— Князь! Зачем мне демонстрировать свои способности? — Удивился жрец, заметив колыхание Силы Призыва и легчайшие тени Духов над Русом. — Я не из тех, кто засомневался в твоем усыновлении! Совершенно неважно откуда ты родом — Френом тебя выделил и этого достаточно. И ты сам, лично, никогда не утверждал, что являешься сыном Грусса Третьего. Обходил стороной, молчаливо соглашался — это другое дело. Не очень достойное, но для владыки простительное.
— Я и не собирался ничего доказывать. — Искренне удивился Рус. — Ты напомнил о Духах — я немного пообщался с ними.
Гарилант следил за разговором с нескрываемым интересом. Капитан, классический кушинг по имени Лит, наоборот, делано безразлично глядел чуточку в сторону, любопытство скрывая. Разве что прищуривался с эдакой хитринкой.
«Друзья! — снова позвал Рус. — Я хочу предупредить вас, что скоро мы опять расстанемся. Надеюсь, ненадолго…», — он знал, что по крепостной стене, сооруженной вокруг старого храма Тартара и пристроенной к нему новой обители Ланьи, были выбиты древние руны «изгнания». Выдолблены давно, с целью защиты от незваных сущностей из бездны. Но и Духи стихий преодолеть блокаду не смогут.
В этот раз почему-то отозвался Дух Земли, пророкотав в своей обычной глухой манере затихающего камнепада:
«Не переживай, Большой друг. Твоя Воля возросла, главное — верь…»
«Спасибо, друзья!» — поблагодарил Рус, чувствуя легкую грусть. В данный момент его вера в себя была далека от абсолютной, от той безоглядности, к которой всегда безуспешно стремился.
— Я через «эфирный разговор» иногда с Фридлантом беседую. — Продолжил объяснять Борислав. — Он предупреждал меня, что часть жрецов, узнавших твое происхождение, в тайне поддерживают гросситов, которые из-за строительства тоннеля голову поднимать начали…
— Я разберусь, уважаемый Борислав. — Холодно остановил жреца Рус. — Сына вызволю и в Этрусию наведаюсь. Все, мне пора. — Сказал и безжалостно вычистил из себя опьянение. Не полагаясь на Духа Жизни, как поступал в большинстве подобных случаев, а самостоятельно.
Он ушел не так, как задумывал в Эритрее: при помощи кольца Силы, который должны будут составить Призывающие, до ближайших координат на побережье и далее, этапами, до крепости Тартаровцев. Рус провалился в «яму» прямо из каюты командующего экспедицией. Использовал Силу Земли из остатков астрального колодца — этого было достаточно.
Не зря Рус волновался, не зря исподволь прощался с миром, но зря отправил в откат любимую жену. Силы все равно не хватило и «зыбучая яма» превратилась в банальную могилу. Только пасынку Френома умирать было не впервой: Рус растворился в «расслоении тьмы» и этого оказалось достаточно. До полноценной смерти дело не дошло. Он вспомнил всё. Все века и тысячелетия, проведенные неведомо где; когда разум был светел и отточен, когда времени было полно, когда ничто не отвлекало от размышлений, а материала было хоть завались; тогда он разобрался в устройстве миров и многое понял.
Структуры для перемещения посредством «троп» были слишком кривыми и прожорливыми. Вселенная представилась ему в виде книги, где каждая реальность — лист. Мир-планета описывалась абзацем, в котором каждая буква обозначала точку выхода из Звездной тропы. В запись координаты входили номера страницы, абзаца, строки и буквы. При желании можно было сравнить две метки и определить истинное расстояние между объектами, рассчитать количество Силы, необходимое для складывания листа, чтобы совместить букву с буквой. Именно так проходило перемещение. Тьма Эребуса или «расслоение тьмы» («бумага» книги была многослойной и границы между листами не совсем четкими) лишь способствовали сворачиванию, но не являлись абсолютно необходимыми. Там же, растворяясь во тьме, теряя осознание собственного «Я», Рус успел подправить структуру, превратив её в полноценное Слово. Остатков Силы Геи хватило на его наполнение и очумевшего пасынка выбросило на палубу корабля.
И сейчас, в каюте командующего, он снова воспользовался тем самым Словом и Силой Геи, которую выгреб с самого дна «астрального колодца», и которой с лихвой хватало на преодоление трех тысяч миль. Таким образом, Рус уже дважды сыграл роль Величайшей. Почему она терпела подобную наглость, неизвестно.
Комната в храме Ланьи, оборудованная под детскую, оказалась в точности такой, какой сохранилась в памяти Веронии. Рус даже почувствовал нечто вроде сильного эффекта дежавю. Кормилица, та самая женщина-оборотень, которую он пытал в своей вселенной, спала на шкуре брошенной на пол, превращенный в натуральный газон: мягкая густая трава вырастала ровно на пять дактилей в высоту, не выше. Идеальное футбольное поле, правда, площадью всего три на четыре шага, с детской кроваткой под стеной, противоположной арочному входу, занавешенному еще одной шкурой, волчьей — лооски издевательски относились к своим компаньонам, незаметно для самих себя ставших слугами. Масляный фонарь с опущенным на ночь фитилем тускло мерцал, выхватывая свежую неоштукатуренную каменную кладку, еще хранящую запах обожженного известняка. На улице потемнело совсем недавно, шла только первая ночная четверть. Только для кельи без окон время суток не имело значения — тьма здесь царила всегда.
Гнатик, расшвыряв в стороны руки и ноги, сбив и скомкав суконное одеяло, лежал на животике и спокойно сопел, пуская из ротика тонкую сладкую слюнку. Крестик сбился на голое плечико и Слово в нем буквально светилось мощной Силой Земли. Наивный ребенок верил в защиту абсолютно. Как в подарок отца, которого обожал всей душой, как в самого папу, так редко заглядывавшего к нему, — любил и верил. Такой амулет Карпос пробить не смог бы, но Рус знал, что он и не пытался. Лоос, устами Веронии, категорически запретила. Она ждала Руса и, похоже, её терпение было вознаграждено.
Шаг, и кормилица уснула еще глубже — режь, не разбудишь; поворот, и Рус нависает над сыном. Сердце щемит, глаза режут слезы, горло запирает комок, мешая дыханию, руки тянутся к ребенку… а по телу взрослого ползут ядовито-зеленые побеги, поднявшиеся из травянистого пола. За один удар сердца, безутешный отец был оплетен с ног до головы, и так и застыл, согнувшимся над чадом, не успев коснуться Гнатика. Пальцы, скованные живыми рукавицами, остановились в одном дактиле (менее двух сантиметров) от младенца. Сила Геи покинула Руса, уйдя так же из амулета «универсальной защиты». Величайшая вовремя припомнила оскорбительную «игру в себя». Хвала богам, Гнатика не тронула — его крестик горел пуще прежнего.
— Глазам не верю, неужели, в самом деле, ты пришел? Милый мой. — Послышалась насмешливая, несколько сокращенная цитата и, спустя два удара сердца, за противоположным от Руса краем кровати, со стороны ног безмятежного ребенка, появилась ослепительно красивая девушка, та самая, которая приходила в его Вселенную.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
