Персонаж, представляющий на сцене автора, оказался совершенно прав — «иные», действительно, считали, что «ворошить старое» и показывать на сцене то, что творилось в послевоенных колхозах, нельзя.
Участники обсуждения спектакля, проходившего в театре 24 июня 1975 года, не заметили сказочной, фантазийной стороны спектакля. Не интересовала их и необычная лубочная стилистика. Основным вопросом для них стал следующий: а были ли на самом деле ситуации, подобные кузькинской? То есть могло ли начальство обречь на голодное существование малолетних детей, а их отцу не выдавать паспорт, чтобы он не мог заработать на стороне.
Ответ был найден очень своеобразный. Во-первых, решили участники дискуссии, в действительности такого быть не могло, во-вторых, если такое и было, то не должно было быть, а значит, и показывать это никак нельзя. Знаменитая фраза, которую произнес на этом обсуждении председатель колхоза им. Горького В. Ф. Исаев, звучала так: «…сама постановка не отражает действительности, которую хотелось бы увидеть».
Вообще, это обсуждение заслуживает отдельного разговора. О том, как получилось, что спектакль на Таганке принимали не специалисты по искусству, а председатели колхозов и совхозов, рассказывает Ю. Любимов:
«В 1975 году на культуру „сел“ Демичев[731], и я решил протащить „Живого“, следуя девизу того же Федора Кузькина: „Жизнь ставит мне точку, а я ей запятую“ — Но оказалось, что Демичев был тоже не лыком шит. Предложил, чтобы спектакль о деревне посмотрели колхозники и Министерство сельского хозяйства. Примут — пойдет, не примут — запретить. Чтобы у сельской общественности огрехов в суждениях не случилось, ее как надо обработали. Оторвали от работы и привезли в Москву.
Смысл суждений сельхозчиновников был такой: „Всю правду о деревне народ знать не должен. ‹…› Если это и было, то будем считать, что этого не было“.
Демичев перевел это на язык идеологических выкрутасов: „Запретить как вредный и очернительский“»[732].
Итак, в театр приехали такие же руководители сельского хозяйства, каких представляли в спектакле Гузенков с Мотяковым. Сходство между событиями спектакля и тем, что происходило после него, становилось настолько очевидным, что режиссер и друзья театра назвали это обсуждение «третьим актом „Живого“».
«Обсуждение шло прямо у сцены, получился настоящий третий акт: как будто все бюрократы из пьесы спустились в зал и стали закрывать спектакль о самих себе», — говорит Ю. Любимов[733].
Участники этого «акта» настаивали на том, что герои и события спектакля неправдоподобны, хотя само присутствие этих «гостей» театра доказывало, что и автор и режиссер попали в точку.
«Р. Вы что считаете, что секретарь райкома у вас живой человек?»[734] — это обвинение в адрес театра бросил один из участников обсуждения «Живого» [по-видимому, Б. Е. Родионов] еще в 1968 г.
Приведем наиболее показательные эпизоды из этого обсуждения[735]. Как мы уже сказали, принимавшие спектакль «специалисты» не соглашались с тем, что изображенные события могли происходить на самом деле:
«Перфильева. ‹…› Вы меня извините, дорогие товарищи авторы, но вы не в ладах с истиной. И вот почему. Исключали …тех, кто плохо работал в колхозе. Могли ли исключить Федора? Нет, не могли. ‹…› Если вы уж хотите Федора исключать, так сделайте так, чтобы он, прежде всего, меньше работал, чтоб было действительно за что исключать»[736].
Из сценария спектакля 1967 г.:
Гузенков. Ишь ты, какой храбрый! Значит, от работы отказываешься?
Фомич. А чего я здесь делаю? Смолю, что ли, или дрыхну?
Гузенков. Комедию ломаешь. Вот вызовем тебя в правление, посмотрим, каким голосом там запоешь.
Фомич. Ни на какое правление я не пойду! Я же сказал тебе — отпусти из колхоза… По-доброму не отпускаешь — я сам ушел. Насовсем ушел!
Гузенков. Не-ет, голубчик! Так просто из колхоза не уходят. Мы тебя вычистим, дадим твердое задание и выбросим из села вместе с потрохами. Чтоб другим неповадно было… Понял?
Из сценария спектакля 1967 г.:
Авдотья сидит за столом, в который раз монотонно перечитывает повестку.
Лвдотья. «Гр-ну Кузькину надлежит явиться в райисполком на предмет исключения из колхоза…» Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Думали, отпустят, а они исключать. За что? Всю жизнь в колхозе отработали… и нас же исключать.
