И только Командир продолжал сидеть развалившись, как обычно.
Как раз когда я напряг свои чувства до предела, глубинная бомба сотрясла мой хребет. Я вздрогнул, плотно сжал веки, напряг все свое тело — сделал все, что мог, чтобы удержать под контролем свои мышцы, но слишком поздно.
Еще сотрясения. Мое левое плечо ударилось во что-то так сильно, что я чуть не закричал.
Еще два разрушительных взрыва.
Я услышал голос Командира сквозь пытку звуков: «Откачивать!» Несмотря на все наши уловки, мы все еще прочно сидели на крючке.
Глаза Стармеха бродили по сторонам. Из его выражения лица казалось, что он ждет не дождется следующей серии взрывов. Извращение из извращений! Он хотел откачивать льяла, а для этого ему нужны были рев и бульканье от взрывов глубинных бомб.
Лодку будет не удержать, если только мы не будем часто откачивать за борт. Откачивать, когда вокруг нас все ревет и бурлит, прекращать откачку, когда рев и бурление стихают. Начинать и прекращать, начинать и прекращать — ad infinitum[33].
Ждем еще.
Пока ничего? Я открыл глаза, но удерживал взгляд на палубе.
Свирепый комбинированный толчок. Мои зубы задребезжали в унисон с палубными плитами. Приглушенные крики. Вся подводная лодка вибрировала — сталь выла, как собака. Свет снова погас. Интересно, кто бы это кричал.
«Прошу добро на продувание носовой дифферентовочной цистерны?» Голос Стармеха достиг меня, как бы сквозь несколько слоев ваты.
«Запрещаю!»
Луч его фонарика скользнул по лицу Командира. Без рта, без глаз.
Раздирающие звуки, резкий скрип, затем еще сотрясающие разрывы.
Оргия звуков утихла только при вновь возникшем чириканье ASDIC'а. Оно звучало враждебно. Мириады маленьких клювов клевали наши нервные окончания. Враг не мог бы выдумать более зловещий звук — он истощал силу духа, как сирены пикирующего бомбардировщика. Я задержал дыхание.
На часах 04 и сколько там минут? Я не мог разглядеть минутную стрелку.
Доклады о повреждениях. Отрывочные фразы с носа и с кормы одновременно. Что там сильно течет? Кормовое уплотнение гребного вала?
Зажглось аварийное освещение. Я увидел в полутьме, что в центральном посту собралось множество людей. Должно быть, они пришли с кормы — я все еще находился у носового прохода, так что ни один не смог бы пройти мимо меня незамеченным. Я не мог никого узнать. Мой обзор частично был заслонен Айзенбергом и одним из его матросов. Они стояли и их позы были очень напряженными. Я слышал шуршание ботинок, торопливое дыхание, несколько приглушенных ругательств.
Командир смотрел на глубиномер. Он ничего не заметил, но голова мичмана резко повернулась.
«В машинное отделение поступает вода», — выкрикнул кто-то с кормы.
Командир даже не поднял головы. «Пропаганда», — проговорил он, медленно и размеренно. «Про-па-ган-да».
Стармех, который сделал несколько шагов по направлению к машинному отделению, резко остановился и посвятил все свое внимание приборам.
«Я жду дóлжного доклада о повреждениях!» — проворчал Командир. Наполовину повернувшись, он углядел смутные фигуры, сбившиеся в кучу возле кормовой переборки.
Почти незаметный двойной удар, затем: «Стармех, передайте мне ваш фонарик».
Люди ожили, сжимаясь, как тигры при окрике дрессировщика. Одному из них действительно удалось пригнувшись нырнуть обратно через переборку, отталкиваясь ногами. Луч фонарика выхватил его удаляющийся зад. Подмышкой у него был мешок со спасательным снаряжением.
Лицо старшины центрального поста было совсем рядом с моим. Его глаза были широко раскрыты. Наверняка он беззвучно кричал.
Командир приказал обоим моторам дать передний средний ход.
«Оба средний вперед», — подтвердил голос.
