— Харис оттолкнул Ипокрита щитом, да так здорово, что тот полетел в толпу, сбил настоятеля и еще четверых служителей, — добавила Флоя с ликованием.
— Очень здорово! — съязвила хранительница, вступив в разговор. — Теперь у Ортоса будут большие неприятности.
— А ты хотела, чтобы я оставил Маркоса одного против сотни арпаков?! — ударил кулаком по столу Харис. — Как иначе мне было придти к нему на помощь? Стану я думать о каких-то дворцовых интригах, когда мой друг в беде! — Харис всплеснул руками. — А Ортоса я вообще не понимаю! Вместо того, чтобы выйти во двор на помощь Маркосу, он бросился поднимать Ипокрита, тревожась, не ушибся ли тот…
— Не понимаешь, так молчи, — вставила хранительница. — Из-за тебя еще союз двух королевств сорвется.
— Ладно тебе, не тревожься по пустякам. Главное, что все мы живы, а Эреб трусливо бежал, — заключил Харис, немного обидевшись на хранительницу. Марк видел, что тот не понимает, насколько дорог хранительнице епископ и как сильно она за него переживает.
— И все-таки, если бы не ты, Харис, арпаки расправились бы со мной в три секунды, — Марк поспешил изменить разговор.
— Да я ничего и сделать не успел, — виновато заговорил Харис. — Прости, что бросил тебя одного, но драться с таким безумным количеством арпаков я не привык. Ошалел немного. Я хотел увлечь их за собой, но они тоже не дурачки. Им был нужен ты. Видал, они не особо пытались убить меня. И сотника Экбаллара тоже, и Флою.
— Зато пытались убить Никту, — заметил Марк, желая изменить ход беседы. — Чем ты им насолила, хранительница секретов?
Она молча сидела в древнем кресле служителя Иалема. Немногословная в этот вечер, она будто мучилась тяжелыми воспоминаниями.
— Они ненавидят человеческую расу. Это их природа, — коротко ответила она.
— Не только они, но сам Эреб, — напомнил Марк. — Который, кстати, сам человек.
Хранительница не отозвалась. Почувствовав, что ее нужно разговорить, Марк с неподдельным интересом спросил:
— Тебе волосы не мешают сражаться?
— Что?
— Волосы у тебя в бою были расплетены.
— Наоборот, помогают. При изворотливых движениях сбивают врага с толку.
— Понятно. А где ты научилась так прыгать? Ты скакала по крыше как белка.
Он попал в самую точку, сам того не ожидая. Глубокие глаза хранительницы дрогнули, и в них засветилась радость жизни.
— Я с детства люблю гулять по деревьям.
— По деревьям? — удивился Марк. — Ты ходишь по верхушкам леса?
— Это же опасно! — воскликнула Флоя удивленно. Видимо, этим секретом хранительница с ней не делилась.
— Нет, — хранительница едва заметно улыбнулась. — В прогулках по деревьям нет ничего опасного, когда ты идешь в гармонии с ветром. Если бы ты хоть раз поднялась на верхушку любого из титановых деревьев, ты бы сама полюбила высоты Спящей сельвы.
— Я помню, — сказал Марк, вспоминая свой первый день в Каллирое, когда перед ним предстала громадина морфелонских лесов. — Верхушки исполинских деревьев образовывают как бы висячий ковер.
— Не слишком мягкий этот ковер. На высотах бывают сильные ветры, верхушки титановых деревьев качаются и нужно прыгать с одной на другую.
— И у тебя это выходит? — с восторгом спросила Флоя.
— Только не в этих одеждах. Лучше всего — мантия из листьев клена.
— Наверное, это чудесно, гулять по деревьям, — вздохнула Флоя.
— Да, там дышится жизнью. Тело наполняет свобода, душа возносится к небесам. А когда наступает ночь, кажется, что звезды лежат на твоих ладонях.
— Ночь? — вскрикнула в изумлении Флоя. — Ты и ночью ходишь по деревьям Спящей сельвы? Это ж ужас!
— Ночью мне особенно спокойно. Ночь — моя стихия.
— За это тебя прозвали ночной птицей? — спросил Марк.
Наблюдая за выражением ее глаз, он заметил, что дружеский разговор постепенно выводит ее из тяжелых раздумий. Ярко-синие глаза хранительницы, обычно неподвижные и выражающие странное таинственно-грустное чувство, оживились, быстро переводя взгляд от Марка к Харису, от Хариса к Флое. О своем прошлом, о котором она предпочитала молчать, хранительница теперь говорила с раскрепощенной радостью, будто освобождалась от давно мучившего бремени.
— Ночная птица. Это прозвище прилепилось ко мне с детства. Люди Сонной дубравы ненавидели моего отца, а вместе с ним и меня. Родителей часто не бывало дома, и я скрывалась от обид и насмешек в лесу. Особенно я полюбила ночь. Ночью никто из жителей не решался войти в Спящую сельву. Она скрывала множество кошмаров, но для меня не было ничего хуже, чем терпеть обиды от своих. Когда наступает ночь, я становлюсь собою, а в ночном лесу — чувствую себя в безопасности. Маленькая девочка, скрывающаяся от обидчиков в Спящей сельве, где рыщут элементалии и даймоны.
Хранительница улыбнулась своим воспоминаниям из невозвратного детства, которые хранила, как секреты миротворца. «Сколько лет прожила в угнетении и одиночестве, а осталась такой чувствительной, — подумал Марк. — Чем она жила?»
— Эреб узнал тебя. Ты знала его раньше? — спросил Харис, интересуясь, прежде всего тем, что имело отношение к войне.
— Он знал моего отца, — сказала хранительница. В ее голосе почувствовалась горечь. — Эреб строил ему козни, когда легионы Хадамарта вели непрерывные войны с Лесным воинством. Двери дома моего отца всегда были открыты для воинов-адельфов любого города и ордена. После его смерти я продолжила отцовскую традицию. Воины находили приют в моем доме — единственном во всем селении. Старейшины и соседи постоянно донимали меня за то, что я навлекаю на них гнев нечисти.
Однажды, когда в день моего шестнадцатилетия старейшины приказали мне убираться из Сонной дубравы, тоска и отчаянье взяли надо мной верх. Эриты этим воспользовались. Они внушили соседским юношам, погрязшим в разврате, войти в мой дом и поставить перед выбором: бесчестие или изгнание. Я была для них изгоем, гордой девушкой, не желающей вливаться в их развращенное общество. Общество не терпит таковых. Сейчас я бы остановила их без труда, но тогда уныние выпило из меня все силы. Мне оставалось только бежать. Они бежали за мной, крича омерзительные, грязные слова, и юноши, и дети. Скрываясь от позора, я убежала в ночной лес, но мои преследователи не отставали. Они были опьянены жаждой расправы — эриты притупили их страх перед лесом. Они настигли меня у огромного титанового дерева. Лица их смешались, я уже не различала, где люди — где даймоны. Казалось, Спящая сельва проснулась и наполнила ночь злобными криками. Меня окружали люди и тени. Они кружили, кричали, дергали меня за одежду, говорили, что сейчас сделают со мной… я не могла больше терпеть эту пытку. К своему стыду, я хотела закричать Спасителю «Где же Ты? Почему Ты бросил меня?», как тут отчаяние бросило меня на титановое дерево. Не помню, как взобралась я на высоту более ста локтей. Но там, под великолепным звездным небом меня наполнил необыкновенный покой. Настоящее чудо. Будто только что терпела муки Гадеса, а попала на Небеса. Вокруг царила неземная тишина. И дивный голос, который невозможно услышать ушами, сказал: «Не бойся, только верь».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