Однако тут же выступавшая, представившаяся секретарем обкома, признавала, что такое бывало, но показывать — «зачем это нужно?»:
«Перфильева …Действительно было, землю отрезали — у тех, кто ушел из колхоза, кто минимум не вырабатывал трудодней. Но обыгрывание этой сцены в присутствии малых детей, потрясание и пение каких-то евангельских напевов, зачем это нужно? Кому это нужно? Совершенно немыслимая сцена… ‹…› Сцена, когда председатель райисполкома распоряжается, чтобы семье Федора выдать буханку хлеба. Не было этого, и не могло быть, черт возьми. Потому что у председателя райисполкома других дел по горло…
…и сцена с ангелами не совсем пристойная».
Из сценария спектакля 1967 г.:
Настя (набросилась на Фомича). Что ты комедию ломаешь? Ты лучше скажи, когда налог думаешь вносить?
Фомич. А мне, Настя, думать никак нельзя. За нас думает начальство.
А нам — только вперед! Назад ходу нет. За меня вон Пашка Воронин думает. Бригадир!
Однако, по мнению других участников обсуждения, нельзя замалчивать то, что было:
«Ю. Д. Черниченко. Я целинник, очеркист, с сельским хозяйством 20 лет. ‹…›
Те, которые здесь изображены — Мотяков и Гузенков, — сюда не приехали, и их теперь в сельском хозяйстве действительно нет.
Вчера в прессе напечатана небольшая статья о новом паспорте … В описании паспорта сказано, что будет три фотографии: первая — человек молодой, 16 лет, другая — 25-летняя и третья — в возрасте 45 лет. Жизнь одна, но человек меняется. То же и жизнь колхозной страны. Если в паспорте дадите только одну заключительную фотографию, то ‹…› этот паспорт будет недействителен. (Аплодисменты). ‹…›
Всеволод Воронков[737]. [Здесь не] вопрос, ставить пьесу или не ставить… здесь вопрос — говорить ли правду или не говорить о том, что было. ‹…› К моему глубокому сожалению, если бы здесь в нашем зале не присутствовали эти самые Гузенковы, которые, как кто-то из зала сказал, по его мнению, отсутствуют. ‹…› Если бы каждый из нас на своем посту, где бы он ни работал, не важно, сельское ли это хозяйство или другая какая-нибудь область… Если бы он по-честному на всех собраниях (а я был на всех собраниях Тамбовского района) выступал с принципиальной критикой действий тех председателей и тех зажимов и того произвола, который творится…»
Дискуссия накалялась, и В. А. Царев назвал спектакль «подсунутой фотографией», т. е., полагал он, таких ситуаций не могло быть:
«В. А. Царев[738]. Вот здесь мой коллега — Юрий Черниченко вспомнил о фотографиях на паспорте. Но если, скажем, Юрию Черниченко в его новый паспорт вклеили фотографию 25-летнего возраста, не его, а мою. Я думаю, он, наверное, возмутится. (Шум в зале.)
Так вот, мне кажется, что этот спектакль, и такого же мнения мои коллеги, с которыми я успел посоветоваться, …что этот спектакль, извините, — подсунутая фотография. Эта фотография не принадлежала тому времени. ‹…› …это время какое было, судя по тексту, 56-й год. Это время известного Сентябрьского пленума ЦК нашей партии[739]. ‹…› Это пленум, который положил начало очень важному этапу в нашей жизни».
Однако, как и Перфильева, Царев тут же начинал сомневаться в собственных утверждениях. Затем он пугался своих же слов о том, что Мотяковы все-таки были, приходил к общему для чиновников мнению — события прошлого надо преподносить так, чтобы современный зритель получил о них идеологически выверенное представление:
«В. А. Царев. Да, были Мотяковы, были. И может быть, их много было. Были ситуации сходные. Были. ‹…› Но исчерпывается ли этим та обстановка, та атмосфера, которая характеризовала это время. Я думаю, что далеко не исчерпывается. ‹…› Ну, можно было бы согласиться с тем, что наш основной герой, которого так прекрасно исполнил наш любимый актер Золотухин, что он был этот факт вполне достоверный и мог быть. Но давайте разберемся. Этот наш герой, он представлен как обобщающий тип, как человек, который олицетворяет (это из спектакля видно) все наше крестьянство того времени. ‹…› Да не все, меньшая часть хотела уходить. Неправда это. Неверно. Исторически не соответствует действительности. И в связи с этим я должен спросить, надо ли нам такой спектакль показывать молодежи, которую мы хотим научить, как было?.. (Смех в зале)».