Сардоническое ворчание от Командира: «Они напрасно тратят свои хлопушки…»
Мел в руке Крихбаума застыл посреди воздуха. Нерешительность, но не паралич. Он просто не знал, сколько меток поставить в счет последней контратаки. Его учет был в опасности — одна ошибка и вся сумма будет нарушена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Наконец он мигнул, как бы стряхивая дурной сон и сделал пять решительных меток, четыре вертикальных и одну поперек.
Следующие взрывы слились в один и были резкими, но с непродолжительными раскатами, так что Стармеху пришлось быстро остановить откачку за борт. Крихбаум нарисовал новый пучок палочек. На последнем штрихе мел выскользнул у него из рук.
Еще один сильнейший крен. Металл визжал и скрежетал.
Если сейчас из обшивки вылетит заклепка, она пронзит мой череп как пуля. Давление на этой глубине было столь велико, что тонкая струя воды могла перерезать человека пополам.
Мерзкий запах страха… Мы у них в лапах. Теперь была наша очередь сделать ход.
«Ноль-шесть-ноль, шум усиливается». Пауза. «Еще звук винтов на пеленге два-ноль-ноль».
Три или четыре глубинных бомбы разорвались внутри моей головы. Мерзавцы пытались оторвать крышки наших люков…
Приглушенные стоны и истеричное всхлипывание.
Подводная лодка взбрыкивала, как аэроплан при турбулентности.
Два человека пошатнулись и упали. Я увидел, как открылся и закрылся рот. Два лица, застывших в ужасе.
Ослабевающий рев, затем тишина. Только настойчивое гудение электродвигателей, всплески падающих капель конденсата, дыхание людей.
«Носовые горизонтальные рули вверх десять», — прошептал Стармех.
Я вздрогнул, услышав гудение мотора горизонтальных рулей. Неужели все на подводной лодке издавало такой шум?
Собирался ли Командир менять курс, запутывать след или прорываться прямо вперед?
Почему ничего не слышно от гидроакустика?
Если Германну нечего было докладывать — это могло означать только одно: на поверхности не было никаких работающих механизмов. Навряд ли противник отступил столь быстро, что он ничего не заметил, так что скорее всего они застопорили машины и прослушивали море. Это будет уже не в первый раз, хотя тишина никогда не была столь продолжительной.
Командир упрямо выдерживал курс и скорость.
Прошло пять минут. Затем Германн широко открыл глаза и качнул штурвал гидролокатора туда-сюда. Они приближались для очередной атаки. Я сфокусировал всю свою энергию на том, чтобы усидеть на месте. Резкое двойное сотрясение.
«Мы дали течь!» — закричал кто-то с кормы.
Командир, пользуясь преимуществом гула после взрыва, сердито закричал на невидимого владельца голоса: «Конкретнее, черт тебя подери!»
Дали течь… Нелепый морской жаргон! Это звучало как что-то полезное[34]. «Давать» ассоциировалось с чем-то положительным, щедрым, и при всем этом «давать течь» было наиболее отрицательным событием, с которым мы только могли столкнуться.
Следующий взрыв казалось ударил меня ниже пояса. Он сбил мое дыхание, иначе бы я завопил. Я стиснул зубы до боли. Кто-то вопил пронзительным фальцетом. Луч света фонаря помелькал в темноте в поисках автора вопля. Я услыхал новый звук: лязг зубов, затем сопение и сморкание. Похоже, плакал уже не один человек.
Чье-то тело врезалось в меня, почти опрокинув назад. Я почувствовал, как кто-то ухватился за мое колено. Он сжимался в комок на палубе.
До сих пор все еще не было аварийного освещения над штурманским столом. Темнота была как саван, под которым втайне могла разрастаться паника.
Мучительные всхлипывания. Они доносились от фигуры, прижавшейся к пульту погружения. Я мог догадаться, кто это был. Айзенберг так врезал ему по ребрам, что он громко завопил.
Командир резко повернулся кругом, как будто его укусил кто-то. «Ты», — прошипел он в направлении пульта погружения, «доложиться мне, когда закончите».
Кто — Айзенберг или его жертва?
Когда снова загорелся свет, я увидел беззвучно плачущего Викария.
Командир увеличил скорость.
«Средний вперед оба, Командир», — отрепетовал рулевой.
Шумы гребных винтов были слышны как никогда — воющий, жужжащий звук с легкими ритмичными ударами. Максимальные обороты…
