом типичной для американцев скороговоркой.
